Белый дьявол

Интересно проанализировать позицию тех, кто в этот момент был вне партии. Сальвемини, как мы знаем, осудил войну и поэтому порвал с «Воче». Но после съезда в Модене он горько упрекал партию за то, что та вела «великолепную, но почти платоническую» кампанию против войны. Но все-таки раз уже дело дошло до войны, поражение в ней было бы катастрофой для всех итальянцев, и прежде всего для трудящихся. Так думали многие меридионалисты. Они осуждали как саму войну, так и ее идеологические обоснования. Но они также надеялись, что война выведет страну из застоя, мобилизует массы, заставит действовать и, быть может, поможет разрешить проблему Юга. Этот образ мыслей был распространен уже в 1911 г., а через несколько лет ляжет в основу так называемого демократического интервенционизма. Артуро Лабриола, как и многие его единомышленники, откровенно и горячо поддерживал Ливийскую войну. Он, как и Сальвемини, находился в это время вне партии, но считал себя революционером. Мотивы, по которым «интеллектуальное крыло революционного синдикализма» было за войну, сводились к тому, что война будет «великолепной школой воспитания в массах боевого духа», а впоследствии этот боевой дух поможет осуществить революцию.

14 марта 1912 г. анархист, каменщик по профессии Антонио Д’Альба совершил покушение на жизнь короля и королевы, когда они отправлялись на богослужение в память убитого короля Умберто I. Покушение не удалось. В это время заседал парламент, депутаты прервали заседание и решили отправиться в Квиринал, чтобы поздравить короля с избавлением от опасности. Три депутата-социалиста: Биссолати, Бономи и Кабрини — пошли вместе с коллегами, и Бономи объяснил это как «жест человеческой солидарности и свойственной романским народам любезности». Партия возмутилась. Тревес писал в «Аванти!», что эти трое «уподобились дурацким куртизанкам». Буржуазная же пресса, как и после убийства Умберто I, хотя не так яростно, обвиняла социалистов в их «доле моральной ответственности».

История с Квприпалом стала главным пунктом обвинения против правых реформистов на XIII съезде партии, состоявшемся в Реджо-Эмилии в июле 1912 г. Правда, и до этого революционные фракции извлекли из нее немалый политический капитал. Одна за другой местные партийные организации заявляли, что отходят от «реформистов» и присоединяются к «революционерам». Между съездом в Модене и съездом в Реджо-Эмилии внутрипартийная борьба продолжала обостряться. Парламентская фракция раскололась, между руководством партии и парламентариями возникло множество разногласий. ВКТ, вначале довольно вяло осудившая войну, стала настойчиво требовать ее прекращения. В эти месяцы вопрос об идеологической линии Социалистической партии встал с исключительной остротой. Война, в которую страна была втянута без предварительных дебатов и одобрения парламента, показала всю ограниченность парламентской демократии. А следовательно, какой смысл в поддержке правительства, на чем в течение 10 лет основывалась тактика социалистов? Перед съездом в Реджо-Эмилин «непримиримые революционеры» были полны решимости завоевать руководство и направить партию по новому пути, покончив с политикой блоков и избавившись от правых реформистов.

Съезд открылся 7 июля 1912 г.; партия могла праздновать свое 20-летие, но атмосфера была явно неподходящей. Ладзари лишь бегло упомянул о памятной дате. Данные о членстве в партии и распространении партийной печати оказались неутешительными. Политический доклад, доклады о работе парламентской группы и об «Аванти!» — все подверглось резчайшей критике. «Наступление «революционеров», развивавшееся параллельно с развитием прогрессивного паралича руководства и парламентской группы, парализованных разногласиями между правыми и левыми реформистами, достигло момента наибольшей напряженности и эффективности накануне съезда в Реджо-Эмплии, не оставляя больше места для сомнений о том, какими будут результаты съезда. В самом деле, съезд лишь официально подтвердил неизбежность давно назревших перемен, а именно разрыва с правыми реформистами» {119} .

Самую резкую речь против реформистов на съезде произнес Муссолини, входивший в фракцию революционных групп. Он выступил по вопросу о работе парламентской фракции. Точное замечание сделал Манакорда: в своей речи Муссолини не ограничился критикой недостатков в работе партии, он обрушился «на всю демократическую сущность реформизма» и осудил ее «во имя концепции социализма как доктрины силы, антидемократической доктрины» {120} . Говоря о «парламентском кретинизме», Муссолини прокламировал себя самого как истинного представителя марксистской мысли. Между тем о научном социализме он имел лишь самое приблизительное представление. Однако Муссолини, ловко используя сложившееся положение, заготовил несколько эффектных демагогических афоризмов и внес проект резолюции, гласивший: «Конгресс, убедившись, что доклад парламентской группы был жалким и склеротическим, констатирует и осуждает политическую инертность этой группы». После чего Муссолини потребовал исключения из партии Кабрини, Бономи и Биссолати за то, что они ходили в Квиринал.

К моменту съезда в Реджо-Эмилии исключение правых реформистов из партии фактически было предрешено. Вопрос тщательно обсуждался на разных уровнях; известно, с какой болью относились к этому Турати и Кулишова. Был и проект Модильяни, также предусматривавший исключение, но сформулированный мягче. Наконец, третий проект представили левые реформисты. Биссолати и другие осуждались, но не предлагалось их исключить. Большинство, однако, проголосовало за резолюцию Муссолини, и он был избран в руководство ИСП.

Съезд вызвал интерес и отклики в международном социалистическом движении. В «Правде» от 15 июля 1912 г. была опубликована статья В. И. Ленина «Съезд итальянских социалистов», в которой, в частности, говорилось: «Внутренняя борьба в итальянской социалистической партии приняла особенно острые формы в последние годы. Сначала было два основных направления: революционеры и реформисты… Эти два основные направления, существующие в том или ином виде во всех социалистических партиях, выделили в Италии еще два крайних направления, которые совсем уходили прочь от социализма и вели поэтому к отделению от рабочей социалистической партии» {121} .

Кризис реформистского течения длился долго. Было много противоречий, столкновений, срывов, болезненных личных моментов. Арфе пишет, как главные действующие лица — «люди высокого интеллектуального уровня и большого опыта» — запутывались и попадали в тупик. Биссолати, Бономи, Кабрини — руководители группы правых реформистов — претендовали на то, что именно их течение вернее всех отражает требования и волю классовых организаций пролетариата. Но потом, «когда круг реформистского опыта будет завершен, они, исключенные из партии, окажутся, несмотря на свою моральную непреклонность, создателями и лидерами политического формирования, основанного на избирательной, порой очень двусмысленной клиентеле (Турати назовет их «партией кандидатов»), и у них не будет никаких последователей из среды организованного пролетариата» {122} . И далее: «Турати, который с симпатией, хотя и с некоторыми оговорками, относился к правым реформистам, сыграет решающую роль в том, чтобы изолировать «правых» и сохранить связи партии с примкнувшим к ней профессиональным движением. Ему придется, пусть с горечью и болью, предъявить обвинение в предательстве, невольном и бессознательном, но предательстве Биссолати, другу и брату юношеских лет, верному товарищу в борьбе в годы зрелости». Ленин в статье «Съезд итальянских социалистов» подробно, называя имена, писал о синдикалистах, о «левых» и правых реформистах, об исключении Биссолати. И затем: «Раскол — тяжелая, болезненная история. Но иногда он становится необходимым, и в таких случаях всякая слабость, всякая «сентиментальность» (слово, употребленное в Реджио нашей соотечественницей Балабановой) есть преступление. Вожди рабочих не ангелы, не святые, не герои, а люди, как все. Они делают ошибки. Партия поправляет их. Немецкой рабочей партии случалось поправлять оппортунистические ошибки даже таких великих вождей, как Бебель. Но если на ошибке настаивают, если для защиты ошибки составляется группа, которая топчет ногами все решения партии, всю дисциплину пролетарской армии, тогда раскол необходим» {123} .

Положение в партии оказалось парадоксальным. Победившие на съезде крайне левые группы, естественно, хотят назначить вместо Тревеса, заменившего в 1910 г. на этом посту Биссолати, нового директора центрального органа партии «Аванти!». Они предлагают этот пост Сальвемини, хотя тот с 1911 г. находится вне партии. Но он отказывается, и после нескольких месяцев переходного периода, когда газету возглавляет некий Джованни Баччи (многие итальянские историки даже не называют его имени), 1 декабря 1912 г. директором «Аванти!» становится Муссолини.

Кто пришел на смену Сальвемини, Артуро Лабриоле, группе правых реформистов? Манакорда с присущей ему четкостью формулировок, пишет, что итальянские социалисты стали жертвой кризиса, за который в историческом плане сами несут ответственность. В годы, непосредственно предшествовавшие первой мировой войне, «Социалистическая партия, такая, какой они ее создали, не выдерживала накала событий. Она жила, она имела свои заслуги, что признавал даже неутомимый критик реформизма Сальвемини, но теперь она должна была смириться и уступить место чему-то новому» {124} . Грамши отмечал, что, ввиду отсутствия связи руководства ИСП с «пролетарским ядром» партии, в итальянском социалистическом движении всегда существовала «обстановка, благоприятствующая бонапартизму» {125} . Съезд в Реджо-Эмилии, на котором Муссолини присоединился к требованию об исключении из партии правых реформистов и практически обеспечил свое будущее назначение на пост директора «Аванти!», прошел в июле 1912 г. Через два с небольшим года. 24 ноября 1914 г., Муссолини сам будет исключен из партии. Пройдет еще восемь лет — только восемь лет! — и Бенито Муссолини превратится в «дуче».

Теперь обратимся к тому, что перед Ливийской войной происходило в католическом лагере. Мы остановились на жестком курсе, который проводил Пий X, и отметили, что этот курс встречался, несмотря ни на что, с некоторой оппозицией. Отчасти оппозиционный характер имело и создание знаменитого Треста католической печати. Реорганизация католической печати началась еще в 1907 г., когда «Оссерваторе каттолико» слился с более умеренной «Лега Ломбарда» («Ломбардская лига») и стала выходить ежедневная газета «Л’унионе» («Единение»), директором которой был Меда. В следующем году Грозоли стал инициатором создания «более сложного финансово-издательского организма — Римского издательского общества для организации треста национальной католической печати» {126} . Через два года трест имел четыре газеты, а летом 1912 г. — уже шесть.