Белый дьявол
Шрифт:
В апреле 1900 г. депутаты Эстремы демонстративно покинули зал заседаний, а левый центр пригрозил, что поступит так же, если правительство Пеллу «не прекратит свою тиранию». Образовался широкий оппозиционный блок: объединились Эстрема и левое крыло либералов. Попытка Пеллу ограничить права парламента показывала, что он исходит из концепции, изложенной в статье Соннино, т. е. из «манифеста консерваторов». Не только депутаты, но и активная часть общественного мнения возражала против политики генерала. Пришлось назначить новые выборы, и, когда стало ясно, что Пеллу дискредитирован, в июне 1900 г. его кабинет ушел в отставку.
Манакорда так характеризует этот исторический период: «Отныне в центре политической борьбы между правительственными партиями оказывается дилемма: какую позицию занять по отношению к организованному рабочему движению. Классовая борьба вошла в парламент как компонент борьбы за власть. Не потому, что возникла альтернатива перехода власти к небуржуазным силам (даже
Создание переходного правительства после падения Пеллу было, быть может, неизбежным. Премьером был назначен 80-летний председатель сената Джузеппе Саракко, человек безликий, стоявший на умеренно консервативных позициях и «уважавший законы», Назначение его свидетельствовало о некоторой растерянности: видимо, король понимал необходимость изменения методов управления страной. Но через несколько недель после назначения нового премьера король был убит.
Это произошло 29 июля 1900 г. в г. Монца, куда Умберто I приехал взглянуть на спортивные состязания. Он возвращался в открытой коляске. Неожиданно из толпы к коляске приблизился молодой человек и выстрелил из револьвера три или четыре раза. Король скончался через 15 минут. Стрелявший в него Гаэтано Бреши, анархист, приехал из США специально для того, чтобы «отомстить за многие несправедливости». Известны протоколы судебного заседания и отклики печати. Бреши был 31 год, его описывают как красивого, очень уверенно державшегося человека. Говоря о мотивах убийства, он упомянул о репрессиях на Сицилии и в Милане. В ответ на замечание председателя суда, что репрессии осуществляло правительство, Бреши возразил, что король подписывал соответствующие декреты: «Я хотел отомстить за жертвы; кроме того, я хотел отомстить за самого себя, из-за тяжелой жизни вынужденного эмигрировать. Когда в Патерсоне (США, штат Нью-Джерси. — Ц. К.) я прочел о событиях в Милане, где даже стреляли из пушек, я плакал от ярости и стал готовиться к вендетте. Я думал о короле, который наградил тех, кто осуществил эти побоища, и пришел к убеждению, что он застуживает смерти. Никто не внушал мне этого. У меня не было сообщников. Более того, за шесть месяцев до отъезда я вышел из всех политических организаций, чтобы чувствовать себя более свободным» {24} .
В Италии не было смертной казни, и Бреши приговорили к заключению. По официальной версии он повесился в тюрьме 22 мая 1901 г. Кто знает, было ли это самоубийством? Помимо осуждения Гаэтано Бреши, репрессий в стране не было. Через несколько недель после вступления на престол Виктор Эммануил III, сын убитого короля, заявил, что он намерен восстановить мир внутри страны и добиться «единения всех людей доброй воли». Это было прелюдией к «эре Джолитти».
ДУХОВНАЯ АТМОСФЕРА ПОСТРИСОРДЖИМЕНТО
Несколько поколений патриотов, участников движения Рисорджименто, политически сражались под разными знаменами, но все они сходились на центральной идее нации. В это понятие разные люди вкладывали различный смысл, но все верили в то, что у новой Италии есть особая всемирно-историческая миссия. Во время Рисорджименто авангардной силой была интеллигенция. Потом наступил период, называемый Пострисорджименто. «Интеллектуалы — участники движения Рисорджименто больше всех других способствовали созданию в высшей степени идеализированного облика этого движения. Именно поэтому они сильнее всех ощущали, что новое объединенное государство не соответствует пламенным надеждам недавнего прошлого» {25} . Объединенная Италия перестала быть мечтой и превратилась в реальность. Однако реальность не всегда совпадала с тем образом, который рисовали себе люди, боровшиеся за воплощение в ней своих идеалов.
Современный философ-марксист Альберто Азор Роза высказывает мысль, что в годы борьбы за объединение некоторая расплывчатость идеологии Рисорджименто способствовала сближению позиций различных групп. Но позднее, когда цель была достигнута, наступили отрезвление и разочарование. Характерно письмо, которое знаменитый поэт Джозуэ Кардуччи (1835–1907), республиканец и
гарибальдиец, кумир интеллигенции и молодежи, впоследствии ставший консерватором, адресовал другому видному деятелю Рисорджименто, известному литератору и организатору культуры Арканджело Гислерп: «Кажется ли вам прекрасной эта Италия? Я лично не считаю ее прекрасной, но, чтобы не вносить горечь в сердца других, молчу и буду молчать…».Процесс переоценки ценностей Рисорджименто, охвативший интеллигенцию, был длительным. Напомним, что в период объединения Италии политические институты в большинстве европейских стран были либеральными, и, несколько обобщая, можно сказать, что господствующей политической философией была либеральная и демократическая философия, исходившая из бессмертных принципов Великой французской революции: свобода, равенство, братство. Капитализм в ранней стадии своего развития политически ориентировался именно на либеральную доктрину. На практике, разумеется, идеология чистого либерализма (Азор Роза предлагает термин «абсолютный либерализм») может развиваться как в сторону демократического, так и в сторону консервативного либерализма. В Италии после объединения существовали две тенденции: либеральная и демократическая. Но внутри каждой из них были многочисленные оттенки, а в процессе исторического развития происходили сложные изменения.
Приведем еще одно письмо, которое известный экономист и политический деятель Маффео Пангалеони (1857–1924) отправил Наполеоне Колайанни. (Мы говорили о нем в связи с банковскими скандалами.) Письмо звучит как настоящий манифест. Рефрен — горький упрек окружающему: где настоящие люди? «Где те, кто хочет свободы мысли и действия (только не преступного) для всех: для священника и для анархиста, для реакционера и для поборника прогресса? Скажем конкретнее: где те, кто одновременно признает свободу преподавания, устройство школ для священников, свободу ассоциаций, собраний, печати, любой пропаганды для социалистов? Где люди, которые не желают пользоваться поддержкой государства для себя и использовать государство против своих врагов?» Государство должно осуществлять репрессии только против уголовных преступников. Закон должен быть одинаковым для всех, от короля до уборщика мусора. «Где же те, кто хочет свободы и независимости для каждого отдельного гражданина, которому должна быть предоставлена возможность пожинать плоды, хорошие либо плохие, его собственных действий?» {26}
Энергия и горечь этого письма (личные письма часто красноречивее текстов для печати) показывают настроения той части итальянской интеллигенции периода Пострисорджименто, которая вне зависимости от партийной принадлежности была глубоко предана либерализму как философской этической доктрине. Маффео Панталеони не был ни католиком, ни социалистом, он отстаивал идею свободы для всех. И людей, подобных Панталеони, было немало. Это были люди, родившиеся в конце 50-х годов и, следовательно, сформировавшиеся вне духовной атмосферы Рисорджименто. Они не были связаны иллюзиями, мифами и риторикой героического прошлого, не были романтиками и чуждались абстракций. В философском смысле их поколение отошло от идеалистической философии и подняло на щит позитивизм, прощая ему все наивности и упрощения за его серьезность и тягу к конкретному.
Эти люди верили в прогресс и хотели основательных реформ. Авторитетные социологи и экономисты проводили обследования и получали объективную картину общества — картину, которая не могла обнадеживать: безграмотность, слабое развитие промышленности, отсталое сельское хозяйство, использование детского труда, исключительно низкий уровень жизни народных масс. Люди, о которых мы говорим, уважали данные науки. Их критика существовавшей системы была, как выразился один итальянский автор, одновременно научной, политической и моральной. Они никак не могли считать свою Италию «прекрасной».
В эти годы повышенного интереса к социологии и общественной психологии позитивизм в равной мере оказывал влияние и на буржуазную интеллигенцию, и на социалистов «второго поколения» [6] . Современный философ Эудженио Гарэн писал, что у позитивизма была большая заслуга: он предложил тем группам интеллигенции, «которые осуществили объединение в борьбе с церковью, хорошую, выглядевшую вполне респектабельно замену традиционной религии» {27} .
Что касается социалистов, то большинство руководителей основанной в 1892 г. Социалистической партии тоже воспитывались на философии позитивизма. Правда, философ и мыслитель Антонио Лабриола (1842–1904), которого называют первым итальянским марксистом, в своих теоретических трудах и лекциях яростно боролся с позитивизмом. Но Лабриола предпочитал оставаться «философом партии» и не принимал участия в ее практической деятельности. Итальянский социализм с самого начала носил ярко выраженный эволюционистский и гуманитарный характер. Однако идеи научного социализма, которые утвердились в общеевропейской политической мысли в особенности на протяжении 1870–1880 гг., имели огромное значение и для Италии. Кульминация приходится на пятилетие 1890–1895 гг., когда Энгельс с поразительным тактом и терпением руководил итальянским социалистическим движением.