Белое дело в России: 1917-1919 гг.

В принципе, Ставку готов был поддержать даже Могилевский Исполком Совета рабочих и солдатских депутатов, а также Губернский Исполком Совета крестьянских депутатов, заявившие о признании «безусловно ничтожным» приказа прапорщика Крыленко о роспуске Общеармейского комитета «как противоречащего основным принципам демократии».

Но не только с Советами и различными общественными организациями поддерживал контакты Духонин. Как известно, именно благодаря его распоряжению все «Быховские узники», во главе с генералом Корниловым, были освобождены из-под ареста и отправились на Дон. 8 ноября в письме начальнику штаба Ставки генералу Дитерихсу генерал Алексеев, находившийся в это время в Новочеркасске, писал о тех перспективах, которые имело бы Белое движение при опоре на помощь сохранявшейся еще системы управления войсками. Необходимо было перевести на Дон и Кубань «надежные части» и боеприпасы, а также широко оповестить союзные державы об отношении к совершившемуся перевороту. В частности, Алексеев обращал внимание на возможность использования чехословацких воинских частей как основы антибольшевистского сопротивления: «Все чешско-словацкие полки… охотно свяжут свою судьбу с деятелями спасения России. Некоторые связи установлены; в скором времени они получат дальнейшее развитие. Если Вы можете оказать содействие к переводу под тем или другим предлогом, то положите прочное начало к созданию здесь реальной силы… Если бы можно было рассчитывать на перемещение чехословаков, то командирование от них офицеров было бы полезно для изучения условий расположения». Алексеев особенно подчеркивал необходимость сделать Ставку последним оплотом «легальной власти», считал важным использовать аппарат Ставки для формирования добровольческих частей (под видом отделений офицерских союзов, увечных воинов и т. и.). Создавая в это время структуры будущей Добровольческой армии, генерал Алексеев подчеркивал, что «в вопросах организационных нужно соглашение» со Ставкой, «совместная разработка планов» (2).

Однако ни Правительствующий Сенат, распущенный декретом Совнаркома, ни ликвидированная после убийства генерала Духонина Ставка не смогли стать «легальными» антибольшевистскими центрами общероссийского значения. Последними официальными инстанциями в системе управления, действовавшими после октября 1917 г. и «пережившими» годы гражданской войны, оказались российские посольства в иностранных государствах. Именно они пользовались фактическим признанием правительств иностранных государств, вплоть до формального признания последними советской власти в 1920-е гг. Дипломатический корпус не подвергался существенным изменениям после февраля 1917 г., сохраняя консервативные настроения (особенно посольство в Риме). Послом в Париже до сентября 1917 г. оставался А. П. Извольский. Родной брат В.Д. Набокова, К.Д. Набоков, оставался поверенным в делах в Лондоне. Посол в Вашингтоне Ю.А. Бахметев добровольно ушел в отставку, отказавшись признать Временное правительство, в апреле 1917 г. и был заменен своим однофамильцем Б. А. Бахметевым. Не менялся и состав консулов. Показательно, что бывший министр иностранных дел России С. Д. Сазонов занимал позднее аналогичную должность в составе Российского правительства Колчака, бывший товарищ министра иностранных дел А. А. Нератов занял должность управляющего ведомством иностранных дел в Особом Совещании на белом Юге, а министр иностранных дел врангелевского Правительства Юга России П. Б. Струве в 1917 г. возглавлял экономический департамент МИДа. Общее для политической жизни России 1917 года стремление к взаимодействию с общественными организациями отразилось в секретной телеграмме главы МИДа М. И. Терещенко, призывавшей дипломатов к сотрудничеству с различными общественными комитетами русских эмигрантов (в годы гражданской войны эта работа станет одной из основных в деятельности российских посольств и консульств).

Сменив Извольского на посту посла во Франции, В. А. Маклаков уже 27 октября телеграфировал своим коллегам в Лондон, Рим и Вашингтон: «Насильственное свержение Временного правительства, нарушив законную преемственность власти в России, поскольку такая преемственность может существовать в революционное время, выдвинуло вопрос о том, может ли правительство, которое будет создано этим новым переворотом, считаться всенародным, общепризнанным правительством России, подобно правительству, образовавшемуся после отречения Николая II. Я считаю, что таковым никоим образом не могло бы считаться правительство, составленное из большевиков». Тем самым и в позиции дипломатов фактор преемственности имел определяющее значение (хотя позднее Маклаков в переписке с Бахметевым эту правопреемственность оспаривал). Правительство, «вышедшее из бунта», никогда бы не могло, по мнению Маклакова, считаться законным. И хотя 17 ноября большевистским наркоминдел Л.Д. Троцким было подписано распоряжение, лишавшее российских дипломатов соответствующих полномочий, посольский корпус оставался неизменным на протяжении почти всей гражданской войны, не признавая каких-либо актов советской власти как «власти узурпаторов».

В то же время нельзя не отметить, что ведущим был все-таки не столько фактор «узурпации власти», сколько последовавшие за ним отказы от союзнических обязательств перед Антантой и подготовка к сепаратному миру с Германией. По оценке юрисконсульта МИДа Г. Н. Михайловского (будущего сотрудника управления иностранных дел Особого Совещания на белом Юге России), «чиновники дипломатического ведомства выступали против большевиков не потому, что они узурпировали власть (Февральская революция тоже была узурпацией, фактически всеми признанной), а потому, что политика сепаратного мира с Германией нами трактовалась как измена интересам России». Этот же фактор «измены» подчеркивался и в телеграмме Набокова Маклакову 6 ноября, считавшего, что власть большевиков способна лишь ускорить момент, когда «наши союзницы – великие державы Европы и Америки станут смотреть на нас и обращаться с нами, как некогда мы обращались с Персией или Кореей».

Посол в Дании, барон М. фон Мейендорф, телеграммой от 6 ноября предлагал «ввиду анархии в Петрограде и временного отсутствия объединяющего центра для русского представительства… возбудить вопрос о возложении на одного из начальников посольств общего руководства всеми русскими посольствами и миссиями за границей». Позиции Маклакова и Мейендорфа стали основополагающими для определения статуса российских диппредставительств. Было решено продолжать работу «без всяких контактов с Петроградом» в ожидании формирования законного всероссийского правительства. На протяжении всей гражданской войны российские посольства (особенно во Франции, Великобритании и США) пытались выполнять функции центров, координирующих отношения белых правительств с союзниками.

Фактическое создание координирующего центра в Зарубежье было связано с образованием Совещания послов в составе дуайена (старейшины) российского дипкорпуса, посла в Италии М.Н. Гирса, Набокова, посланника в Испании М. А. Стаховича и посланника в Швейцарии И.Н. Ефремова. Совещание не носило формального характера и с 1918 г. фактически вошло в состав Русского Политического Совещания в Париже. Позднее, в 1921 г., подобный орган, претендовавший на статус выразителя правопреемства, был создан в виде Совета послов под руководством Гирса (3).

Говоря о формировании антибольшевистских «центров сопротивления», безусловно, нельзя забывать о структурах местного самоуправления, земствах и городских управах, а также создаваемых при их непосредственном участии коалиционных общественных структурах. Реформа местного самоуправления являлась одним из основных направлений во внутриполитическом курсе Временного правительства еще до созыва Учредительного Собрания: уже в первой же правительственной декларации (3 марта 1917 г.) говорилось о «выборах в органы местного самоуправления на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования». Местному самоуправлению передавались также полномочия по охране правопорядка: «замена полиции народной милицией с выборным начальством, подчиненным органам местного самоуправления».

Вся губернская и уездная вертикаль власти передавалась местному самоуправлению. Телеграфным распоряжением премьера князя Львова от 5 марта губернаторы и вице-губернаторы временно отстранялись от исполнения своих обязанностей, и их полномочия переходили к председателям уездных и губернских земских управ, получавших наименования правительственных (губернских и уездных соответственно) комиссаров. Именно «земские деятели» считались «единственными представителями организованной общественности», на которых могло опереться правительство. Вскоре после этого МВД санкционировало создание при земских управах т. н. Общественных Исполнительных комитетов на губернском, уездном и волостном уровнях. Данные структуры строились на основе представительства самых разнообразных общественных организаций, состояли из «новых лиц, пользующихся доверием местного населения», и выполняли «роль общественно организующих местных центров, с которыми согласуют свою деятельность местные комиссары Временного правительства». В них входили также представители военных структур (начальники гарнизонов, представители окружных штабов), кооперации, продовольственных комитетов, технических, благотворительных, научных обществ и союзов. Именно эти комитеты стали после прихода к власти большевиков основными центрами, объединявшими и координировавшими усилия по организации «сопротивления перевороту» со стороны «общественности» (4).

21 мая и 9 июня Временное правительство утвердило законодательные акты, составившие основу земской реформы: «О производстве выборов уездных и губернских земских гласных» и «О волостном земском управлении». 17 июня был принят закон о введении земских учреждений в Архангельской губернии, Сибири и Степном крае (5). В этих регионах «молодое земство» активно включилось в политическую жизнь в годы гражданской войны. 26 июля было принято постановление «О порядке выборов волостных гласных на основе пропорциональной системы». При этом уездная земская управа могла сама выбрать пропорциональную или мажоритарную систему голосования. Пропорциональная система, предполагавшая голосование за «списки кандидатов», основывалась на представительстве политических партий или общественных объединений. Именно эта система стала основой избирательной кампании в Учредительное Собрание, она признавалась достаточно демократичной, позволявшей строить земское самоуправление на основе прежде всего всесословного, но в то же время партийного представительства. Что же касается мажоритарной системы (мало изменившейся за годы гражданской войны в различных антибольшевистских регионах), то она во многом напоминала «многоименную систему выборов», принятую, например, в муниципалитетах Великобритании. Избиратели сами вписывали в бюллетени фамилии тех, кого они желали избрать, а избранными считались те, кто получал более половины голосов. Считалось, что мажоритарная система более всего соответствовала интересам сословных групп, в частности крестьянства, поддерживавшего только «знакомых» для него кандидатов.

Принципиально важным в новой земской системе было создание волостного «уровня» самоуправления. Система голосования основывалась на принципах общепризнанной «четыреххвостки». Активное и пассивное избирательное право уравнивалось в том отношении, что избирать и быть избранными могли все проживавшие или работавшие в волости на данный момент, все цензы, за исключением возрастного, упразднялись. Избираемые таким образом земства становились образцом, первым опытом широкой представительной демократии, способствовавшей, по признанию сторонников земской реформы, дальнейшему росту политического опыта местного населения, особенно накануне выборов в Учредительное Собрание. Еще в июне Временное правительство поручило составить списки избирателей, используя которые следовало провести выборы и органов местного самоуправления, и Учредительного Собрания. 24 августа было принято постановление о сохранении избирательных участков, созданных при выборах органов местного самоуправления, для использования их при проведении выборов Учредительного Собрания (6).

Выборы в земства проходили в августе – декабре, но наиболее активно – в октябре 1917 г. По окончании выборов предполагалось полностью заменить земствами советы рабочих и солдатских и советы крестьянских депутатов. Эти «самочинные организации» должны были «сдать дела» новообразованным земствам. Объективно условия сложились так, что структуры земско-городского самоуправления стали первыми центрами противодействия большевикам и левым эсерам, опиравшимся на советские структуры. Петроградская городская дума выступила 24 октября против действий Петроградского военно-революционного комитета с призывом «объединиться вокруг думы как полномочного представительного органа, избранного на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования». В ночь с 25 на 26 октября в здании городской думы был создан «Всероссийский Комитет спасения родины и революции» в составе: по три представителя от городской думы, ВЦИКа советов рабочих и солдатских депутатов первого состава (избранных на I съезде Советов), ВЦИКа советов крестьянских депутатов, фронтовой группы съезда советов, фракций эсеров и меньшевиков съезда Советов, Центральных Комитетов партий меньшевиков, бунда, эсеров, «Единства», трудовой народно-социалистической партии, военного Совета при военном министерстве, Центрофлота и Временного Совета Российской Республики. 26 октября из состава общественных организаций Комитет поддержали Всероссийский Союз учителей, Союз увечных воинов, Союз георгиевских кавалеров, союзы банковских служащих и служащих Министерства финансов, ЦК старост служащих фабрик и заводов, союз железнодорожников, Союз почтово-телеграфных служащих. В его состав вошли также гласные районных дум Петрограда, земских собраний Петроградской губернии. Кадетская партия была представлена В.Д. Набоковым, графиней С. В. Паниной и князем