Белладонна

— Я никогда не спрашивала его об этом. Это меня не касалось, — отвечает Лора. — Когда война закончилась, я поехала навестить его, но чувствовала, что не нужна ему. Я напоминала ему о Беатриче, о том, что он потерял. А когда я забеременела Рупертом, пришлось вернуться домой. У меня родился сын, потом дочь Кассандра. Мы долго переписывались.

— Какова же роль вашей мачехи? — спрашиваю я, возвращаясь к теме злой колдуньи. — Ваш отец повторно женился? Когда?

— Как только позволили приличия, — с горечью отвечает Лора. — Ровно через четыре месяца после маминой смерти. Он сдался — не смог справиться с одиночеством. Он ничего не понимал в детях и был рад, что нашлась женщина, готовая взять на себя заботы обо мне и Спенсере — моем младшем брате. Вместо еще одного ребенка получил новую жену. Но Вайвика была ничуть не похожа на мою маму.

— Выпустила коготки, да?

— Вот именно. Сказала отцу — или она, или мы. Он выбрал ее. В первый же день после свадьбы нас отправили в интернат в Швейцарию. В каникулы мы приезжали домой; если, по мнению Вайвики, мы вели себя плохо, нас запирали в детской, где все было приготовлено для бедной покойной Софи. Там нас оставляли без еды, и некому было о нас позаботиться. — Лора горько рассмеялась. — Мы со Спенсером утешали друг друга тем, что вот вырастем — обязательно убежим. Труднее всего мне было понять, как отец сумел полностью выбросить из головы память о маме. Мне казалось, они были счастливы.

Мы долго молчим. Белладонна покачивается в кресле и смотрит в пустоту.

— Когда мне было пятнадцать, Вайвика попыталась упрятать меня в сумасшедший дом, — вдруг выпаливает Лора, потом зажимает рот ладонью. — Не понимаю, почему рассказываю вам такое. Об этом никто на знает, кроме Леандро.

Видите, о чем я говорю? Люди готовы на все за один одобрительный кивок Белладонны.

— Что произошло? — осторожно спрашиваю я.

Лора откидывается в кресле и закрывает глаза. Выражением лица она удивительно напоминает Белладонну, но только на миг.

— Вайвика заявила, что я неисправима. Если бы они подписали все бумаги, меня, наверное, никогда бы оттуда не выпустили, — говорит она жестким голосом. — Но я подслушала их разговор. Вернулась в школу вся в слезах, меня увидела Беатриче. Я все рассказала ей, и она обратилась прямо к Леандро. У него был друг в Лондоне, судья, Леандро позвонил ему, и меня оформили как сироту под опекой государства до совершеннолетия. Потом, когда началась война, я уехала к Леандро. Видите, как много он для меня значит.

— Гораздо больше, чем родной отец.

— Леандро, наверное, разузнал что-то или об отце, или о Вайвике и этим заставил их уступить. Я так никогда и не выяснила, что же это были за сведения, а он, естественно, не рассказывал мне, — продолжает Лора. — Я думаю, у этого судьи были некие интересы в судовладельческом бизнесе, а может быть, он чувствовал себя в долгу перед Леандро, и поэтому с ним легко было договориться. Лично я понятия не имею, как улаживают дела люди такого уровня. Мне даже трудно представить себе, где и когда они встречаются.

— Кто их знает, — бормочу я и смотрю на Белладонну, но в сумерках не могу прочитать, что написано у нее на лице.

— Но я все-таки с ними поквиталась, — говорит Лора.

Я не удивлен. Я всегда знал, что она — штучка не простая.

— Как это вам удалось? — спрашиваю я.

— Точнее, устроила все Беатриче. У одной из наших одноклассниц отец был журналистом, она поговорила с ним, и он пошел в ту клинику, куда собирались меня упрятать. Он представился отцом трудного ребенка, узнал все, что хотел, а потом написал разоблачительный репортаж о родителях, которые бросают своих детей — не называя имен, разумеется. Эта статья наделала много шума, потому что все в нашем кругу знали, о ком именно идет речь.

— Наверно, после этого Вайвика еще горячее полюбила вас, — замечаю я.

— О, она рвала и метала. Эти воспоминания много лет придавали мне сил. Даже больше, чем благодарный взгляд брата. Тогда-то я и поняла, что слабые и униженные могут отомстить за себя.

— Если бессильные вдруг обнаружат в себе силу, — тихо говорит Белладонна, обращаясь к вечерним звездам, — они нередко понимают, какое удовлетворение может принести месть.

— Да, — подтверждает Лора. — Глубочайшее удовлетворение.

Ах ты, хитрая лисичка!

— Где сейчас ваш брат? — спрашиваю я.

— В Сингапуре. У него своя семья, он счастлив там, и мы редко видимся. Для него лучше держаться подальше от всего этого.

— А Вайвика?

— До сих пор живет в Глостершире с отцом, проматывает его денежки, ненавидит меня. Ей приносит радость только одна мысль — о том, что я несчастлива с Эндрю.

— Как я понимаю, Эндрю — ваш муж, — говорю я. Она кивает. — В таком случае разрешите спросить, почему вы за него вышли?

— Видимо, пережитые несчастья ничему не научили меня. Я вышла замуж за человека, очень похожего на отца. Внешне красивый и обаятельный, но внутри… — Она вздохнула. — Как я была глупа. Через того журналиста я узнала, что мне была оставлена значительная сумма денег.

— Скорее я бы сказал, что вы вышли замуж за человека наподобие Вайвики.

Знакомым жестом она поправляет воображаемую прядь волос.

— В медовый месяц Эндрю сказал, что хочет сводить меня в совершенно особенное место. Я, глупая, конечно, решила, что это будет роскошный закрытый ночной клуб, но он повел меня в самый знаменитый бордель Парижа. Там в гостиной сидели на диванах дюжины полуголых девиц. Они смеялись, болтали, строили глазки мужчинам, подавали им выпивку. Я в жизни не испытывала такого унижения. «Месье Эндрю, — приветствовали они его, — где же вы пропадали?» Я не верила своим глазам. До чего же я была наивна!

— Я слышал об одном завсегдатае борделя, девицы его так любили, что, когда он умер, в знак траура прикрыли свои интимные места черным крепом, — говорю я, стараясь повернуть разговор в более веселое русло. — По-своему отпевали его.

— Томазино, — Лора пытается улыбнуться. — Вы заходите слишком далеко.

Небо приобрело темно-синий оттенок, мы сидим в молчании, довольно приятном. Люди никогда не бывают такими, какими кажутся. Эгоистичной злючки Лоры из Мерано больше нет. И хотя Лора этого еще не понимает, но, рассказав нам в напоенных ароматами сумерках свою историю, отдохнув с нами на веранде, напоминающей о Тоскане, она невольно объединилась с Белладонной, вступила вместе с ней в царство гнева и возмездия.

— И все-таки, — произносит наконец Лора, будто прочитав мои мысли, — с Леандро никто не сравнится.

— Да, — откликаюсь я. — Никто.

* * *

Два дня спустя Белладонна ведет лошадь в конюшню после долгой верховой прогулки и вдруг слышит шум. Звуки совершенно необычные — таких она не слыхала уже очень давно. Странно, думает она, но пока еще не пугается, хотя в ее владение вторгся посторонний. Она привязывает лошадь к коновязи перед конюшней и осторожно заглядывает внутрь. Внутри не видно никого из тех, кому положено быть там — ни Фредерика Фэркина, нашего конюха, всегда такого надежного, ни его сына Клайва. Они так любят лошадей, что не допустят, чтобы с ними что-нибудь случилось. Она быстро приподнимает герань в горшке возле главного входа, вытаскивает неплотно лежащий кирпич и достает оттуда прелестный короткоствольный двухзарядный «дерринджер» с перламутровой рукояткой, завернутый в тряпицу. Заряжает оружие и снимает с предохранителя. Как я уже говорил, осторожность никогда не помешает.