Белые волки Перуна

– А боярин Блуд поверит Ладомиру?

– Вместе с Ладомиром поедут блудов холоп Пятеря и печальник Перунов Бакуня, - пояснил Хабар.
– А уж коли надумает Ярополк покинуть Родню, то мы с боярином Ставром встретим его на дороге и проводим до Киева.

– Туровский удел - место хорошее, - проговорил Добрыня.
– Ярополку там понравится.

И расплылся в своей всегдашней ослепительной улыбке. А боярину Ставру почудилось, что Ярополку не сидеть в Турове, но вслух свои сомнения он высказывать не стал даже будущему родственнику боярину Хабару.

Князь Владимир, столкнувшись в дверях с боярами, кивнул им дружелюбно, но в разговоры вступать не стал. После вчерашнего пира у него побаливала голова и настроение было неважным. Киевский стол неожиданно легко свалился под его задницу, но вместо ожидаемой радости он ощутил тревогу. Забот не убавилось с уходом Ярополка, их стало неизмеримо больше, и они давили на плечи Владимира неимоверной тяжестью, грозя раздавить в лепёшку. Поэтому и решил он перевалить хотя бы часть этих забот на широкую дядькину спину. Добрыня поднялся навстречу Владимиру, чего прежде никогда не делал. То ли подчеркивал тем самым уважение к Великому князю, то ли просто ноги у него затекли от долгого сидения. Никаких следов вчерашнего хмельного пира не было на его лице - железного здоровья был этот человек. Владимиру оставалось только позавидовать ему.

– Что у тебя просил боярин Хабар?

– Представь себе, ничего, - усмехнулся Добрыня.
– Хотя по трудам своим заслуживает многого. Хабар собирается с помощью боярина Блуда уговорить Ярополка добром отказаться от великого стола и уйти в Туров.

– Боярина Блуда следует обезглавить за все его происки, а усадьбу спалить, - Владимир поморщился от нехорошего ощущения в животе и потянулся к серебряной чарке.

Добрыня влил туда фряжского вина и подвинул сестричаду:

– Какая тебе корысть в смерти боярина Блуда или в его разорении? Князь не вправе убивать из мести, он должен казнить только в силу необходимости, иначе чем он отличается от простого смерда?

Владимир обиделся на эти слова Добрыни. Шолох уже напел ему сегодня о бесчинствах Перуновых Волков, которые вздумали защищать самого нелюбимого князем киевского боярина. И шёл Владимир к Добрыне собственно только за тем, чтобы отправить его к Волкам, учинять спрос.

– Шолох действовал по своему хотению, а не по слову князя, - пожал плечами Добрыня.
– Никакой вины за Ладомиром я не вижу. Дружине не следует потакать в бесчинствах, не то она возжелает стать не только руками князя, но и его головой. У боярина Блуда вся киевская старшина в свойственниках, а коли ты в Киеве князь, а не тать, то и судить должен не по Шолохову разумению, а по правде. Коли боярин Блуд пошёл против воли киевского князя Владимира, то за это он должен ответить и животом и нажитым жиром, а коли он виноват только перед князем Новгородским, то князь Киевский за ту вину взыскивать не вправе.

– Боярин Блуд согнал меня с новгородского стола, - возмутился Владимир.

– Это не Блуд тебя гнал, а князь Ярополк, за что с него и надо взыскать, поскольку пошёл он против правды и воли отцовской. А коли тебя простой боярин согнать сумел с новгородского стола, то тебе в этом мало чести. Воевать можно только с равным, Владимир, а младшего следует судить, и судить по справедливости, в этом честь князя.

– Тебя послушать, так ты всю жизнь прожил по правде, рук не замарав, - не удержался от злого слова Владимир.

Добрыня засмеялся, что с ним случалось чрезвычайно редко:

– Я боярин и вправе мстить своим врагам, а ты князь, и вправе взыскивать с меня за эту месть, коли она не по правде. Коли виновен Блуд, так объяви о его вине народу. Не действуй по разбойному Шолоховыми руками. Нельзя сейчас допустить грабежей в Киеве. Великие князья так не поступают с своим народом.

– Значит прощать врагам, - насмешливо покосился Владимир на Добрыню.
– А как же Рогволд?

– Рогволд оскорбил сына Святослава, за это и смерть принял. Но Полоцк мы взяли мечом, а потому и вправе были казнить побежденных, а здесь, в Киеве, ты утвердился по правде, как сын своего отца, как представитель Рюрикова рода, который владеет всей русской землёй, а потому и побеждённых здесь быть не может. Не вправе князь побеждать свой народ, а вот судить его вправе.

– Выходит, следует отпустить Ярополка в Туров?

Владимир поймал взгляд Добрыни, но настаивать на ответе не стал, а отвёл глаза в сторону. Не от испуга, нет, просто предстоящее решение было трудным и страшным, и не приходилось сомневаться, что оно ляжет тяжким камнем на Владимирову жизнь. Не мог он отпустить Ярополка добром в Туров. И Ярополк может быть утих, но старшина не успокоится и в племенных распрях будет искать поддержки у бывшего князя Киевского, который тоже Рюрикова рода, а значит вправе быть судьей. И любое слово Владимира будет подвергаться сомнению или самим Ярополком или от имени Ярополка. Убив Олега Древлянского, Ярополк сам указал Владимиру дорогу, с которой свернуть уже невозможно. Ярополк в роду старший, и пока он жив, об этом будут помнить все. А народная любовь и боярская преданность переменчивы, это Владимир узнал ещё в Новгороде.

Добрыня медленно потягивал вино из золотой чарки. То ли размышлял о чём-то то ли предоставлял Владимиру возможность самому кинуть умом. А заговорил медленно, взвешивая каждое слово:

– Даджбогов кудесник Щур сказал мне, что на Ярополке вина не только за убийство брата, но и за нарушенный миропорядок, который установился словом Святослава, слово отца для его детей закон, иначе не на чем будет держаться этому миру. И Ярополк знает эту свою вину. Не по твоему слову казнить его должны, а по приговору волхвов славянских богов и старшины новгородской, полоцкой, киевской, которые его волею были втянуты в кровавую распрю.

Хитро задумал Добрыня, так хитро, что не вдруг поймёшь, в чём тут польза для Владимира. Князя только тогда уважают, когда бояться - не Добрынины ли это слова? А коли старшина да волхвы начнут судить князей по своему разумению, то остановятся ли они на Ярополке, а не спросят ли заодно с Владимира, благо и он далеко не чист в этом деле?

– Силой, конечно, можно удержать и стол и земли, - вздохнул Добрыня, - но рано или поздно это либо на тебе, либо на твоих детях скажется - сила иссякнет, а кривда останется.

– А если старшина и волхвы скажут, что Ярополку жить?

– Тогда пусть живёт. Пока конь под ним на охоте не споткнётся, либо сам на пиру мёдом не поперхнётся.

– Это не княжий путь, - сдвинул брови Владимир, - чтобы сначала спустить вину, а потом извести украдкой. Я подумаю.

Почему Ярополк, уходя в Родню, оставил в Киеве жену свою Всеславу, Владимир не знал - растрясти, что ли, боялся непраздную? Что Всеслава непраздна - это он приметил сразу по выпирающим бедрам и чуть выпирающему животу. Семя Ярополково ей предстояло носить ещё месяца четыре, вот только доживёт ли родитель до рождения своего чада? Владимиру почему-то казалась, что родится девочка, такая же тихая и послушная, как мать её Всеслава.

– Как спала княгиня?

– Хорошо, княж Владимир.

Ему захотелось сорвать платок с её головы и посмотреть, какого цвета у неё волосы. Или провести ласково рукой по щеке, ощущая тепло снежно-белой кожи. Волосы у неё скорее всего рыжеватые мягкие и пушистые. Кабы ни мамки да няньки, толпившиеся вокруг, он бы не удержался от хозяйского жеста, но старые ведьмы цепко следили за Владимиром, и на морщинистых лицах написано было недовольство.

На месте Ярополка он забрал бы жену с собой, дабы не вводить других во искушение. Или беглый князь был уверен, что у Владимира не хватит решимости её тронуть? Это ведь не просто женщина, а княгиня с семенем Великого князя в чреве, и если родится мальчик, то он по праву унаследует стол за Владимиром, даже если Ярополк потеряет и власть и жизнь. Мальчик будет старшим в роду Рюриковичей после Владимира, и поэтому прав у него будет больше, чем у Владимировых сыновей.