Белым по черному

— Миш, ты не заболел? — Оля наружной стороной ладони дотронулась до его лба, проверяя температуру.

— Непохоже, просто в сон клонит.

— Сейчас постелю, правда, на диване, но я там тоже с тобой лягу.

Он обнял её и прижал к себе.

— Что скажут родители? — прошептал, прикусывая мочку уха.

— Какая разница, что скажут. Мы давно с тобой вместе, так зачем изображать что-то тут и позволять себе всё у тебя? К тому же, судя по твоему состоянию, мы будем просто спать. А мамин комп ты доделаешь завтра.

Миша сдался. Извинился перед Мариной Семёновной, согласился выпить ещё чашку чая с ней и Сергеем Владимировичем, пока Оля постель перестилает.

За столом клевал носом. Но Марина Семёновна, будто этого не замечая, рассказывала ему о Косте, о том, что Дима, хоть и хороший человек и сын замечательный, но радость в семью не принёс — одинок и внуков им не подарил. Зато скоро приедет Костя с невестой…

Миша обратил внимание, как расцвело лицо Марины Семёновны, когда она говорила о среднем сыне, будто помолодела, похорошела, сбросив десяток лет, в глазах появился огонёк и стала заметна внешняя схожесть с Олей. А ещё он уловил полный невероятной грусти взгляд Сергея Владимировича на жену. Правда, тот не произнёс ни звука, лишь, закрыв глаза, покачал головой.

— Мишенька, — в кухню влетела Оля, — полотенце в ванной я тебе повесила, постель готова.

Михаил встал, пожелал всем спокойной ночи и отправился в душ.

* * *

Миша постарался закончить все дела к приходу Громова-старшего. Предупредил охрану и попросил проводить будущего тестя сразу к нему. Поймал себя на том, что волнуется. Удивился собственным ощущениям: никогда не испытывал ничего подобного ни на одних переговорах. Всегда был холоден и расчётлив. Только предстояли ему вовсе не переговоры, и заключения контракта тоже не предвиделось. «Неужели так трудно расстаться с собственной свободой?» — подумал он, оправдывая свой мандраж. Решение-то он принял раньше, да и жизни без Оли больше не представлял, но разговора с Сергеем Владимировичем побаивался.

Михаил стоял у панорамного окна, когда в кабинет вошёл отец Оли.

— Здравствуй, Миша, — обратился он. Голос был спокоен, и Михаила отпустило.

Он усадил Сергея Владимировича в кресло, а сам снова расположился на диване. Анжела принесла кофе и конфеты.

— Вы с работы, может, что посущественней предложить? — спросил Михаил. — Мы с Анжелой организуем.

— Нет, Миша, не беспокойся. Такую речь подготовил, а тебя увидел, и не знаю, как начать.

— Мы на одной стороне, так что делить нам нечего. — Михаил взял чашку и сделал пару глотков. — Я люблю вашу дочь. Не думаю, что для вас это новость. А дальше нам предстоит решить ряд вопросов совместного сосуществования.

Сергей Владимирович бросил в свою чашку пару кубиков сахара, размешал и сделал глоток. Он внимательно смотрел на Михаила, оценивая его.

— Расскажи о своих планах. Они ведь есть, для себя ты всё по полочкам разложил?

— Да, — Миша улыбнулся. — Сергей Владимирович, я просто переехать ко мне просил, но она отказалась до окончания сессии. Мне пришлось смириться и отложить заключение брака до лета. Теперь вы знаете всё. У меня очень серьёзные намерения. Я не в игрушки играю.

Сергей Владимирович усмехнулся.

— А Оля в курсе, что она летом замуж выходит? Ей нужно учиться. В идеале, если бы вы подождали ещё года два… Но ты ждать не станешь. Я прав?

— Смысл? Бегать друг к другу на свидания, тратить кучу времени на дорогу? Это выматывает, проще возвращаться каждый день к любимому человеку, к семье. Оля будет учиться, куда она денется. — Михаил откинулся на спинку дивана и закинул ногу на ногу. — Образование и самореализация для меня всегда были и есть в приоритете. Я не собираюсь вешать на неё дом. Если будет нужно, я найму людей, которые будут заниматься готовкой, уборкой и т. д. Речь не об этом, меня больше волнует, что ни у меня, ни у Оли не было примера нормальной семьи. Вот тут придётся строить всё с нуля, как у Адама и Евы прямо. Я знаю, что характер у меня не сахар, я диктатор, но это работает, по крайней мере в бизнесе. Сергей Владимирович, можете считать, что я хвастаюсь, но я заработал то, что я имею, и заработал честным путём.

— В твоей порядочности я не сомневаюсь. Оля росла в полной семье… Или ты знаешь про то, что случилось с Мариной? Оля рассказала?

— Нет, не Оля. Вы пригрели змею, а она тяпнула.

Михаил наблюдал за сменой эмоций на лице Сергея.

— Регина? Можешь не продолжать. Догадываюсь, что она наговорила. Миша, я никому и никогда не позволял обижать мою дочь, кроме ситуаций, о которых я просто не знал. Да, Регина с Людой нас крепко подставили. Я ведь её жалел, почти как к родной относился. Я её, да и Люду, знал с рождения почти. Наверно, иногда мы в людях видим то, что хотим видеть, и подменяем реальность иллюзиями. Я прозрел, а Дима, оказывается, давно знал правду. Жалко, что молчал.

Михаил позволил пережить момент истины своему собеседнику и перешёл к вопросу, который интересовал его больше всего.

— Марине Семёновне на данном этапе можно как-то помочь? Пусть дорого или заграницей…

— Я тебя понимаю. Если проблему можно решить деньгами, то это не проблема, а расходы. Нет, Марина, конечно, инвалид и вторую группу имеет, но она сохранна. То есть у неё не пострадали профессиональные навыки, не ухудшилась память, она владеет почти одинаково обеими руками, и практически незаметно, что подтягивает ногу при ходьбе. Она сломалась где-то на уровне эмоций. Но с этим можно жить, я привык. Марина любит детей, я говорю про Диму и Олю. К Косте у неё несколько болезненное отношение. Он не выдержал и уехал. Миша, он уехал от матери в первую очередь, от её гиперопеки и нездорового внимания. Костя очень неплохой парень, что бы там Регина не говорила. Спасибо, что предложил помощь. Если бы была хоть малейшая возможность что-то исправить, как-то помочь Марине, я бы взял деньги и отправил жену на лечение не задумываясь.

— И устроились бы ещё в парочку похоронных агенств, чтоб вернуть деньги?

— И это ты знаешь…

Сергей улыбнулся, но его улыбка была скорее вымученной, чем естественной. В глазах блестели слёзы. А Миша подумал о том, сколько пришлось вынести этому человеку на своих плечах и не сломаться, продолжать любить женщину, которая перестала быть той, какой была прежде. Продолжать обеспечивать семью и оставаться отцом своим детям. Вырастить и воспитать их. Дать образование и путёвку в жизнь. Что он мог сказать, о чём попросить? Лишь бы не выматывал себя и жил. С него пример брать нужно.

— Знаю, — ответил Миша, — и воспринял, как удар под дых. Вы не молодой человек, и работать вот так, на износ, нельзя. Да и зачем! Мне не нужны эти деньги! Я их просто дал, чтобы подсобить, поддержать вас в первую очередь. Вы бы поступили точно так же на моём месте. Да, я не хотел, чтобы Оля на диване в гостиной спала. Вот такой я эгоист.

Сергей Владимирович посерьёзнел, покачал головой, переваривая информацию, а потом глянул на Мишу с прищуром.

— Ну и перегибы у тебя! То есть ты об Оле заботился, а как при этом мне в душу плюнул — не подумал? Зачем ты балуешь моих женщин? Я могу их обеспечить всем необходимым. Удивляюсь, как Оля принимает твои подарки, про Марину я молчу, она не понимает, наверно. Радуется каждому знаку твоего внимания, как дитя.

Миша посерьёзнел и ответил, прямо глядя в глаза Сергею:

— Да не принимает Оля подарки! Я к женскому дню серьги с подвеской купил, ей пошли бы, но она не взяла. Теперь в сейфе лежат, придёт день — и наденет. Я же не первое попавшееся брал, а чтобы шло и нравилось и мне, и ей.

— Слово «нет» не понимаешь? — Сергей Владимирович пытался максимально чётко выразить свою позицию и пасовал перед искренностью Михаила. Миша же понимал, что сейчас идёт не борьба за превосходство, а единение душ, становление новых отношений, в которых нет места фальши и недоверию.