Белое дело в России: 1917-1919 гг.

26. Росс Н. Г. Ударные части в русской армии (весна и лето 1917 г.) // Грани, № 146, 1987, с. 213–215; Алексеева-Борель В.М. Дневники, записи, письма генерала Алексеева и воспоминания об отце // Грани, № 125, 1982, с. 171–173.

27. Алексеева-Борель В. М. Указ, соч., с. 174; Манакин В. Ударные батальоны 1917 года (наброски и воспоминания) // Донская волна, № 20, 28 октября 1919 г., с. 12–13.

28. День. Петроград, № 153, 2 сентября 1917 г.; Дело народа. Петроград, № 177, 11 октября 1917 г.

29. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 449. Лл. 1–3; Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе республики Советов. 1917–1920 гг. М., 1988, с. 32.

30. Врангель П.Н. Записки, ч. 1. // В кн.: Белое дело. Летопись белой борьбы, т. V. Берлин, 1926, с. 33–34, 48.

31. Голеевский М. Материалы по истории гвардейской пехоты и артиллерии в гражданскую войну. Ловеч, 1922, с. 9—10; Лукин А. «ОН – РВ – ОК» (тайные морские организации) // Последние новости, № 5813, 22 февраля 1937 г.

32. Деникин А. И. Очерки Русской Смуты, т. 2, с. 14, ч. 1, с. 199.

33. Головин Н.Н. Указ, соч., ч. 1, кн. 2, с. 135–136.

34. Государственное Совещание. Указ, соч., с. 75, 164; Речь. Петроград, 24 сентября 1917 г.; День. Петроград, 3 октября 1917 г.; Дело народа. Петроград, № 173, 6 октября 1917 г.; Набоков В.Д. Указ, соч., с. 115–116; 143; Малиновский И. Три генерала на Московском Государственном Совещании //Донская волна, № 12, 26 августа 1918 г., с. 5–7; Новосильцев. За кулисами Государственного Совещания // Донская волна, № 13, 2 сентября 1918 г., с. 4.

35. Учредительное Собрание. Россия. 1918. М., 1991, с. 158–160.

Глава 4

Возникновение первых «центров сопротивления» советской власти накануне и после октября 1917 г.

После «низложения» Временного правительства и провозглашения на II Всероссийском съезде Советов новой (советской) формы правления 25–26 октября 1917 г. вопрос о власти ставился уже по-иному. С начала ноября 1917 г. участники зарождающегося Белого движения были вынуждены перейти к новым способам действий. Продолжался, прежде всего, поиск легальных методов борьбы с «большевиками-узурпаторами». Здесь использовались сохранившиеся структуры легальной власти, в частности Ставка Главковерха и Правительствующий Сенат. В начале ноября о необходимости дать правовую оценку действиям большевиков заявил товарищ министра юстиции Демьянов. С точки зрения правовой интерпретации принципиальных оценок со стороны Сената не последовало. Уголовный департамент, например, был против вынесения каких-либо оценок новой власти. Однако на состоявшихся совещаниях департаментов Правительствующего Сената от 6 и 23 ноября 1917 г., созванных по инициативе первоприсутствующего 1-го департамента П.Б. Врасского (он же председательствовал во время заседания Сената 5 марта 1917 г., утверждавшего акты Николая II и Михаила Александровича Романова), а также сенаторов 1-го департамента С. М. Зарудного, Н. С. Таганцева и обер-прокурора 1-го департамента М. П. Старицкого, Петроградский военно-революционный комитет и Совет народных комиссаров были квалифицированы как «самочинные организации, возникновение и способы действий которых заслуживают сурового осуждения». Общее собрание Сената, проведенное под председательством старейшего сенатора, первоприсутствующего 2-го департамента В. И. Тимофеевского, единогласно утвердило: «Преступные действия лиц, именующих себя народными комиссарами, свидетельствуют, что они не останавливаются перед применением насилия над учреждениями и лицами, стоящими на страже русской государственности…» «Не признавая законной силы за распоряжениями какой бы то ни было самочинной организации», Сенат готовился «неуклонно исполнять, впредь до Учредительного Собрания и образования власти в стране, возложенные законные обязанности, доколе к тому представляется какая-либо возможность, о чем дать знать всем подчиненным местам и лицам указами». Аналогичные призывы-требования выдвигались сенаторами по отношению ко всем органам судебной вертикали снизу доверху. И хотя, по воспоминаниям профессора М.П. Чубинского, «наборщики сенатской типографии отказались набирать» определение Сената, в его «летописях вписаны: открытое признание большевистской власти узурпаторской и преступной и призывы к неподчинению этой власти и исполнению своего служебного долга каждым, доколе это исполнение окажется возможным» (1).

Аппарат Ставки Верховного Главнокомандующего вполне мог стать центром средоточия антибольшевистских частей – прежде всего т. н. «национальных» (Польского корпуса полковника И.Р. Довбр-Мусницкого, Чехословацкого корпуса), ударных подразделений Западного и Юго-Западного фронтов под командованием подполковника В. К. Манакина, собранных в Могилеве в начале ноября, и целого ряда отдельных воинских подразделений, разбросанных по линии фронта и в ближайшем тылу (1-я и 3-я Финляндские стрелковые дивизии, отдельные казачьи части и др.).

Формально генерал Духонин не намеревался «заниматься политикой», однако положение, сложившееся в стране после 25 октября, так или иначе обязывало «участвовать» в политике. Ставку (как и Москву) намеревались сделать в качестве новой столицы, где под защитой «верных правительству войск» можно было бы составить новое правительство (в случае необходимости перевести Ставку в Киев). По воспоминаниям комиссара Ставки В. Б. Станкевича, «большие прения вызывал вопрос о попытке образовать в Ставке правительство. Большинство общеармейского комитета, ряд членов делегации и я настаивали на принятии такого решения, так как оно создало бы действительный центр борьбы за власть. Об этой идее говорилось не только абстрактно, но назывались конкретные имена. Комитет единодушно настаивал на кандидатуре Чернова в качестве главы Правительства». По свидетельствам полковника Манакина, «в Ставке, ко времени моего приезда, был еще генерал Врангель… он к этому времени… с благословения Дитерихса, Вырубова (помощника начальника штаба по гражданской части. – В.Ц.) и Духонина, работал над проектом организации Русской Народной армии, во главе которой должен был стать Вырубов и которую предполагалось создать из ударных частей». Параллельно с этой армией, состоявшей из «сознательных защитников», предполагалось создать подразделения в тылу (по аналогии с ополченскими дружинами и «волонтерами тыла»), которые могли отправляться на фронт лишь в случае необходимости. Показательно, что все эти проекты исходили из необходимости сохранения «воинских комитетов», содействие которых признавалось важным для «правильного проведения в массу сознательного понятия о гражданской свободе» и вообще для «мероприятий, направленных к поднятию боеспособности армии».

Действия против «мятежных» большевиков должны были координироваться в четырехугольнике Могилев (Ставка), Псков (штаб Северного фронта), Луга, Гатчина (дислокация 3-го конного корпуса генерал-майора П.Н. Краснова, местропребывание Главковерха Керенского) и Петроград (Комитет спасения Родины и революции). 27 октября за подписью генерала Духонина была разослана телеграмма, требовавшая «немедленного прекращения насильственных большевистских действий, отказа от вооруженного захвата власти, безусловного подчинения действующему в полном согласии с полномочными органами демократии Временному правительству, единственно могущему довести страну до Учредительного Собрания – Хозяина Земли Русской». Фраза «действующая армия силой поддержит это требование» означала фактически санкцию на начало вооруженного сопротивления. Примечательно, что Ставка действовала в полном контакте с представителями большинства фронтовых и армейских исполнительных комитетов, также заявивших о непризнании «захвата власти большевиками».

С 28 октября непосредственное руководство отправкой войск осуществлял генерал-квартирмейстер Ставки генерал-лейтенант М. К. Дитерихс. В телеграфном распоряжении № 7975 командирам корпусов Северного и Западного фронтов он предписывал, в частности, «командировать в Царское Село и Витебск исключительно лишь вполне надежные части с представителями полковых, дивизионных и корпусных комитетов», «установить связь с местом нахождения Главковерха и доложить ему об отданных распоряжениях». Все телеграфные сообщения проходили под его непосредственным контролем. Основные трудности возникли тогда, когда по пути следования эшелонов с верными Временному правительству войсками начинались выступления местных гарнизонов и отрядов красной гвардии (Орша, Витебск, Смоленск, Вязьма, Киев, Минск), вследствие чего «военная помощь» не смогла дойти своевременно до Москвы и Петрограда. Правительственные войска волей-неволей втягивались в локальные «военные действия», и общий план Ставки по блокированию большевистских центров оказался сорванным. Координацией отправки войск занимался также его родственник генерал-майор В. Л. Барановский (генерал-квартирмейстер штаба Северного фронта). Его телеграммы и распоряжения были достаточно самоуверенны («большевизм распадается, изолирован, и как организованной силы его нет уже и в Петрограде», «меня не покидает уверенность, что вся большевистская затея рухнет в ближайшее время, и я лишь скорблю о том, что А.Ф. (Керенский. – В.Ц.) слишком добр и не сумеет надлежаще расправиться с этой преступной бандой шпионов и предателей»). Но в конечном итоге и шурин Керенского был вынужден признать невозможность отправки значительных военных подкреплений к Гатчине и Царскому Селу, на поддержку корпуса генерала Краснова.

Необходимость сохранения Ставки как легального аппарата для организации антибольшевистского сопротивления отмечали и участники открывшегося в Могилеве 26 октября т. н. Чрезвычайного Совещания общественных и политических организаций, созванного под председательством и. д. губернского комиссара Временного правительства эсера Г. И. Певзнера. Его состав отражал специфику социального, профессионального, национального состава Могилева и губернии. В состав Совещания и созданного на нем Комитета общественной безопасности (во главе с Певзнером) вошли представители городского самоуправления и губернского земства, кооперативных объединений Могилева и губернии, губернской продуправы, Союза почтово-телеграфных служащих, кадетов, эсеров, энесов, Бунда, еврейских народной и рабочей-социалистической партий, польского Сейма и Белорусского комитета, а также от губернского Совета крестьянских депутатов. Несмотря на намерения создать Комитет на «паритетных началах» из цензовых и из социалистических элементов.

После того как Керенский не смог выполнять полномочия Главковерха (в условиях отказа казаков корпуса генерала Краснова продолжать движение на Петроград) и его бегства из Гатчины обязанности Верховного Главнокомандующего принял на себя генерал-лейтенант Н. Н. Духонин. Об этом им было официально объявлено в приказе от 1 ноября 1917 г. Отмечая, что между войсками генерала Краснова и петроградским гарнизоном заключено перемирие, «дабы остановить кровопролитие гражданской войны», Духонин вместе с тем констатировал, что Керенский как Главковерх «оставил отряд, и место его пребывания в настоящее время не установлено». Закономерно опираясь на статьи Положения о полевом управлении войск, Духонин заявлял о своем вступлении в должность. Начальником штаба Духонина стал Дитерихс. В приказе отмечалось, что Ставка становится, по существу, структурой «оперативно-технической», а не политической и переводит свою работу в сугубо фронтовую сферу, так как «в настоящее время между различными партиями происходят переговоры для сформирования Временного правительства».

Отказавшись вести переговоры о сепаратном мире по требованию Совнаркома, Духонин не исключал возможности оказания вооруженного сопротивления отправленным из Петрограда воинским эшелонам под командованием прапорщика Крыленко. 12 ноября начальнику 1-й Финляндской стрелковой дивизии предписывалось «вооруженной силой воспрепятствовать вооруженному конвою прапорщика Крыленко». Дивизия объявила о своем «нейтралитете», но комитет ее ударного батальона принял самостоятельное постановление. Комитет заявил Штабу Главковерха о «предложении всех сил на борьбу с анархией и захватом власти большевиками» (см. приложение № 4). Ударники, совместно с ЦИК революционных батальонов во главе с матросом С. Рыбасом, заявили о готовности оказать вооруженное сопротивление отрядам Крыленко даже в том случае, если никто их не поддержит. Однако генерал Духонин запретил ударным батальонам начинать «братоубийство», предписав им покинуть Могилев и походным порядком отправиться на Дон. Манакин считал виновным в данном решении не столько самого генерала Духонина, сколько Дитерихса, который «вместо того, чтобы поддержать Духонина морально и заставить его решиться на какой-нибудь твердый поступок, стоял рядом с ним… гипнотизируя Духонина, что выхода нет».