Белое проклятие караханы

– Не тебе ли? – очень вовремя выкрикнул кто-то из той же толпы, и все дружно рассмеялись, очевидно тоже вспомнив поединок. Напряжение ощутимо спало.

Совет, не нарушая заветов Ясеня, в которых ничего не говорилось ни о возрасте усыновляемого, ни тем более, его будущих родителей, принял мастера Ли в род.

С этого дня для Света началась удивительная, наполненная каждое мгновение, жизнь. Мастер Ли, с внутренней дрожью вспоминавший свои первые, самые трудные годы обучения боевому мастерству, не переставал удивляться неистовой энергии молодого охотника. Свет впитывал знания быстрее, чем пересохшие пески пустыни благодатные капли дождя.

Собираясь первоначально передать Свету лишь внешние, самые эффектные приемы владения техникой Дао, он сам незаметно втянулся в процесс обучения.

Один из двенадцати Великих мастеров Дао, Ли смог добраться до вершин искусства, впитав за десятилетия огромные знания, веками копившиеся в Обители. Это было не только искусство побеждать силой и ловкостью, оставаясь самому невредимым. В подвалах древне Обители Дао можно найти свитки по всем областям знаний, ведомым человеку; труды лучших умов прошлого. Неведомыми путями они попадали в библиотеку Обители, равной которой не было в подлунном мире. Многие из них ни разу не были развернуты, пока до них не добрались жадные до нового руки мастера Ли.

А теперь этот водопад мудрости, спрессованный острым умом мастера в стремительный ручей действительно важных и полезных знаний и навыков, изливался на молодого охотника, впитываясь его разбуженным мозгом.

С первых же дней им стало тесно в рамках родного языка Света. Тогда, по ходу занятий, он с ошеломительной быстротой выучил дуганский язык. Но и его не стало хватать, когда мастер решился, наконец, рассказать о причинах своего бегства из Обители.

– Нас стало одиннадцать – Великих мастеров Дао – когда скончался мой старый учитель, – начал он глухим голосом, – войти в наш круг должен был мастер Иджомах, и никто не поднял голоса против него. Он был честен с собой и с нами, когда давал клятву хранить и укреплять традиции Дао. Уже почти двенадцать столетий стоит в горах Обитель, основанная первым мастером Дао. Начиная с его двенадцати учеников ни один Великий мастер не свершил поступка, повлекшего за собой ущерб Обители, не поплатившись за это жизнью. Впрочем, таких раньше не было.

Нет – мастер Иджомах не помышлял ничего во вред Обители. Напротив – он вознамерился усилить ее многократно. Я уже говорил о знаменитом поэте народов парсов – Фардосе, – напомнил он Свету, – великой силой обладал он, наделив ею свои стихи. Умирая, он оставил ее своему народу… И теперь эта сила воплощается в одной из Предводительниц кочевого племени парсов.

Мой бедный язык не в состоянии передать всей красоты его строк, но вот тебе краткий пересказ последней поэмы Фардоса: «… Придет крепкий телом и твердый духом человек и овладеет этой силой во благо других. Что сделает он – свершит ли подвиг, спасаю гордую деву парсов, или принесет ее в жертву, знает только небо…».

Мастер надолго замолчал; Свет не двигался, боясь спугнуть воспоминания старого бойца.

– Но, – поднял наконец кверху палец мастер Ли, – «… ничем не проявится сила эта в деве и найти ее – вот главная задача…».

– И.., – начал было Свет.

– И мастер Иджомах решил найти эту силу, дабы приумножить мощь Обители.

– Но ведь никто не знает, в чем заключена эта сила? – прервал его Свет.

– В чем, или в ком? – горько поправил его учитель, – что ж, Иджомах нашел выход. Он, конечно, не стал разъезжать по городам и весям, свершая подвиги во славу кочевниц. Но решил, что может обрести силу, принося их одну за другой в жертву во имя Обители.

Полилась большая кровь, ведь ни одно гордое племя не отдаст свою Повелительницу без боя. И льется до сих пор, если только Иджомах не добился своего.

– И ни один из двенадцати мастеров не воспротивился этому? – спросил молодой охотник, уже зная ответ.

– Увы, лишь мне одному показалась чрезмерной цена за обладание силой. Приговоренный кругом Двенадцати к смерти, я бежал. Благодарение небу, – он поднял голову кверху, – что успел добраться до земель твоего рода… Нашего рода, – поправился он, улыбнувшись.

– Не знаю, какая сила хранит твой род – но она превзошла усилия одиннадцати великих, пытавшихся вернуть меня. Там, где ты подобрал меня, Свет, я бы умер… Или повернул назад – к более ужасной смерти.

Мастер Ли надолго замолчал.

– Расскажи мне о Фардосе, учитель, – прервал наконец молчание ученик, – неужели в словах может быть сила?

В этом Свет убедился сам, выучив под руководством мастера парсийский язык – еще быстрее, чем дуганский. Завороженный, слушал он наставника, переживая вместе с поэтом то яростный гнев, то безмерную печаль, то глубокую любовь, то обжигающую ненависть.

Учитель огорченно развел руками:

– Это все стихи Фардоса, которые я знаю. Слышал, что много их, не записанных, передают из племени в племя парсы. А может, сами сочиняют.

Как не велика была жажда знаний Света, все же больше он тяготел к боевым искусствам. Полностью отдаваясь тренировкам, он не раз удивлял учителя той скоростью, с которой приобщался к мастерству Дао. Случалось, что и отвергал тот или иной прием, или изменял его, подгоняя под собственное тело и темперамент.

Так, скептически разбирая нарисованный учителем на куске бересты арбалет, Свет ткнул пальцем в зарядно-пусковое устройство оружия:

– Сколько времени пройдет, чтобы снарядить, прицелиться и выстрелить?

– Умелые стрелки за минуту могут сделать десять… даже пятнадцать выстрелов.

– А сколько это – минута, – спросил озадаченный Свет.

Учитель к тому времени еще не познакомил его с исчислением времени, принятом в более цивилизованном мире. Тонко чувствуя ритм времени, он медленно отсчитал минуту.

– Считай снова, – попросил Свет, поправляя колчан со стрелами.

Затем, ухватившись привычно за изогнутый лук, наложил первую стрелу. Мастер еще не успел закончить счет, когда колчан опустел. Сорок идеально ровных, изготовленных самим охотником из побегов остролиста стрел, не издавших в полете даже намека на звук, сейчас дрожали в толстой березе – в полусотне шагов от них.

На дереве казалось мгновенно выросла идеально ровная вертикальная строчка оперенных веток, которые никак не желали успокаиваться. Учителю пришлось согласиться со Светом, что тому лучше оставить на вооружении лук. Однако про себя мастер подумал, что и с арбалетом ученик справился бы не менее впечатляюще.

Однако по-настоящему изумлен был мастер, когда они перешли к изучению фехтовального искусства. Взявший впервые в жизни в руки настоящий меч, Свет неожиданно провел прием, который, казалось мастеру, не знал ни один человек в подлунном мире, кроме него. Выудив его в древнем свитке, мастер Ли упорно тренировался в исполнении Мельнице богов – так назвал его неведомый автор старинного текста. Он так и не показал его никому, поскольку и сам не смог в совершенстве овладеть этой поистине несокрушимой, и не знающей преград манерой мечного боя. А может, он потому и не хотел никого знакомить с Мельницей, потому что знал, что против нее нет защиты?

Сейчас, пропустив выпад, пробивший его умелую защиту, мастер в изумлении замер. Ученик бросился к нему, досадуя на себя за сильный удар, но учитель остановил его ладонью:

– Кто научил тебя этому?

– Никто, – пожал плечами Свет.

Мастер Ли напряг память, вспоминая имя легендарного героя из старинного списка.

– Имя Владимеж ничего тебе не говорит?

– Нет, – ответил Свет, – а кто это?

– Древний герой славинов. Воин, придумавший этот прием и единственный, кто владел им до меня… И до тебя, – учитель снова удивленно покачал головой, – кстати, в народе его называли Ясным Солнышком. Славный герой древности – сильный и красивый; светловолосый и голубоглазый…