Белла чао (1943)

Двое членов Верховного штаба выдохнули.

— Я принял решение переместить миссию к вам.

— А как на это посмотрят ваши начальники в Лондоне и Каире?

Хадсон поправил пояс, покопался в кармане своих сербских шаровар, вытащил сигареты и зажигалку, предложил присутствующим и закурил сам.

— У меня сложилось впечатление, что генерал Михайлович недоговаривает и что он в курсе произошедшего с Теренсом. Я сообщил о своих подозрениях по команде, получил указание действовать по обстановке, и вот я здесь.

Вот этот самый Билл Хадсон и выкатил мне нежданную награду. Попросил всех встать и задвинул:

— Указом Его Величества Георга VI, за храбрость на поле боя Влад Мараш награждается Военной медалью.

Я ожидал, что за Белград и Гойло ко мне приколют висюльку с профилем означенного Георга, но нет, ее доставят при случае.

— Награжденные Военной медалью, — более пафосно, чем нужно, сообщил Хадсон, — имеют право добавлять после имени «ММ».

Вот счастье-то, нет бы деньгами.

Но с деньгами дело пришлось иметь позже.

А пока мы условно обмыли условную награду — даже в стакан положить нечего. Британцы, которых поселили у нас под боком, тоже поучаствовали, подивились странному обычаю, но ракию внутрь принимали без отвращения.

— Слушай, — пнул я Леку после всех этих хлопот, — а нахрен вы англичан к нам подсунули?

— Для пригляду, ты ведь язык знаешь.

— Так я же в больнице кантуюсь, а ребята, боюсь, в английском ни бум-бум.

— Ну выйдешь же.

— А если Тито и Хадсона заподозрит, как Аттертона? Кому потом отдуваться, мне?

— Понимаешь, Атертон нам как снег на голову свалился…

— Ага, здрасьте, я Саша с Уралмаша… Не-не, присказка русская, продолжай.

— А с Хадсоном Тито уже общался, и не раз, еще в Ужице. И Милован, кстати, тоже, он его прямо в Черногории после высадки встретил.

— Ну хоть так.

— Ты, кстати, готовься, — напряг меня Лека, — тебе с Хадсоном предстоит маршрут к Херцег-Нови. Он лично просил Тито выделить тебя в сопровождение.

Нет, не потому, что мои ребята и я сам круты, как хотелось бы думать. По ходу дела выяснилось, что английская миссия ждет пополнения и важный груз, который после событий с Аттертоном не желают доверять действующим в тамошних краях четникам.

— Ну сбросили бы сюда, на парашютах, территория позволяет, — удивился я такому подходу.

— Англичане утверждают, что в грузе хрупкие радиодетали, и сбрасывать их нельзя.

— Рассовать по карманам парашютистам?

— Верно мыслишь, — скептически улыбнулся Лека. — Я вот тоже считаю, что темнят. Скорее всего, там должны доставить золото или что-нибудь в этом же духе. Аттертон расплачивался со своими людьми соверенами, это мы знаем точно. И вряд ли Дакич покусился на ботинки и бинокль, а вот на золото запросто.

— Тем более, если его много.

— Тем более, — согласился Ранкович. — Иначе Хадсон бы не пошел сам, а послал только канадца.

И тогда все сразу стало на место — и что Аттертон постоянно поправлял пояс, куда наверняка зашил монеты, и что то же самое делает Хадсон, и что груз, который мы должны встретить, можно передать только из рук в руки.

Вот мы и торчали всей группой в пятнадцать человек плюс два союзника на неприветливом берегу — но здесь, между Дубровником и Херцег-Нови, суша уходит в море почти отвесно, большие глубины начинаются сразу за урезом воды и подводная лодка может всплывать практически вплотную.

— Чай или кофе, полковник?

— Я бы предпочел грог, — хмыкнул Хадсон, глянув на свои понтовые часы со светящимися стрелками.

Ну что же, безалкогольный файф-о-клок меня тоже не прельщал и, уступив Марко место наблюдателя, я занялся горелкой.

Еще когда я валялся в больничке, мне на глаза попался уротропин и память услужливо подкинула состав крайне полезного в смысле скрытности сухого спирта — этот самый уротропин и парафин. Попытку стырить лекарство доктор Папо пресек со всей жестокостью, но узнав, для чего оно мне потребовалось, сжалился и направил к своему коллеге по Верховному штабу.

Я еще подивился, что за уротропином посылают к начальнику отдела шифрования, но доктор Павле Савич в прошлом трудился не где-нибудь, а в самом Институте радия у самой Ирен Жолио-Кюри и вообще-то был не математиком, как положено шифровальщику, а физиком и химиком.

С мыслями о том, какие интересные люди приходят в партизанское движение, я разглядывал щуплого, даже мельче, чем Коча Попович, лобастого человека. В глаза в первую очередь бросался крупный, широкий, доминирующий на лице нос, и только потом — внимательный испытующий взгляд ученого.

Взгляд это, едва Савич услышал задачу, затуманился, а сам он отвлеченно забормотал почти про себя:

— Аммиак и формальдегид, аммиак и формальдегид… исходные вещества в наличии, аптечная лаборатория есть… не вижу проблемы.

Занял провизорскую, загнал туда двух бывших студентов университета и они наделали нам приличный запас. С которым немедленно всплыл другой головняк: прослышав про такую крутую штуку, к нам потянулись наши старые сослуживцы из батальона охраны Верховного штаба, всем срочно и позарез потребовался сухой спирт.

Волевым решением я скрыл от общественности основной объем, а остатки разрешил пустить на обмен — в конце концов, чем лучше у нас снаряжение, тем легче выполнять задачи.

Раскладную горелочку по моим невнятным наброскам нам склепали из тонкой жести и сейчас на нее встал котелок, под которым весело заплясали язычки пламени. От ветра нас закрывали серые плащ-палатки, отгородившие нишу под каменным карнизом. Тут и пещеры приличные есть, мы бы вполне поместились, только про них давным-давно знают все местные жители, включая детей. И ладно бы только местные, итальянцы тоже знают — вечером мимо прошлепал патрульный катер с прожектором, так они светили и вглядывались прямо в известные пещеры, а по нам только мазнули краем.

Ветер усиливался, хлопнул край полога и Хадсон прижал его камнем:

— Только бы шторм не натянуло.

Вода в котелке пошла пузырьками, мы раскидали заварку и сахар по кружкам, плеснули кипятку и долили грушевой ракии. Не ром, но в качестве компонента «шумадийского чая» или «грога по-балкански» вполне сойдет, особенно с учетом еще одной холодной ночи.

Едва мы отхлебнули первый глоток, как Марко негромко доложил:

— Перископ.

Как уж он его разглядел среди волн и в наступающих сумерках, бог весть, я ни черта не видел до того момента, как вода забурлила, а из нее медленно поднялась рубка. С нее мигнул ратьер — раз, другой, третий, перерыв, потом снова раз-два-три. Хадсон сунул недопитый грог своему напарнику-канадцу, схватился за фонарь и просигналил ответ.