Белый дьявол

Самим фактом своего существования социалистическая мысль требовала от буржуазии и ее идеологов, от буржуазной интеллигенции, чтобы те со своей стороны предложили обществу свою систему ценностей. И не только в решении социальных и экономических вопросов. Политически вполне понятно, почему Джолитти рассматривал трансформизм как неизбежность. И, конечно, правы те, кто рассматривает трансформизм не как обособленный феномен, а как завершение длительного и сложного процесса.

Но подойдем к трансформизму с другой точки зрения, подумаем о психологическом моменте. В атмосфере возраставшего разочарования («кажется ли вам прекрасной эта Италия?») интеллигенция не могла воспринимать трансформизм иначе как беспринципность, как отказ от каких-то идеалов. Трансформизм означал, что старые политические формулы утратили свой вес и смысл, что на смену «благородному идеализму» пришла достаточно неприглядная с моральной точки зрения практика эклектизма — синоним, предложенный Кроче. Потом, как мы знаем, началась полоса авторитарного правления, «криспизма». Затем банковские скандалы, годы, когда, как писал много лет спустя Луиджи Пиранделло, «с небес Италии падала грязь». По свидетельству современного историка Франко Каталано, в последнем десятилетии XIX в. самоубийства, особенно в среде интеллигенции, «стали подлинной социальной проблемой».

Кроче писал, что в те годы образованное итальянское общество, в частности молодежь, испытывало чувство глубокой неудовлетворенности и тоски. Не было ясных целей, не было уверенности в средствах для достижения даже ограниченных целей, не было идей. Вот почему, считает Кроче, началось увлечение доктриной социализма. До начала последнего десятилетия XIX в., писал Кроче, «интеллигенция слабо разбиралась в различиях между демократическим и республиканским революционаризмом, анархическими или иными утопиями, гуманитарным социализмом. Все это находилось в компетенции людей, которые, несмотря на апостольский энтузиазм, а также на известное интеллектуальное превосходство некоторых из них, все же находились в отрыве от подлинной национальной и культурной жизни» {28} .

Потом, однако, положение решительно изменилось благодаря деятельности Антонио Лабриолы и развитию социалистической мысли и социалистической печати (в частности, журнала Турати «Критика сочиале» и основанной в конце 1896 г. газеты «Аванти!» («Вперед!»)). В том же году была проведена анкета об отношении к социализму, охватившая 194 деятеля культуры: 105 писателей, 63 ученых, 26 художников. Безоговорочно за социализм высказалось 110 человек, за с оговорками — 54 и только 30 — против. Год спустя неаполитанская Академия Понтиниана обсуждала на конкурсе монографию, посвященную третьему тому «Капитала». Пе следует, впрочем, забывать, что существовал и некоторый момент «моды», существовал «сентиментальный социализм». Это, впрочем, тоже надо рассматривать как явление общественной психологии.

Важно то, что в эти годы именно Социалистическая партия выступает как носитель высоких этических ценностей. Деятели этой партии импонировали даже идейным противникам своей серьезностью, компетентностью, бескорыстием, самоотверженностью. Приведем лишь два примера. 31 декабря 1891 г. Вильфредо Парето (1848–1923), видный социолог и экономист, пишет Колайанни: «Я не социалист и сожалею об этом». Второй пример: 16 апреля 1897 г. Папталеони писал, что ему хотелось бы созвать в Швейцарии конференцию, посвященную изучению взглядов итальянских социалистов. Это дань восхищения и доказательство морального престижа, которым пользовались социалисты.

Серьезные представители итальянской буржуазной интеллигенции, стоявшие на совершенно иных позициях, с большим вниманием и интересом относились к социалистической альтернативе. Азор Роза справедливо считает, что самый факт существования Социалистической партии ставил задачу создания буржуазных партий нового типа по сравнению с политическими объединениями Рисорджименто и Пострисорджименто. Возникла также необходимость разработки таких «культурных постулатов» (термин Азор Розы), которые в наибольшей степени соответствовали бы веяниям времени. По мысли Азор Розы, ситуация, возникшая в Италии в конце XIX в., — «классический пример того, как политика определяет культуру». Пока оппозиция правящим классам не была организованной, господствующие политические и культурные круги могли позволить себе роскошь оставаться разрозненными. Но когда эта оппозиция стала реальной силой, возникла необходимость выработать общую платформу, или, иными словами, «комплекс постулатов».

Все это происходило в годы, когда в Италии впервые в истории страны в политическую жизнь входят широкие народные массы со своими нуждами, требованиями и правами, входят не как некая «стихия», а как сознательная и хорошо организованная сила. Структура общества меняется на глазах. Возникает современная индустрия, растут противоречия между трудом и капиталом. Авторитарное правление показывает хрупкость понятия чистого либерализма и одновременно несостоятельность «авторитарной гипотезы». Кроче пишет, что люди, называвшие себя наследниками Исторической Правой, на самом деле были антилибералами и просто реакционерами. «Официальная философия» никогда не опускалась так низко, как в последнем десятилетии века, а некоторые «вообще не понимали, что существуют законы истории».

В годы банковских скандалов, паразитизма и коррупции, в атмосфере антипарламентской полемики появился теоретик, которому предстояло стать одним из идеологов консервативного крыла либеральной партии. Это сицилианец Гаэтано Моска (1858–1941). Он происходил из среднебуржуазной, традиционно-либеральной семьи, учился на юридическом факультете Палермского университета и в 1881 г. защитил диплом, посвященный национальному вопросу. Позднее известный историк Федерико Шабо писал, что Моска заходил очень далеко, размышляя о природе и функции войн, и настаивал «на грубой силе как на одном из главных факторов для образования наций».

Через три года Моска пишет первую важную работу — «Теория правительств и парламентское правление», в которой были заложены идеи, которые он разовьет позднее. Редактор тома произведений Моски, озаглавленного «Закат либерального государства», Антонио Ломбардо, утверждал, что опубликование этой работы является «свидетельством рождения современной итальянской политической науки». Уже в этой работе Моска употребил термины, ставшие знаменитыми: политический класс и политическая формула. Политический класс — это синоним руководящего класса. «Теория политического класса исходит из того, что внутри общественных формаций любого типа существует организованное меньшинство, которое сосредоточивает власть в центрах, принимающих эффективные решения, Политическая формула — это соединение идеологий, верований и мифов, которые политический класс «производит» как основы политической и социальной структуры, чтобы оправдать свое господство над обществом в целом» {29} . Иначе говоря, народ в массе своей не в состоянии сам управлять собой и нуждается в руководстве. Но и господствующие классы неоднородны: в разные исторические периоды они по-разному осуществляют свою власть. Отсюда родилось понятие политической формулы, которое, если расшифровать его, означает: каким образом, при помощи какой идеологии и каких комбинаций господствующий класс осуществляет управление обществом.

Современный философ Норберто Боббио считает, что в произведениях Моски налицо «строго позитивистская убежденность в реформаторских возможностях научных познаний», что Моска неизменно стремился к научно обоснованной политике и что его понимание политической науки было позитивистским. Однако позитивизм Моски не был наивным позитивизмом некоторых философов. На протяжении восьми лет (1887–1895 гг.) Моска, если не считать нескольких рецензий и одной статьи, подписанной псевдонимом, не занимался научной работой. Он последовал за своим другом и покровителем ди Рудини в Рим и посвятил себя государственной деятельности. Но именно в эти годы кристаллизовались его идеи. Он отнюдь не хотел простого возврата к идеалам Исторической Правой. Во-первых, он принадлежал к другому поколению. Во-вторых, этот пессимист, «последний ученик Макьявелли», глубоко и холодно анализировал перемены, происходившие в обществе. Видимо, в конце века Моска хотел предложить консервативному крылу либеральной буржуазии политическую программу, которая позволила бы ей противостоять как возрастающему влиянию социалистов, так и линии Джолитти. Наиболее зрелая работа Моски — «Элементы политической науки» — вышла в 1896 г.

Неверно было бы представлять себе Моску одиноким мыслителем. Критика парламентской системы в Италии в те годы систематически велась несколькими журналами. Сама теория политической формулы вписывается в общеевропейскую панораму консервативной реакции, начавшейся после разгрома Парижской коммуны, когда стали разрабатывать «антиякобинские» идеологические системы.

Видным идеологом итальянской буржуазии, оказывавшим очень большое влияние на развитие общественной мысли, был Вильфредо Парето. По образованию математик и инженер, он был одним из самых авторитетных экономистов и помещал в «Джорнале дельи экономисти» блестящие аналитические статьи. Оскорбленный тем, что в Италии ему не предложили университетской кафедры, Парето в 1893 г. уехал в Швейцарию. Его работа «Курс политической экономии» и многие другие вышли на французском языке. Он преподавал в Лозаннском университете, а потом поселился вблизи Женевы, продолжая, однако, живейшим образом интересоваться итальянскими делами.

Если Моску можно уверенно назвать консерватором, то Парето в гот период своей жизни был либералом радикального склада. Он стоял за развитие «позитивных отношений с социалистическим движением», печатался в «Аванти!». В его письме к Колайанни, которое мы цитировали, была важная мысль: «Мне кажется, что экономисты и социалисты могли бы пройти часть дороги вместе, чтобы противостоять хитростям наших правителей». Попробуем изложить в самых общих чертах суть политической теории Парето. История, по мнению Парето, состоит из циклов. В каждом цикле должно существовать определенное социальное равновесие. Постоянно действующими факторами являются residui и derivazioni. Если перевести буквально, это «остаточные элементы» и «производные элементы». Историк-марксист Паоло Алатри определяет первые как «инстинкты, чувства, интересы, коренящиеся в самой природе человека», а вторые как «стремление найти рациональное объяснение первым». Скажем иначе: в первом случае речь идет о реальных, в значительной степени иррациональных движущих силах, а во втором случае об идеологиях, цель которых «прикрывать», как выражается Алатри, эти движущие силы.