Белые тени
Шрифт:
Убийство Кучерова похоронило в сердце Аркадия все прежние иллюзии, действительность предстала во всей наготе. Особенно возмутил его слух о том, что подозрение падает на капитана Хованского. Надо было действовать, и Аркадий побежал к Гатуа.
Старик встретил его, как родного сына, и начал рассказывать, как проходила вечеринка. Их беседу прервала Галина, племянница генерала. Она прибежала запыхавшись, со слезами на глазах и, упав в подставленное ей кресло, с трудом выдавила:
— Я только что узнала, что убит Петр Михайлович. — Она приложила платок к глазам и, поглядев на висевший в углу образ спасителя, перекрестилась. —
— Вах! Зачем так волноваться? Успокойтесь, Галина, — заволновался, в свою очередь, Гатуа.
— Мне не следовало вчера уходить. Я должна была им прямо в лицо, без обиняков сказать все!
— Ка-а-аму?
Торопливо и сбивчиво она рассказала о том, что накануне случайно услышала разговор Скачковых о какой-то табакерке, которая лежит в кассе Петра Михайловича, и о шифре, который звучит как женское имя «Дина».
— Я все это передала Петру Михайловичу, а он махнул рукой и сказал: «Пустяки. Не беспокойтесь!»
— Пойдемте к начальнику полиции, — сказал, поднимаясь, Гатуа.
— Они вышли на крыльцо и увидели Хованского, который быстрыми шагами направлялся в их сторону. Лицо его было суровым. Молча, минуя всех, он подошел к Аркадию Попову и крепко его обнял.
А юный корпусный атаман вдруг всхлипнул и низко-низко опустил голову. Глядя на них, старый Гатуа шмыгнул носом и полез в карман за платком. А Галина так и залилась слезами.
—Я к вам по делу, Александр Георгиевич! Скажите, вы заходили сегодня утром в сарай? — спросил Хованский.
— Нэт, за-ачем за-ахадит?! — разводя руками, прохрипел Гатуа. Когда он был взволнован, его грузинский акцент чувствовался особенно сильно.
— Пойдемте. — Алексей двинулся к сараю, отворил дверь и, не позволяя никому входить внутрь, спросил: — Где ваш топор?
В чисто подметенном дровянике топора не оказалось. У колоды явственно отпечатался след сапога.
— Такой размер из собравшихся у вас вчера на вечеринке носят Скачков и я. Номер сорок первый. Только ищейка может найти настоящего хозяина этого следа, если понадобится. А сейчас пойдемте к директору.
Перрет встретил их хмуро, со свирепым видом. После телефонного разговора Павского с военным агентом он поднялся к себе. Покрутился по комнате, плюнул, обругал себя безмозглым за то, что начисто забыл, за чем поднялся, и неторопливо двинулся обратно в кабинет, где оставил Павского.
В нижнем коридоре у комнаты, отведенной следователю, стоял Берендс и разговаривал с жандармом. Оба улыбались.
Павский сидел на стуле. Он кончил разговор. Полковник был явно расстроен. Перрет еще никогда не видел его таким.
— У вас неприятности?
— К сожалению, ваше превосходительство, — уныло протянул Павский и невольно посмотрел на сейф. — Большое спасибо за телефон, извините, что беспокоил! — Он щелкнул каблуками, поклонился и вышел.
«Опять забыл дурацкий ключ в сейфе! — спохватился Перрет. — Сейчас проверим». Он подошел к сейфу, отворил его и убедился, что сейф без него открывали, а ключ от кассы лежит вовсе не так, как они договаривались с Кучеровым его класть.
«Так вот почему велся «конфиденциальный разговор» в моем кабинете! У меня под носом происходит черт знает что! Гвардейский полковник — воришка! Отпрыск древнего рода Хованских —
разбойник! Топор в руках офицера! У меня в корпусе шайка грабителей и убийц! Какой позор! Какой стыд!»Стук в дверь отвлек его от печальных мыслей. Но каково было его негодование, когда он увидел, как во главе с Гатуа вошел и «разбойник» Хованский. За ними Галина и названый сын генерала Кучерова — Аркадий Попов.
Галина рассказала все, что слышала, сидя на скамейке. Потом очень сдержанно и кратко высказал своп соображения Хованский. Начал он с того, что попросил директора заглянуть в сейф и убедиться, на месте ли ключ от кассы.
Перрет уныло заметил, что хотя ключ и на месте, но его кто-то брал.
Была вызвана машинистка. Увидев подозрительные взгляды собравшихся, Грация растерялась, побледнела и на вопрос, брала ли она из сейфа ключ, пролепетала сначала что-то невразумительное, потом, решившись, видимо, рассказать все, попросила стакан воды, с жадностью выпила и, тяжело опустившись на предложенный ей стул, уставилась в пол.
— Я назову его, подождите... дайте собраться с силами, — почти шепотом начала она, — я не думала...
Раздался телефонный звонок. Директор, досадливо покосившись на висевший на стене и обычно бездействующий телефон, встал и снял трубку.
— Белград вызывает генерала Перрета, — ясно прозвучал голос телефонистки.
— Я слушаю, — сказал директор и прижал трубку к уху. — Кто говорит? Здравствуйте, Александр Павлович. Одну минуту. — Он опустил трубку и жестом попросил присутствующих покинуть кабинет.
— На-аверно, генерал Кутепов, — прохрипел Гатуа на ухо Хованскому, выходя в коридор.
Подошел, кланяясь и расшаркиваясь, Берендс. Любезно улыбаясь, он пожелал всем доброго утра, сказал несколько добрых слов о генерале Кучерове и высказал особое соболезнование Аркадию Попову. Потом спросил, в кабинете ли директор. У него-де имеются серьезные данные о преступлении.
— Впрочем, — продолжил он, — у меня секретов нет, могу сказать и вам!
Все покосились на машинистку Грацию, она стояла в стороне от всех и, казалось, ничего не видела и не слышала.
Берендс словно только сейчас ее заметил. Как ни в чем не бывало он подошел к ней и, ласково взяв за руку, сказал:
— Кураж, ма пети, ту сера бон! [24] (Он всегда говорил с ней на ломаном французском, хотя знал этот язык в совершенстве.)
Вышел генерал Перрет. Лицо его было красным. Казалось, его вот-вот хватит удар.
24
Смелей, девочка, все будет хорошо (франц.).
— Ступайте, Грация, к себе в бухгалтерию, потом во всем разберемся. Сейчас не до вас. Не правда ли, господа? — и он повернулся к Гатуа и Хованскому.
Гатуа хотел было что-то возразить, но Хованский, опередив его, сказал:
— Разумеется, ваше превосходительство!
— Да, да! Конечно! Отлично! — подхватил, кланяясь директору, капитан первого ранга Берендс.
— А теперь пойдемте к Вуйковичу, — сказал Перрет.
— Начальник полиции сейчас в кабинете, который отведен следователю. Разговаривают с Ириной Львовной. Бедняжка по наивности попала в такую историю! Испугалась! — и Берендс изобразил на лице испуг.