Белые ночи
Шрифт:
— Где ваши разведчики?
— Разведчики? Э… э… Штурмфюрер Густав Ланге. Знаю, знаю.
— Где он находится?
— Что? Где? Показать?
— Нет, не нужно показывать, рассказывай.
«Эх, какой трус! — думал Джигангир, отвернувшись от пленного. — Я тоже был в плену, но не просил пощады у врага, как этот жалкий колбасник».
Следовало бы его прикончить тут же на месте. Шутка ли, таскаться с ним во вражеском тылу! Однако Кауров решил взять немца с собой.
Пленный не соврал. Вскоре минеры заметили впереди землянки и деревянные домики.
— Что
— Да-да, Валзама. Предместье Валзамы, — прошептал немец еле слышно. От грозного взгляда Каурова он весь сжался.
Минеры залегли и стали наблюдать. Улица была пуста. Недалеко от крайней избы возвышался дом с железной крышей. Если верить немцу, в нем располагаются разведчики. Метрах в двухстах от дома виднелась землянка. У входа стоял часовой. Немец говорит, что именно сюда приводят всех пленных. О Саше немец ничего не знал: он уже третий день пас коней.
Прошло минут десять. Дверь большого дома отво рилась. Кто-то вышел на крыльцо, сел на мотоцикл и помчался по дороге.
Джигангир с первого же взгляда узнал мотоциклиста. Он хотел было сообщить минерам поразительную новость, как вдруг дверь снова отворилась. Двое немцев кого-то вывели под руки и направились к землянке. Будто от электрического тока вздрогнули минеры.
— Саша, — прошептал Джигангир, рванувшись. Опанас еле удержал его.
Гитлеровцы втолкнули Сашу в землянку и, что-то наказав часовому, ушли. Опанас, Кауров и Джигангир залегли в канаве. Старшина кивком головы указал на машину с закрытым кузовом, замаскированную под елями.
Кауров пристальным взглядом посмотрел вокруг и приказал:
— Опанас, Джигангир! Вы нападете на часового с того дальнего угла и бесшумно прикончите его. Чиж проберется к дороге и будет прикрывать нас. Измаил, охраняешь колбасника. Я посмотрю машину, и, если годится…
Выждали еще несколько минут. Все было тихо. Кауров махнул рукой — пора действовать. Чиж навел свой автомат на дверь дома. Опанас и Джигангир подползли к землянке.
Часовой почувствовал опасность лишь в самое последнее мгновенье. Удар финкой — и он свалился, как мешок, к ногам Джигангира. Опанас автоматом сбил замок и вошел в землянку.
— Сашко, — позвал он тихо, — Сашко!
Саша застонал. Грай бросился к нему и на руках вынес из землянки. Тем временем Измаилджан привел сюда немца-колбасника. Руки его были связаны, во рту кляп. Пленника загнали в землянку, на дверь повесили замок.
Саша от дневного света разжал веки и узнал склонившегося над ним Джигангира.
— Джигангир! Друг…
— Скорей, скорей, — торопил Кауров, — машина исправна.
Машина тронулась с места и завернула к шоссе. Кауров, высунувшись, посмотрел назад. Улица была пуста.
Впереди показался шлагбаум. Что делать? Вылезти из машины нельзя, это вызовет у немцев подозрение. Кауров пошел на риск: как только глаз стал различать полоски на шлагбауме, включил сирену, Конечно, если остановят, начнется заваруха.
Часовые, к счастью, хорошо знали эту черную закрытую машину и постарались заранее поднять шлагбаум. Машина пронеслась на полном ходу.
— Ауфвидерзейн! —
помахал рукой Чиж, когда немцы остались позади.Отъехав порядком, минеры остановились на краю глубокого оврага и столкнули машину вниз, а сами скрылись в лесу. Первым делом нужно было соорудить носилки для Саши. Ему становилось все хуже и хуже. Не приходя в себя, он продолжал стонать и бредить. Плечо распухло, рана гноилась. Может быть заражение крови.
Когда Саше обмыли лицо студеной ключевой водой, он, наконец, открыв глаза, прошептал:
— Где я?
— У своих, — ответили все в один голос. Лейтенант подошел к его изголовью:
— Саша, как ты себя чувствуешь?
Но ответа не последовало. Он опять впал в забытье.
— Плохи дела у хлопца, — промолвил Опанас. — Надо торопиться!
Послышался гул самолетов. Минеры разом вскочили, а зоркий Чиж раньше всех крикнул:
— Наши, наши! Звездочки вижу!
Самолеты скрылись, но приятно было слышать гудение их моторов.
— Тронулись, — произнес лейтенант.
Опанас и Измаилджан поддерживали носилки спереди, Джигангир и Чиж — сзади. Лейтенант был впереди, он выбирал дорогу.
Больше суток шли минеры, никто их не преследовал. Видимо, немцам было не до них. Как-то раз на привале Чиж изловчился и поймал куропатку. Лейтенант разрешил разжечь костер, чтобы зажарить ее. Обед показался удивительно вкусным. Сверившись по карте, лейтенант обрадовал всех приятной новостью:
— До Орлиной скалы рукой подать!
…На скалу взобрались с трудом и, осторожно опустив носилки на землю, сели отдохнуть.
На большом камне, понуря голову, сидит Джигангир и смотрит на свои сапоги: они начали уже разваливаться.
— Джигангир, а, Джигангир, — позвал Опанас, — ты на меня сердишься? Ведь мы тогда только что похоронили Аркадия… И ты меня будто обухом по голове ударил. Сомнение взяло. Не сердись, браток.
Джигангир подошел к Опанасу.
— Дядя Опанас, не то вы говорите. Я не сержусь на вас и вашей доброты никогда не забуду.
— Спасибо. Спасибо, — сказал Опанас, закрывая глаза рукой.
Смуглое лицо Джигангира светилось радостью: он снова завоевал доверие Опанаса Грая, в него верят товарищи.
Старшина, вынув из нагрудного кармана пилотку, протянул ее Джигангиру:
— Надень, сынку!
— Пилотка! Моя пилотка! — удивился Джигангир, — Где вы ее взяли, дядя Опанас?
— Нашел на каменной гряде.
— Нашел… — Джигангир вдруг вспомнил о записке и решил разыскать ее, но бересты не обнаружил.
— Дядя Опанас. Мое письмо исчезло, — сообщил он, возвратясь.
— Наверно, забыл, где положил.
— Хорошо помню. Нет записки.
На поиски отправились вдвоем.
— Вот здесь положил и придавил камнем, — сказал Джигангир.
— Так-так, значит, кто-то здесь побывал.
Опанас выпрямился и, расправив плечи, посмотрел в небо. Солнце стояло невысоко.
«Сколько же сейчас времени?» — загадал Опанас и вынул часы. Два часа и две минуты. Но день или ночь?
К ним подошел лейтенант и протянул Опанасу пуговицу со звездочкой.