Белый Дух
Шрифт:
Крапчатый Ястреб поднялся ближе к полудню и с удивлением посмотрел на лежавшую возле него Мари. Она продолжала крепко спать.
– Не удивляйся, сын, – ухмыльнулась Женщина-Дерево, – это твоя настоящая жена. Мне пришлось сделать так, чтобы ты вошёл в неё.
– Как? Мне привиделось, что я умер. Моя душа покинула тело. Я блуждал в окружении целой толпы призраков, они вертелись надо мной на танцующих лошадях, затем превратились в жёлтых птиц и улетели.
– Да, ты покинул этот мир, но я заставила тебя вернуться к нам. Для этого мне была
– Когда это было?
– Два дня назад.
– Наши воины уже выступили в поход против Вороньих Людей?
– Нет, старики говорят, что сейчас нельзя. Пусть сменится луна, сейчас она полна, она безумствует. Пусть закроет свой белый глаз, тогда вожди проведут Церемонию Обновления. Да и ты к тому времени окрепнешь…
Минуло ещё три дня, и Крапчатый Ястреб поднялся на ноги, будто его бок вовсе не был разорван куском свинца и не гноился в течение нескольких суток.
Мари наконец решилась обратиться к старой индеанке за помощью. Опустившись перед Женщиной-Деревом на четвереньки, она смущённо потыкала себя в ягодицы и задрала подол платья.
– Мне больно ходить, и невозможно сидеть, бабушка, – взмолилась она. – Вы умеете лечить, помогите же мне!
Индеанка поначалу отшатнулась от неё и возмущённо залопотала что-то хриплым голосом. Она даже больно шлёпнула Мари ладонью, но затем присмотрелась и увидела сильное раздражение. Тогда она издала восклицание, в котором белая девушка различила сочувственную интонацию. Затем Женщина-Дерево сказала что-то строгое, погрозила Мари пальцем и полезла в сумку, где хранилось чучело ястреба.
Через пару минут она уже растирала на ладонях какую-то жирную массу, плюя в неё и бормоча что-то себе под нос. Когда старуха принялась втирать снадобье в больные места, Мари едва не расплакалась – такой трогательной показалась ей нежность, исходившая от рук индеанки.
Вечером того дня, когда Крапчатый Ястреб поднялся на ноги, он привлёк к себе Мари и со всей силой окрепшего организма вторгся в её податливую плоть.
– Ты нравишься мне, – прошептала она ему. Он не понял, но радостно засмеялся, услышав в её голосе нежные нотки.
– Моё тело радуется, соприкасаясь с твоим, – сказал он. – Мать утверждает, что в тебе живёт живительная сила. Такие женщины редки. Но в твоём теле таится и дух ненасытности. Таких женщин много.
– Я не понимаю тебя, – ответила она.
– Надень узду на свою ненасытность, иначе ты погибнешь, – закончил говорить он, проникая всё глубже в женское лоно.
– Я совсем не понимаю тебя…
Искатели
Когда Джордж заявил отцу, что присоединится к отряду трапперов, чтобы отыскать Мари, старший Торнтон помрачнел.
– Ты уже совершил одну глупость, Джорджи, отправившись с этой девушкой на прогулку, – чеканя слова, медленно проговорил старший Торнтон. – Теперь ты снова хочешь поступить неразумно.
– Я хочу найти Мари! Ты только представь, каково ей у дикарей! – пылко отозвался юноша. – В конце концов, отец, я уже не маленький мальчик. Я имею право решать сам…
– Ты уже решил сам однажды. Прогулка окончилась печально.
– Прошу
тебя, отец, перестань. Я не могу смотреть людям в глаза после случившегося. Я должен поехать.– Ты ничего не умеешь.
– Жерар тоже так говорит. Но я научусь. Я стану мужчиной! Ты будешь гордиться мной, уверяю тебя.
– Так ты уже обсудил это с Жераром? – В голосе отца прозвучали не то упрёк, не то досада.
– И с Пьером тоже.
Охотники не пришли в восторг от решения юноши присоединиться к ним. Они не очень хорошо знали Торнтона, но понимали, что семнадцатилетний неженка будет им только в тягость. Но и запретить ему они не могли.
– Каждый делает свой выбор, мальчик, – сказал ему рыжеволосый Жерар. – Ты уверен, что справишься?
– Я принял решение. Оставаться здесь я не могу.
– Что ж… В седле придётся сидеть дни напролёт. Когда доберёмся до Саскачевана, нам надо будет срубить хороший дом, чтобы перезимовать. Нянчиться с тобой никто не будет.
– Я понимаю.
Джордж испытал настоящую радость, приняв решение ехать с экспедицией. Это был первый самостоятельный шаг в его жизни. Путешествие обещало быть трудным и опасным, но молодой Торнтон видел впереди только новые впечатления и возможность стать таким, как все.
Под конец первой недели отряд добрался до последнего жилища, построенного руками белого человека. В этой невысокой избушке никто не жил с тех пор, как два года назад группа первопроходцев погибла во время первой же зимовки.
– Мы с Мануэлем обнаружили их кости прошлым летом, когда забрели сюда, – сказал Пьер. – Черепа так и валяются тут и там.
– Кто убил их? Индейцы? – спросил Джордж.
– А кто ж ещё? Тут больше никого нет. Краснокожие любого из нас прикончат с огромной радостью, только бы поживиться нашим товаром. Стальные ножи и топоры, ружья и порох – за это они душу дьяволу готовы продать…
За первые дни похода Джордж наслушался историй из жизни охотников. Эти люди внушали ему уважение своим мужеством, силой, жизненным опытом, но и пугали тоже. Он ежедневно сталкивался с ними в посёлке, привык к их грубоватым манерам, неправильной речи, но здесь, в глуши, они как-то сразу изменились, наполнились новыми для Торнтона красками, обрели более грубые черты, стали похожи повадками на диких зверей. Казалось, человеческим в них оставался только облик. Даже слово «смерть» звучало теперь в их устах совсем не так, как в Сен-Августине.
– Как печально, – проговорил задумчиво Джордж, – что хижина оказалась бесполезной.
– Не такой уж бесполезной, – возразил Пьер, распуская ремни на тюках и сбрасывая поклажу с лошадей на землю. – Мы здесь хорошенько отдохнём. После-то нам до поздней осени не придётся под крышей ночевать. Нет, мальчик, Дом Восьмерых – очень полезная стоянка.
– Дом Восьмерых?
– Мы так называем это место. Из-за тех восьми человек, которые тут остались навсегда.
– Вы знали их, сэр?
– Некоторых. Вместе с Мануэлем Патерсоном и Чёрным Жаком мы истоптали не одну пару мокасин. Жак однажды вытащил меня из такой передряги, скажу я тебе, что не дай Бог.