Белая таежка

Мне показалось, что эвенк не меньше меня обеспокоен ночным концертом, только старается виду не подавать. Молчал я, молчал, и вдруг вылетело у меня как-то совсем нечаянно:

– Дядя Иван, а кто это кричал?

Ванюшка пихнул меня в спину, но было уже поздно, слово не воробей. Борони Бог поглядел на меня, широко зевнул и стал укладываться.

– Ложись спать, паря. Поздно говорку держать.

– Я же тебе говорил: сохатый!
– недовольно пробурчал Ванюшка.

"Попробуй, мол, еще пикнуть об этом!"

А добряк эвенк, наверное, подумал: скажи им всю правду, до утра будут гоношиться. Сами не уснут, и мне поспать не дадут.

– Кто шибко худой зверь в тайге?
– спросил неожиданно старик, конкретно ни к кому не обращаясь.

Ванюшка, Кольча и Галка отозвались, как солдаты на перекличке:

– Тигр!

– Медведь!

– Рысь!

Эвенк ко мне повернулся. "Росомаха", - хотел сказать я, но у меня вылетело помимо моей воли:

– Пучеглазый Профессор!

Галка прыснула, Ванюшка с Кольчей тоже засмеялись. Старик вроде бы даже нахмурился, ему явно не понравилась моя шутка. Он отрицательно замотал головой.

– Шибко худой зверь в тайге - страх!
– отчеканил он веско. Пужливому в тайгу бегать - борони бог!

50

Никто нас больше не беспокоил в эту ночь. Галка слово свое сдержала: о том, что я сказал ей про лосей и изюбров, трубящих только осенью, она помалкивала. За свою выдержку Галка была вознаграждена уже утром. Непоседа Колокольчик вскочил спозаранку и, пока дядя Иван собирал и поил оленей, набрал брезентовое ведерко боровиков. Грибочки все - один к одному молоденькие, ядреные, а шляпки у них подрумяненные слегка, как сдобные булочки в печи.

– Вот это дело!
– радостно всплеснула руками Галка.
– Это получше кузнечиков да ящериц! Мальчики, я вам сегодня королевский завтрак сварганю!

И выдала что-то соответствующее случаю из когда-то сыгранного спектакля. Мне некогда было смотреть, дров ни полена у костра не оказалось, а я заступал на дежурство по кухне. По очереди мы несем эти обязанности.

Когда я возвращался к табору, обхватив руками вязанку смолья, то еще издали услышал дружный хохот. Закатывались Ванюшка с Кольчей, и Борони Бог тоже смеялся от души. Галка их чем-то позабавила.

В общем, настроение у всех поутрянке было самое распрекрасное.

– Мишаня, ко двору пришлась девчонка!
– шепнул мне Ванюшка, лукаво подмигнув Галке: "Вижу, вижу, мол, ваши шашни!"

Я даже покраснел. Чувствую, как щеки вспыхнули огнем. А Галке хоть бы хны. Я нисколько не удивлюсь, если она сама объявит всем о наших изменившихся отношениях.

– Я от нее сам добра не ждал!
– сказал мне потихоньку Ванюшка.
– Как мы про нее в школе говорили? "С Галкой водиться что в крапиву садиться!" Это же еще с первого класса пошло.

Завтрак у Галки получился и в самом деле королевский. Галка нарезала грибы пластинками, дала им прокипеть в котле, бросила черемши побольше и вывалила в это варево литровую банку говяжьей тушенки, оказавшуюся у запасливого эвенка. Из котла повалил такой густой грибной и мясной дух, что у меня слюнки потекли. Сварите так когда-нибудь обед в лесу. Заверяю вас: ничего подобного вы не едали. От чашки за уши никого не оттащишь.

Но на этом наш завтрак еще не кончился.

– Амикан!
– развязал дядя Иван мешочек и лукаво поглядел на Кольчу.

Я думал, что он разыгрывает Колокольчика, но в мешочке и в самом деле была жареная медвежатина. Я тоже ее попробовал и понял, что приготовлена она человеком, знающим толк в этом деле. Сколько раз дедушка Петрован при мне варил медвежатину, научившись обрабатывать ее у эвенков. Отварят сперва мясо, на солнышке повялят, а потом уже начинают на сковородке жарить и обязательно со свиным салом. Весь дурной запах от медвежатины постепенно отходит - от одной операции к другой. Жареное мясо должно часа четыре в травке и в черемше еще потомиться. Травка берется, разумеется, особая: тысячелистник, пижма, различные сорта полынка. Все вместе они придают медвежатине свою неповторимую "горчинку" - букет.

Кольча с величайшим удовольствием взялся за амикана. Я тоже, хотя и наелся уже плотненько.

Но, какая бы вкусная еда ни была, Колокольчик молчком никогда не поест. Давай вспоминать, что ели цари и короли в прочитанных им книгах. Петр Первый, говорит, угощал свою невесту огурцами, варенными в меду, а польский король Август, у которого, по общему признанию, был утонченный вкус, обожал жареные пиявки с гусиной кровью. Для того чтобы они напились этой крови, связывали гусей, выдергивали у них перья на животе и лепили на кожу пиявок.

– Пиявки-то противнее кузнечиков!
– закончил победно Колокольчик. Те же черви...

Он вдруг дернулся и прихлопнул у себя на руке зеленого жучка-летуна, отливающего сталью. Эвенку это не поглянулось, набутусился:

– Дурной ли, что ли?
– начал строго выговаривать Кольче.
– Он тебя в свой дом звал? Ты сам к нему ходи! Сел, гостем будь, не озоруй. Ишь ты какой, паря!..

– Царь природы!
– ввернул я.

Старик прекрасно меня понял.

– Умным царем надо быть, добрым и честным. Ты же не хунта, Кольча?

Мы засмеялись, а Кольче стало совестно, смутился.

51

Чем дальше уходим мы от дома, тем ближе делаются мне Ванюшка, Кольча и Галка. (Наверное, и я им тоже.) Иногда мне уже начинает казаться, что путешествуем мы вот так целую вечность. Во всяком случае, не первый год.

Поднимаемся по распадку на гряду гольцов. Ночной гость нет-нет да и вспомнится мне, но сегодня все такие веселые и день тоже отменно хорош, я молчу, ни с кем не завожу об этом разговор.

– Мальчики, никаких смешных историй!
– объявила строго нам Галка перед выходом.
– Мне нельзя смеяться.

И дотронулась осторожно мизинцем до верхней губы, разрезанной посередке трещинкой. Обветрела. Всю косметику утащил бородатый.

– Меньше целоваться надо на солнце!
– хрюкнул Кольча.

С Галки как с гуся вода:

– А вечером мне некогда! Тебя же, дурака, кормить надо.

Не знаю, кому как, а мне такие девчонки нравятся. Пойдем на рыбалку с ночевьем? Пойдем! Махнем на моторке в дальний кедровник за шишками? Махнем!.. И попробуй ее только тронь. Никому спуску не даст.

– Что по карте за этими гольцами?
– спрашивает у меня Галка.