Белые перья шпиона

– - Кого, именно, вы знаете, капитан?

– - Бенджамина Дэвиса и Майкла Дорна. Они служили в моей авиагруппе в Польше.

– - Вот здорово! А мы как раз едем в гости к лейтенанту Дорну и полковнику Дэвису в Алабаму. А сегодня вот решили немного отдохнуть. Только ближайшие кафе для черных сегодня забиты под завязку и нам будет очень трудно найти свободное.

– - Не волнуйтесь джентльмены, у меня в номере есть пара бутылок 'Бурбона' и рюмки, осталось найти закуску...

Вскоре, все эти новые трудности оказались успешно побеждены, и в небольшом номере белолицего орденоносца расположились следующие проездом в Алабаму черные соратники. После пары тостов за свободу Польши и Абиссинии, напряженность стала таять. Сначала гостей интересовали живописания подвигов, потом беседа плавно перетекла в обсуждение их планов пройти обучение в Алабаме, и вступить в ряды волонтеров приглашенных к себе королем Селассие.

Известный музыкант и певец Пол Робсон, сам не планировал ехать на войну, но надеялся посодействовать своим друзьям. То, что друзья из Советского Союза, Павла поняла после нескольких оговорок чернокожих добровольцев. А в мистере Фишере, легко узнала сотрудника родной госбезопасности с вполне негроидными чертами мулатистого лица. А, вот, временно получивший петлицы капитана, товарищ Кадор Бен-Салим оказался советским актером кино и участником гражданской войны. С собой они привезли в Америку еще несколько добровольцев крайне смуглых тонов цвета кожи. Из этой группы, сильнее всего обращали на себя внимание, два брата. Николай Георгиевич Мариа и Георгий Георгиевич Мариа сыновья некогда приближенного к трону Георгия Мариа (уроженца островов Зеленого Мыса умершего в 1912 году). Оба парня еще недавно работали на заводе, и имели за спиной не только школьное, но качественное домашнее образование. Оба неплохо знали английский и французский, зато, к сожалению, не владели и десятком эфиопских фраз, и имели весьма сомнительное социальное происхождение. Но видимо проблемой с их классовыми корнями, московское начальство пренебрегло в силу необходимости. В то же время пять их попутчиков - абхазов (с таинственными эфиопскими предками), оказались плоть от плоти некогда принявшего их предков, горского народа. Были они из крестьян и имели весьма скромные школьные знания европейских языков и предметов, зато немного знали турецкий и фарси, и совсем немного освоили абиссинский гыыз (слегка похожий на их абхазский диалект). Прибывшие из Союза чернокожие курсанты (которых в целях секретности старались называть англоязычными именами), за исключением братьев Мариа, пока крайне мало и плохо говорили по-английски, за то у них в активе было больше месяца летно-технической учебы в отдельной эскадрилье НКВД под Сухуми. И, судя по горящим глазам, мощная идеологическая накачка родных советских политорганов, также имелась. Ну, а новоиспеченный капитан Бен-Салим, еще во времена Гражданской принял для себя всем сердцем идею интернационализма и помощи страдающим пролетариям других стран, и поэтому в дополнительной пропаганде не нуждался, хотя и слегка подрастерял свои военные навыки.

Гостей предстояло влить в ряды американских добровольцев, формирующих сейчас в Алабаме 'Легион саванны' для войны в Абиссинии. Под патронажем полковника Дэвиса добровольцы уже второй месяц тренировались в Таскиги на небольшом аэродроме Джонс-Филд, где базировалась сельхозавиация.

Война Финляндии и СССР на пороге 

В Каргопольском Центре все время появлялось, что-нибудь новенькое. В этот раз этим новеньким оказались оригинальные и пока, увы, не серийные авиапушки... Вообще-то, еще в октябре прошло совещание конструкторов авиационного вооружения. На котором, и были озвучены серьезные аргументы, что на дистанциях свыше шести-восьми сотен метров огонь по маневрирующим самолетам не может быть достаточно результативным. Тогда же опробовали методику стрельбы по воздушным мишеням из крупнокалиберных авиапушек. Для этого, в том же, расположенном у границ с Финляндией, Центре Боевой Подготовки, даже специально создали стенд в виде трехэтажной вышки и целого полигона тросовых подвесных систем. Тросы 'воздушных дорог' были протянуты от вышки, и под углом к ней, а также под наклоном в разные стороны. Двигающиеся по тросам мишени, изображали собой самолеты противника, которые надлежало обстреливать на пяти разных рубежах, и на разных направлениях и скоростях движения, относительно вышки. Пушки монтировали в макете кабины, и при стрельбе этой кабине придавали легкую вибрацию специальным электроприводом. Начались испытания, и тут выяснилось, что на километровой и большей дальности, ни одна из пушек не показывает хороших результатов стрельбы. Хуже всех справилась 37-ми миллиметровая авиапушка Шпитального, чуть лучше 33-ти миллиметровая 'француженка' и 23-х миллиметровое орудие Таубина. Присутствующий там же конструктор Кондаков, глядя в мрачные лица коллег, нарочито бодро спросил.

– - А, почему бы нам не попробовать стрелять из пушки шрапнелью или иными разрывными снарядами?

– - А дальность до цели, вы как определять будете? Ваша шрапнель будет уже за целью рваться.

– - Зенитки ведь стреляют, и изменение дальности учитывают. Да и ТБ-7 цель не маленькая.

– - Вы что же, ПУАЗО, собираетесь в фюзеляж истребителя втиснуть?!

– - ПУАЗО для истребителя великоват и тяжел, но что-то менее громоздкое бы не помешало....

– - Ну, при стрельбе по идущим в строю бомбардировщикам или по высотным разведчикам, дальность и без ПУАЗО определяется нормально. А вот, стрельба по маневрирующим вдалеке истребителям, это пока ненужный расход снарядов. Этих нужно бить в упор.

– - Соглашусь с товарищами Таубиным и Кондаковым. Если целью является 'летающая крепость' Би-17, или наш ТБ-7, то дальнобойные авиапушки позволят истребителям, не подставляться под огонь бортовых стрелков.

– - Все так, коллеги. Но остается серьезная проблема с расходом и дороговизной снарядов, и в бою, и при обучении.

– - Значит, учить нужно летчиков! Чтобы стреляли лучше! Пусть, они, да хоть на этом же на полигоне, порох тоннами жгут! За то, в бою с одной очереди попадать смогут!

– - Нет, коллеги, жечь боекомплект тоннами нам никто не даст. А вот, учиться стрелять вдогон летящим бомбардировщикам и разведчикам, с различных дистанций открытия огня, вполне реально. Пусть вместо элементов шрапнели будут новые 'маркирующие харьковские пули'.

– - А давайте попробуем. Хуже точно не будет. Только сам боеприпас нужно заново разработать, чтобы контейнеры для пуль до цели не долетали. А то, влепят, вот таким прямо в кабину самолета-мишени.

– - Ну, эту проблему можно решить формой контейнера и кумуляцией энергии вышибного заряда. На зенитных орудиях, мы такую проблему уже решали. Метров на сто - сто пятьдесят эти красящие рассыпные пули такой боеприпас закинет.

– - Кстати, и точность станет легче определяться. Вот, только, пушка нам нужна понадежнее, пусть даже скорострельность ее будет сильно ниже.

– - Думаю, варианты найдутся, товарищи...

И слова не разошлись с делом. Орудие было выпущено небольшой партией, и предназначалось только для учебной стрельбы. Ствол калибра 33 миллиметра был взят от 'француженки' почти без изменений, а автоматика использована от авиационного орудия Таубина. В целях надежности пушки, темп стрельбы был выбран небольшим. Порядка 230 выстрелов в минуту. Для настоящей боевой системы таких характеристик явно не хватало, но для тренировки в дальней стрельбе по учебным бронированным мишеням, задел был достаточен. Патроны были специально тарированы на такие виды учебного боя. На прицельную дальность 1200 метров с разрывом контейнера с учебными пулями на 1050 метрах. И аналогично, на дальность 1000, 800, 650, 400 метров, с соответствующей дальностью разрыва. Счетчик в кабине пилота был маркирован не только количеством БК в остатке, но и дальностью стрельбы подготовленных к стрельбе снарядов. На каждую дальность необходимо было выстреливать только пять снарядов. В металлической ленте были специально оставлены по одной пустой ячейке между пятерками снарядов, чтобы случайно не тратить БК для более коротких дистанций. Перед следующей очередью, надлежало нажать кнопку электрической перезарядки оружия. Сами снаряды при разрыве выстреливали узкий сноп красящей пластмассово-свинцовой картечи в направлении цели. Поэтому, попавший под такой сноп учебно-бронированный 'Кирасир' ИП-1, а также бомбардировщики-цели Р-6 Б (бронированный) или ТБ-3 сразу же приобретали характерные веснушки на атакованной проекции планера. Самым трудным было предотвратить разрывы с перелетом установленной дальности разрыва. Ведь, несмотря на трех-четырех миллиметровую дюралевую броню, и новые бронестекла, попадание даже одного неразорвавшегося снаряда в самолет-мишень, грозило тому серьезными повреждениями. Поначалу, было даже несколько случаев пролета снарядов мимо цели в опасной близости, но к началу ноября эту проблему инженерам удалось победить. Правда, комбриг Громов временно запретил учебный обстрел из орудия обучаемых в Каргопольском Центре учлетов из Ефимовского училища. Но, вскоре, под давлением аргументов майора Скрынникова, и на этот вид занятий разрешение было выдано. Теперь, учебные бои можно было проводить, не только на пистолетной дистанции в пару сотен метров, с применением очередей рассыпных пуль из заслуженных пулеметов ПВ-1. Но и на дальности уверенной идентификации противника (до 1200 метров), с применением обновленных 'харьковских гостинцев', но выбрасываемых по цели из снарядов авиапушек. Вот только, как ни старались конструкторы-оружейники, учебный боекомплект этих орудий выходил совсем не дешевым, поэтому никудышных воздушных стрелков ждали суровые 'клизмы с патефонными иголками'. Сдав зачеты в стрельбе из кабины тренажера, поставленной на вышке тросового полигона, пятнадцати и шестнадцатилетние 'ассы' были, наконец-то, допущены и к воздушным стрельбам из пушек. И судя по их сияющим лицам, ожидание новых приключений уже будоражило подростковые умы.

– - Серый, как думаешь, а наши в детдоме, чего сейчас делают?

– - Пахом, как всегда, наверное, в карты с Сундуком дуется, и Мелкого за портвешком посылает. Или к девчонкам клинья подбивает. Правда, Мещеряков говорил, что нашу 'альму-матир' куда-то в другой город перевели. Но Пахом-то другого ничего не знает, так что везде на этой дуде дудеть будет. А ты, к чему спросил?

– - Да, так. Обидно, что Олежка с Петькой с нами не поехали. Не узнают они, какое это счастье... летать.

– - Знаешь, Леха. Летать, конечно же, счастье. Но, я думаю, каждый из нас свое счастье заслужить должен. Вспомни, сколько раз нас с тобой гоняли 'как сидоровых коз'. И в детдоме и тут. Я может, с тоски тогда за Мещеряковым увязался! Надоело в детдоме всё. Был готов даже шпалы класть, и на сцепщика учиться. И заодно, доказать всем хотел, что Пахом, как был дешевкой, так и останется, а я зубами себе путь выгрызу, и человеком стану.

– - Так это ты. Еще тогда было ясно, что ты точно выгрызешь. Я потому с тобой всегда корешковал. Мы-то с тобой сумели... А Петька...

– - Вот, то-то и оно, Петька. Хороший он пацан, но твердости в нем нет! Вот скажи, нам с тобой легко на занятиях было? Когда цифры задачи перед глазами пляшут, и никак в ответы не складываются! Когда, за каждую подколку Симаг, нам 'халтуру' найдет. Не с метлой, так с ломом. Не с ломом, так на марш-броске. Когда беситься начинаешь от всей этой уставщины! Поджечь тебе эту казарму не хотелось, ни разу?!

– - Хотелось 'темную' Симагу сделать. Хорошо хоть удержался. Трудно было, Серый. Но, сейчас я думаю, какое счастье, что мы с тобой все это прошли и не начудили. А Симаг с Мещеряковым и другие, они как раз на тот самый путь нас и вывели. Мы свое выгрызали и на них огрызались, а они нам руку дали и дорогу показывали. Вот им, за все их 'закрученный гайки', я сейчас в ноги бы кланялся. Помнишь. Как в третьей серии 'Соколов'. Там майор Тарасов тех пацанов гонял сначала. А потом сам погиб в бою, им хвост прикрывая. Вот и наши такие же. Кем бы мы с тобой стали, не приедь к нам тогда Иван Иванович? Что бы сейчас делали?

– - Не знаю, Леха. То ли потрвешок бы мы с тобой тянули, то ли кайлом бы махали. Но точно бы не летали. Так что ты прав, настоящее счастье... оно вон там. В кабине, за штурвалом.

Мальчишки, одетые в летные комбинезоны сгрудились на лавках под навесом, и лениво переговаривались, в ожидании развода на полеты. К тихому разговору Гандыбы с Орловским невольно прислушивалась пара соседей. А, вот, замершее у здания КП Центра, главное летное начальство, не слышало приятных их педагогическому слуху откровений, наставляя старших инструкторов. С самого утра у начальника Центра было смурное настроение. Все его раздражало, но как профессионал своего дела, он никогда не давал воли эмоциям. Лишь почти неуловимые движения бровей майора Скрынникова, выдавали его душевное состояние, перед первым вылетом молодежи на столь непростую учебную задачу.