Белые пароходы

* * *

Через несколько дней от Глеба пришло новое письмо:

"Этой ночью случилось несчастье. Я проснулся от колокольного звона. Оделся в одну минуту и выскочил. Вижу - горит моя буровая. Бросились все ее тушить, заливали водой, но поздно. Сгорела до основания. Буровой мастер Захаров заснул. Он еле успел выскочить из огня. Новый дизель, тот, что я привез из города, в огне лопнул. Теперь будут разбираться, что да как. А ведь мы почти пробурили до контрольной глубины, до семисот метров. А теперь надо начинать все сначала".

Потом Павлику пришло еще одно письмо.

"Это, брат, такая печальная история, - писал Глеб.
– Бурового мастера Захарова и шофера Савушкина, отца Кешки, будет судить товарищеский суд. А меня и Любу Смирнову записали в свидетели. Дело в том, что Захаров часто пил водку. Его уговаривали, воспитывали, но он все равно продолжал пить. Тогда решили так: не продавать ему водки в магазине экспедиции.

Если вытерпит, то хорошо, а нет - пусть уезжает. Надоело с ним возиться.

Накануне пожара Люба встретила шофера Савушкина, он только что приехал на катере со Стрелки. Они остановились. Люба спросила Савушкина про Кешку. И тут к ним подошел Захаров. Небритый такой, заспанный.

– Привез?
– спросил Захаров у Савушкина.

Люба заметила, что Савушкин подмигнул ему. Она никак не могла понять, зачем он ему подмигивает. А Савушкин опять подмигнул.

– Пошли, - сказал Захаров.
– Нас ждут.
– Он засмеялся.
– Нетерпеливые стаканы нас ждут!

И только тогда Люба увидела, что карманы брюк у Савушкина сильно оттопырены. Там были бутылки. Теперь ей все стало ясно: они торопились пить водку. А потом Захаров будет бегать по поселку и вопить разные песни.

Все удивлялись, откуда Захаров берет водку, когда в магазине экспедиции ему ее не продают. Оказывается, ему Савушкин привозит. Савушкин, такой хороший Савушкин, отец Кешки, - и обманывает всех!

– Савушкин!
– окликнула Люба.
– Подожди!

Савушкин остановился, а Захаров пошел дальше.

– Савушкин, зачем вы привезли водку?

Савушкин сделал круглые глаза.

– Да какая же это водка? Что ты! Разве водку можно? Пару пива взял, жажда мучает.

Он врал, и Люба не стала его слушать.

– Люба! Ты погоди так сурово. Ты никому не говори... про пиво. Захаров упросил. А тут, сама понимаешь, возникнет лишний разговор. Ты ведь девчонка башковитая.

Любе надо было бы рассказать об этом сразу, а она не рассказала. Пожалела Кешку. А Захаров напился во время смены, видно, закурил и бросил горящую спичку. Вот буровая и сгорела. Потом, когда она всем рассказала, что Савушкин возил водку Захарову, то он обозвал ее предателем. Вот такие дела, брат. А суд будет завтра. После суда я тебе напишу. Отец".

* * *

Рита стирала дома белье, потом гладила, потом читала книжки. От Глеба письма не было - видно, еще суд не состоялся. А может быть, погода нелетная, и поэтому нет писем.

На море второй день бушевал шторм. Купаться было нельзя, волны захлестывали пляж, они разбивались о камни и падали на набережную мелким дождем.

Павлик бегал под этим дождем.

– Нехорошо, - сказал старшина Нанба.

– Что нехорошо?
– удивился Павлик.

Опять этот Нанба придирался к нему.

– Это не замечание.
– Нанба даже улыбнулся.
– Дружеский совет. Нехорошо так долго бегать под этим дождем. Вода холодная, можно простудиться.

– Что вы!
– ответил Павлик.
– Вода теплая. У нас летом в Енисее вода в десять раз холоднее, и то я купаюсь.

– Значит, ты издалека, из Сибири?

– Из Сибири. У меня мать и отец геологи.

– Ай-ай-ай!
– сказал Нанба.
– Такая красивая женщина - и вдруг геолог.

– А что же тут особенного?
– спросил Павлик.

– Ничего особенного. Многие считают, что красивые женщины не умеют работать, - сказал смущенно Нанба.
– Отсталые люди.

– Воюет мантия, - сказал Павлик и кивнул на море.

– Что ты сказал?
– переспросил Нанба.

– Мантия, - говорю, - воюет.

– А...
– сказал Нанба.
– Что это еще за мантия?

– На глубине пятнадцати километров в земле находится расплавленная масса. Ее температура около двух тысяч градусов жары. И она иногда начинает там бушевать. Ну и тогда на морях начинаются штормы или ураганы или вдруг вулканы извергаются. Когда я вырасту большой, мы с отцом, - Павлик на секунду замолчал, - и с матерью тоже будем заниматься глубоким бурением, чтобы открыть тайну мантии.

Мимо них прошел Валентин Сергеевич. Павлик поздоровался с ним.

– Между прочим, этот гражданин мне определенно не нравится, - сказал Нанба.

– Почему?
– спросил Павлик, хотя и ему "этот гражданин" совсем не нравился.

– Человек, который каждый год приезжает на курорт "соло", то есть один, не вызывает у меня восхищения. Где его жена и дети? Нехорошо, если человек думает только о своей персоне.

Когда Павлик прибежал домой, то застал у них Валентина Сергеевича.

– Валентин Сергеевич, - сказала Рита, - приглашает нас в кино. Быстро переоденься и пойдем.

Павлик посмотрел на человека "соло". Он был одет в модные узенькие брюки и в белую шуршащую рубашку, а на шее у него был повязан черный платок. Он был высокий, с сильными руками. Но Павлик смотрел на него, а видел отца. В старом костюме, в котором он ходил в будни и в праздники. У него никогда не было лишних денег, потому что лишние деньги все эти десять лет он откладывал на свои экспедиции в тайгу.

– Ну что же ты тянешь?
– сказала Рита.
– Собирайся быстрее.

– Я не пойду в кино.
– Он хотел сказать матери, что ему совсем не хочется идти в кино с Валентином Сергеевичем, но побоялся прямо сказать так и добавил: - Лучше я посижу дома, а потом схожу на почту.

Валентин Сергеевич промолчал. В общем, ему-то было все равно, пойдет Павлик с ними в кино или не пойдет.

– Я не стану тебя уговаривать, - сказала Рита.
– Если хочешь, сиди дома.

И они ушли - Рита и Валентин Сергеевич.