Белое дело в России: 1917-1919 гг.

Среди учредителей Лиги были будущие деятели Белого движения: полковник Лебедев (он состоял и в Союзе офицеров), капитан 1 ранга Б. А. Вилькицкий. Лига издавала газету «На страже», закрытую, как и сама Лига, после выступления генерала Корнилова (12).

В описываемый период формировались заново и продолжали свою начавшуюся еще до февраля 1917 г. работу Союз георгиевских кавалеров (председатель – капитан Скаржинский), Союз увечных воинов, Союз бежавших из плена (председатель – полковник Крылов). Преимуществами подобных структур было то, что они, имея легальный статус юридических лиц, обладая хорошей военной организацией и дисциплиной, имели разветвленную сеть в тылу, чего не хватало Союзу офицеров и Военной лиге. Союз георгиевских кавалеров располагал организованной «дружиной», участвовавшей в разоружении частей Петроградского гарнизона, выступивших против Временного правительства 3–5 июля 1917 г.

Налаживалось взаимодействие и между различными организациями и союзами. 31 июля и 7 августа 1917 г. состоялись совместные заседания Союза и Лиги, на которых было принято решение о создании т. н. Союза народной обороны, в который, помимо двух вышеназванных организаций, могли бы войти также Союз георгиевских кавалеров, союз «Честь Родины», Союз добровольцев народной обороны, Союз «Армия чести», добровольческая дивизия, батальон свободы, Общество 1914 года. Сопоставляя различные источники, можно отметить также слаженную работу Республиканского Центра и Союза офицеров, действовавшего не только через Ставку, но и через военный отдел Республиканского центра во главе с вице-адмиралом А. В. Колчаком (до его отъезда в САСШ в июле 1917 г.) и полковником Л.П. Десиметьером. По сведениям полковника Новосильцева, с Колчаком в июле нелегально встречался Милюков. О своей конспиративной работе с будущим Верховным Правителем писал В. В. Шульгин. Считалось, что командировка Колчака в Америку вызвана подозрениями Керенского в отношении нелегальной деятельности популярного флотоводца. Благодаря персональному представительству осуществлялась координация планов военных союзов: полковники Сидорин (Союз офицеров) и Винберг (Союз воинского долга) входили в состав военного отдела Центра. Существовали контакты Центра с Союзом Георгиевских кавалеров, Союзом бежавших из плена (его члены – нижние чины – пользовались своим «статусом», получая информацию из солдатской секции Московского совета). В случае объявления Петрограда на военном положении (по плану Ставки) и при вооруженном выступлении большевиков, опиравшихся на Петроградский Совет, члены военных организаций должны были захватить Смольный, арестовать противников Корнилова и поставить Временное правительство перед необходимостью «смены курса» (13).

В отличие от взаимодействовавших между собой военных организаций, у военных и «гражданских» деятелей уже в данный период проявились расхождения в оценке перспектив «контрреволюции». П. Н. Милюков от лица кадетской партии категорически отказывался предоставлять политическую поддержку Главковерху в том случае, «если его выступление будет иметь насильственный и кровавый характер». Лидер кадетов отказался и от контактов с Республиканским Центром. В то же время члены ЦК партии Ф.А. Родичев и князь П. Д. Долгоруков не исключали необходимости расширения контактов с военными (14).

Финансирование Союза офицеров осуществлялось Обществом экономического возрождения России. Был открыт счет в Русско-Азиатском банке, на который перечислялись пожертвования Общества. Предоставление денег членам Союза офицеров – полковникам Сидорину, Десиметьеру и Пронину – проходило в форме выдачи чеков на получение наличных как под личную ответственность Путилова, так и по согласованию с членами Правления Гучковым и Белоцветовым (15).

10 августа 1917 г., накануне Московского Государственного Совещания, по инициативе М.В. Родзянко состоялась частная встреча членов Комитета Государственной Думы и представителей Союза офицеров (П. Н. Милюкова, В. А. Маклакова, И. Шингарева, С. И. Шидловского, Н.В. Савича, Л.Н. Новосильцева) на квартире у московского городского комиссара, члена ЦК кадетской партии Н.М. Кишкина. Показательно, что эта встреча стала первой крупной политической акцией после начала работы Совета Московских общественных деятелей. На этой встрече полковники Новосильцев и Пронин выступили с докладами по «программе Корнилова» и заявляли о необходимости «общественной поддержки» генерала. По воспоминаниям Савича, эти доклады производили впечатление «неожиданно наивных и по-детски необдуманных… Нам стало ясно, что все, решительно все в этой авантюре не продумано и не подготовлено, есть только болтовня и добрые намерения». Милюков и князь Г. Н. Трубецкой выступали от кадетской партии, говоря о важности и в то же время о невозможности военной диктатуры без массовой поддержки. После этих выступлений можно было бы поверить, что кадеты поддерживают Корнилова. Об ошибочности подобной уверенности говорил Новосильцеву Маклаков: «Я боюсь, что мы провоцируем Корнилова». В то же время отсутствие официальной поддержки не обошлось без неофициальных встреч. По прибытии Корнилова на Александровский вокзал с приветственной речью выступил Родичев. С Главковерхом встречались Юренев и Милюков.

О поддержке Корнилова заявили и другие военные объединения. 13 августа Корнилову было вручено обращение, подписанное 10 организациями (Военная лига, Союз Георгиевских кавалеров, Союз воинского долга, Союз «Честь Родины», Союз добровольцев народной обороны, Добровольческая дивизия, Батальон свободы, Союз спасения Родины, Общество 1914 года, Республиканский Центр). Считалось, что все они входили в военную секцию Республиканского Центра (16).

Таким образом, по оценке Деникина, летом 1917 г. множество официальных и неофициальных контактов, встреч с политиками и военными «создавало иллюзию широкого, если не народного, то общественного движения, увлекавшего Корнилова роковым образом в центр его». В результате «… суровый и честный воин, увлекаемый глубоким патриотизмом, не искушенный в политике и плохо разбиравшийся в людях, с отчаянием в душе и с горячим желанием жертвенного подвига, загипнотизированный и правдой, и лестью, и всеобщим томительным, нервным ожиданием чьего-то пришествия, – искренне уверовал в провиденциальность своего назначения. С этой верой жил и боролся, с нею же и умер на высоком берегу Кубани» (17).

На прошедшем 12–15 августа Московском Государственном Совещании во многих докладах говорилось о военном, политическом и экономическом кризисе после июльского выступления большевиков в Петрограде и провала июньского наступления на фронте.

Накануне Московский Совет общественных деятелей принял резолюцию, в которой отмечалось: «Драгоценные завоевания русской революции, давшие России свободу, равенство и надежды на широкие социальные реформы, подвергаются самой серьезной опасности. Глубокое расстройство охватило все части народного организма и грозит гибелью родине… во всей стране нет власти, ибо органы ее на местах исчезли в первые дни революции, а заменившие их временные самочинные организации (прямое указание на структуры Советов, которые в политическом «лексиконе» контрреволюции обозначались этим термином. – В.Ц.), на долю которых выпало сохранение порядка, не обеспечивают населению самых основных условий охраны личной и имущественной безопасности. В стране нет суда и закона, ибо то и другое заменено усмотрением тех же организаций… Правительство, сознающее свой долг перед страной, должно признать, что оно вело страну по ложному пути, который должен быть немедленно покинут во имя спасения родины и свободы… Только такое Правительство, которое не признает этих всенародных задач партийными, может остановить страну на краю гибели и твердою рукою вывести ее на путь спасения. Таким беспартийным Правительством может быть лишь то, которое решительно порвет со всеми следами зависимости от каких бы то ни было комитетов, советов и других подобных организаций».

Об укреплении «порядка и дисциплины» в армии, уважении к офицерству и «вреде комитетов» говорил генерал Алексеев. Об ответственной, независимой от влияния Советов и политических партий деятельности правительства говорил Маклаков. Перефразируя Керенского, говорившего, что «нет родины без свободы», он призывал «ставить Родину выше свободы». Гучков вспоминал об апрельском кризисе и нерешительности правительства в борьбе с «анархией»: «наша теперешняя власть больна тем, что ее нет», «так называемая революционная демократия исключила из своего состава многие и многие элементы нашей, в сущности, демократической страны». Заметный резонанс вызвало выступление донского атамана генерала Каледина. От имени всех казачьих войск он призвал к полному устранению политики из армии, объединению фронта и тыла на основе военных порядков, восстановлению власти командиров, ликвидации армейских советов и комитетов (18).

Таким образом, накануне выступления генерала Корнилова наметилось формирование военно-политической организации, действующей, однако, в рамках легальности. В процессе государственного устройства не исключалась возможность использования аппарата Временного правительства после его «очередной» реорганизации. Технически это было несложно, так как к августу Временное правительство сменило уже третий состав. В политическом плане это означало отказ от «углубления революции» и, по сути, полный разрыв с советами рабочих и солдатских депутатов.

Сам Корнилов изначально не стремился к единоличной власти, допуская вариант Директории, построенной на основе разделения военной и гражданской ветвей власти. Летом 1917 г. цель будущего вероятного диктатора заключалась в достижении социально-политического компромисса с Временным правительством. Позднее эта «средняя линия» станет доминантой в политической программе Белого движения, что отразится и в лозунге «непредрешения». Но если в условиях гражданской войны эта линия была оправданна из-за отсутствия общероссийской легитимной власти, то в 1917 г. «средняя линия» вела к расколу между правительством и армией.

Сущность «корниловской программы» периода июля – августа сводилась к трем основным положениям, связанным исключительно с условиями ведения войны: применение смертной казни в тыловых частях, милитаризация транспорта и заводов, выполняющих военные заказы, четкое определение полномочий комитетов и комиссаров и сужение их прав при расширении дисциплинарной власти офицерства. Корнилов не был безоговорочным сторонником военной диктатуры, но в условиях войны и распада армии он считал необходимым сосредоточить у себя как Верховного Главнокомандующего максимально возможный объем полномочий. Еще при вступлении в должность Главковерха Корнилов заявил, что он несет «ответственность перед собственной совестью и всем народом», утверждая этим свою независимость от «безответственных политических течений».

В наиболее развернутой форме первая «программа» была изложена в докладной записке от 10 августа, для обсуждения которой Корнилов специально приезжал в Петроград на заседание правительства. В ней весьма умеренно проводилось обоснование необходимости укрепления военной дисциплины с правом обжалования солдатами «несправедливых» взысканий в суде, восстановления авторитета офицеров, контроля над комитетами и комиссарами, созидательное начало в их работе отделялось от негативных, разрушающих факторов. «… В настоящее время без комиссаров обойтись в армии нельзя», «не может быть и речи об уничтожении комитетов». Но комиссарами должны быть «честные и желающие работать демократы», они «должны являться полномочными представителями Временного правительства, а не каких-либо общественных, политических и профессиональных организаций». А комитеты «смогут при правильном направлении их деятельности послужить могучим средством для внедрения в воинские массы дисциплины и гражданского сознания». Следовало только законодательно определить и утвердить их полномочия. Важными для фронта признавались вопросы санитарного обеспечения, продовольственного снабжения и даже культурно-просветительные мероприятия в виде открытия «школ грамотности», «запрещения карточной игры и распития спиртных напитков». Заключительная часть записки посвящалась милитаризации промышленности и транспорта. Лейтмотивом записки Корнилова было утверждение важности властных, оперативных решений: «указанные мероприятия должны быть проведены в жизнь немедленно с железной решимостью и последовательностью» (19).