Белые лодьи
Шрифт:
— Я… Я… — стал заикаться несчастный. — Не мог этого сделать…
— Как видишь, мог, и есть люди, которые это подтвердят. Ну да ладно. Об этом никто не узнает, если ты в точности исполнишь, что я велю.
— Все сделаю, все… — входя сразу в рассудок и догадываясь, что в лице этого незнакомца он имеет дело с непростым человеком, поспешно заверил моряк.
— Сейчас я напишу записку твоему капитану, и ты только ему… Слышишь, только ему передашь ее. — Посол сел за стол и вскоре протянул кусочек пергамента. — Возьми — и никому ни слова, даже своим друзьям, которые уже ожидают тебя… Ты понял меня?
— Понял.
— И помни, за слова, порочащие василевса, полагается виселица… А теперь иди.
На другой день Асаф в комнату к послу провел
— Здравствуйте, — поприветствовал, посол, поднялся навстречу и поклонился.
Ктесий протянул руку. Владелец лупанара уже хотел уходить, но капитан кивком головы остановил его:
— Ты нам нужен будешь, Асаф.
Сели. Хозяин «Прекрасной гавани» распорядился подать вина, еды.
— Капитан Ктесий, — обратился посол и опять наклонил голову, — мне протасикрит Аристоген, который также кланяется вам, говорил, что вас всегда сопровождает начальник охраны лохаг Зевксидам, которому вы доверяете как самому себе… Я не вижу его. Уж не болен ли он?
— Нет, посол, он здоров… Но я не стал звать его на эту встречу… После поездки в Фуллы я не совсем доверяю этому человеку…
— Вы знаете, капитан, что его отец, конюший патриарха Игнатия, умер…
— Царство ему небесное… Но об этом знать Зевксидаму, я думаю, пока не нужно. А там видно будет…
— Воля ваша, Ктесий… Возьмите вот это послание от его святейшества. — Посол открыл шкатулку и достал пергамент, свернутый трубочкой и скрепленный восковой печатью, пропитанной красной краской, словно кровью…
Ктесий прочитал, задумался на мгновение и повернул лицо к хазарину:
— Игнатий гневается за наши промахи, Асаф… А нами их сделано немало! Мы позволили отыскать мощи святого Климента, тем самым вложив в руки своих противников хорошо меченные кости, которые обеспечивают победу в игре в зернь. А здесь игра поважнее… И Константин с Фотием это хорошо понимают. Допустили мы промах и у Священного дуба язычников… Хотя все, казалось, было продумано до мелочей. Но не дремал Леонтий, этот стоглазый Цербер, и вовремя крикнул философу, когда наемный убийца натянул тетиву лука. И правильно сделал Зевксидам, что позволил велитам зарезать неудачника… Но я долго думал над всем этим и пришел к выводу, что промахи наши происходят во многом от скованности и непоследовательности действий таких исполнителей, как Зевксидам… Да, да, не удивляйтесь! Спустя некоторое время я узнаю, что Константин и Леонтий ездили в Керк, лохаг им дал для сопровождения четырех велитов и ни единым словом не обмолвился об этом со мною… А это же верная была ловушка… И потом мне передали, что он часто трется возле сундука с драгоценностями, предназначенными для кагана, возбуждая у Леонтия подозрения… Знаю, что он любит золото, за византины мог бы и отца родного зарезать… Еще раз пожелаем ему царства небесного!.. Хороший был человек. Игнатий его очень любил…
— Да, капитан, он старика и похоронил с почестями на острове, прямо на берегу моря, и поставил на его могиле каменный крест… — дополнил слова Ктесия тайный посол.
— Поэтому я повторюсь, сказав, что не совсем доверяю лохагу и не пригласил его на эту встречу… Да он нам, в общем-то, теперь и не нужен… Свои вопросы мы решим сами… Об этом я и хочу говорить с вами. Послезавтра мы наконец-то отправляемся в Хазарию. «Стрела» готова к отплытию. Мы починили паруса, плотники проверили нижние трюмы и днище, у меня, как у капитана, судно должно быть всегда в полном порядке… Мы выйдем из Прекрасной Гавани, обогнем с юга полуостров, минуем Корчев и хазарский город Самкерш и, переплыв Меотийское озеро, войдем в Танаис. Почему я расписываю наш маршрут?.. Да потому, чтобы показать, сколько времени нам понадобится достигнуть реки и стоящей на ней крепости Саркел… Времени достаточно для того, чтобы тайный посол сумел опередить нас… — Узрев на лицах своих слушателей немой вопрос, капитан продолжил: — Сейчас все узнаете… Асаф, — Ктесий положил руку на его
плечо, — ты ведь когда-то жил у угров, во главе их отрядов ходил на русов, грабил купеческие караваны. Так?— Истинно так, — подтвердил хазарин.
— И вожди этих родов знают тебя хорошо?
— Да.
— Ты бы мог сговориться с ними? О нападении…
— На диеру?
— Нет… Нет… Я думаю, что скоро Танаис покроется льдом. «Стрелу» придется после Саркела оставить и, наняв лошадей и верблюдов, двигаться к кагану караванным путем… Моряки останутся на диере, а сам я должен идти с Константином… Надо! И ведь может случиться так, что на караван нападут дикие угры. Ты понимаешь меня, Асаф… И учти, что философ в подарок кагану везет немало драгоценностей и какая-то их часть, скажем немалая, Асаф, станет и твоим достоянием, пойдет на расширение лупанара и закупку новых молодых красавиц… А прежним «дочкам» ты дашь давно обещанную свободу…
Хазарин расплылся в довольной улыбке:
— Насчет свободы я еще подумаю, уважаемый капитан…
— Это твое дело, Асаф. Ну как мой план?
— Хороший план. Поэтому я сейчас незамедлительно сажусь писать одному вождю, жадному, как Зевксидам, до золота и драгоценностей.
— А наш друг посол отвезет к нему это послание… — поставил точку Ктесий и, помолчав, снова сказал: — Теперь ты, Асаф, понимаешь, почему я не остаюсь на «Стреле» с моряками, а иду с караваном… Драгоценности не должны достаться одному только вождю… Нужен человек, который разумно и без обиды для других распорядится ими… А в случае неудачного нападения у меня найдутся дела и в Итиле… Да, чуть не забыл, Асаф. Укажи вождю на мой отличительный знак — серебряный шлем с султаном из желтых перьев.
Хазарин кивнул. Тут на миг мелькнула в его голове отчаянная мысль, но хазарин поборол ее, потому что снова перед глазами возникла могила его дочери… «Нет, нет, спокойно доживу со своими куропатками до конца, предназначенного мне в этой жизни… И довольно. А лупанар мой и правда нуждается в расширении, и действительно нужно купить новых девочек».
Потом Ктесий отозвал в сторону посла:
— Ты мне будешь нужен еще… Поэтому после встречи с вождем постарайся еще до нападения угров на наш караван примкнуть к нам.
— Будет исполнено, капитан.
4
Мы с Константином хорошо продумали путь до столицы хазар Итиля, намереваясь проделать его до наступления весенней оттепели.
Путь самый лучший и, пожалуй, единственный — это путь русских купцов, который мы так тщательно изучили еще в Константинополе по книгам в патриаршей библиотеке. Ну уж коли он единственный, то и продумывать было нечего, да дело в том, что мы кое-где спрямили его мысленно, внеся при этом свои расчеты и соображения.
Когда наша «Стрела» подняла паруса и стала выходить из Прекрасной Гавани Херсонеса, на берег высыпало множество народа — даже и предположить не могли такого количества. На лицах людей читали столько доброжелательства, такое радушие, в глазах их было столько теплоты, что Константин от такого искреннего к нам отношения прослезился. Все собравшиеся на пристани желали нам доброй дороги и хорошей удачи.
Многим херсонесцам была известна цель нашего путешествия в Хазарию. А любовь их, я считаю, мы завоевали своими неустанными поисками останков святого Климента и подвигом Константина у Священного дуба в Фуллах, уничтожившего его как пристанище Дьявола и сумевшего окрестить сотни язычников.
Среди провожающих мы видели митрополита Георгия и пресвитера храма Двенадцати апостолов отца Владимира, настоятеля церкви святого Созонта, осенявших наш корабль крестным знамением, а рядом с ними стояли с насурмленными бровями и нарумяненными щеками блудницы из лупанара во главе с их владельцем хазарином Асафом и махали нам красными и желтыми лентами — на их жесты охотно откликались наши моряки и велиты, наверняка за время долгого стояния диеры в гавани они хорошо подружились с ними…
Греховен человек, прости его, Господи!