Белый хрен в конопляном поле
Шрифт:
— Где это он нахватался? — удивился Тихон.
— То ли это для него первая ярмарка? — ответил брат.
Окружившие дона Кабальо люди начали сокрушаться — надо же, барон, а вынужден зарабатывать на жизнь балаганными чудесами!
Народ подобрался хозяйственный, и первым делом кто-то поинтересовался, нельзя ли приспособить чудесного жеребца Сигизмунда под плуг.
— Дурак он, что ли, землю пахать? — вместо коня ответил Терентий. Пейзане, кивая друг другу, согласились с таким резоном. Те, что пограмотнее, заказывали какие-нибудь буквы или слова, и дон Кабальо копытом
— Ну народ! Ну что таким-то не править!
Наконец дон Кабальо объявил:
— Высокоученый жеребец Сигизмунд устал от усилий. Впрочем, за дополнительную плату он поможет любому желающему воспроизвести столь же смышленых жеребят… Деньги отдайте моим оруженосцам.
Дона Кабальо увели воспроизводить, а братья стали считать деньги, и вышло больше, чем взяли у коварного гостинника.
— Ну что, к принцессе? — спросил Терентий.
— А куда же еще? — сказал Тихон.
ГЛАВА 23,
Как уже было сказано, попасть в балаган «Поцелуй принцессу» можно было, только заплатив сперва за аттракцион «Бородатые дети». Бороды действительно имелись, и немалые, да и вообще из кудлатых волос этих деток едва выглядывали носы и поблескивали глазки.
— Вы, что ли, дети? — не поверил Терентий.
— То ли сам не видишь, чудило деревенское, — ответил самый рослый из деток. Голос у него был еще ниже, чем у дона Кабальо. — Вот гляди, сосунок, и убеждайся…
С этими словами рослый ребенок запрыгал на ножке, да так неловко, что упал.
— Не ушибся, миленький? — ласково спросил Тихон.
После этого чудесный ребенок заревел, но как-то неубедительно, будто не вовремя разбуженный медведь.
Остальные бородатые дети мрачно водили хоровод и пели какую-то не совсем детскую песенку:
Хей-хо, хей-хо,
Ты думаешь, легко
Кайлом алмазы добывать,
Природа-мать?
Хей-хо, хей-хо,
Не очень-то легко
Четыре плана выполнять,
Природа-мать!
Хей-хо, хей-хо,
Мы дышим глубоко,
А ты слыхал про силикоз
Иль нет, барбос?
Хей-хо, хей-хо,
За вредность молоко
Нам полагается давать,
Природа-мать!
Терентий ухмыльнулся и сказал, что хотел бы прослушать песенку ну хотя бы про маленькую елочку или про сказочный остров Чунга-Чанга, но бородатые дети — мал мала меньше — так на него глянули, что принц понял: еще немного, так будут ему и Чунга, и Чанга, и все сорок четыре удовольствия.
— Ладно, — сказал он. — Где у вас тут принцесса, пусть выходит — целоваться будем.
— Хлеб за брюхом не ходит, — ответил старший бородатый ребенок. — Сам в шатер зайди, небось, не прынц…
Терентий послушно зашел под
своды, побыл там некоторое время…— Обман народа! — заорал он. — Кого там целовать? Она под стеклом!
— Правильно, — сказал старший бородатый ребенок. — А как же иначе? Иначе неинтересно. Иначе любой дурак ее поцелует, разбудит и полцарства получит. Ты только сравни входную плату — и полцарства.
— Уберите стекло, я жаловаться буду! — не унимался Терентий.
— Вот сам и разбей, — зевнул старший. — Как у нас на шахте говорили: «В случае чего — разбей стекло, нажми кнопку».
Терентий ринулся назад в шатер.
— Э нет, — сказал старший. — Второй подход. Плати по новой.
И заплатил Терентий, и вошел Терентий к принцессе, и звуки ударов донеслись из шатра.
— Это, брат, тебе не бычий пузырь, — мечтательно сказало бородатое дитя и подмигнуло Тихону. — Это, брат, горный хрусталь. Настоящий. На совесть делали…
Тихон тем временем смотрел на свой опухающий кулак и кривился от боли.
— Ну, я вам, дети, со временем устрою счастливое детство, — пообещал Терентий, выйдя из шатра. — Дайте срок, дам и я вам срок…
В ответ бородатые дети посоветовали Терентию не пугать весну цветами, а девку — отдельными частями, в то время как она, девка, наблюдала явление в целом.
— Она красивая, братец? — подбежал Тихон.
— Да там не сильно рассмотришь. Лежит. Вроде женщина. Вроде молодая. Только деньги зря потратили. Ты лучше не ходи, только расстроишься.
Но пошел Тихон, и расстроился Тихон еще пуще Терентия.
— Ой, Тереша, она красивая. Я таких красивых не видел.
— Да как же ты ее рассмотрел? Стекло-то все в царапинах…
— Я ее, Тереша, сердцем рассмотрел. Жалко ее. Все люди живут, а она лежит одна-одинешенька…
— Это верно, — согласился Терентий. — Когда красивая девка лежит одна-одинешенька — это явный непорядок и вызов самой природе. Только она, может, мертвая?
— Тогда бы запах шел…
— А они, может, там банки со ждановской жидкостью расставили?
— Да и продали бы ее скупщикам мертвых тел…
— Ну конечно! Эти продадут! Они за день-то знаешь сколько на ней замолачивают? Ведь никто не сознается, что в дураках остался. И мы не сознаемся. Ладно, пора дона искать да в дорогу собираться…
— Нет, братец. Никуда я не пойду, здесь останусь. Наймусь к кому-нибудь батраком, деньги зарабатывать. Выкуплю ее у этих бородатых. Пусть через десять лет, через двадцать — она-то молодая останется под стеклом!
— Не дури, Тишка!
— Нет, и не уговаривай!
Тут Терентий и понял, что наступил коренной перелом в братских отношениях. Он такого перелома ждал, только не думал, что все случится так скоро.
— Пойдем, а потом бате напишешь, он ее для тебя выкупит… Ведь полцарства дают, не бесприданница какая…
— Не пойду! Хоть режь!
И действительно сел рядом с балаганом, да так крепко, что сразу видно — конем не сдвинуть.
Терентий почесал малиновый гребень и пошел на конный двор искать дона Кабальо.
Дон Кабальо, хоть и несколько подустал от жеребячьей работы, выслушал Терентия очень внимательно.