Белый хрен в конопляном поле

Примчался встрепанный и какой-то закопченный Терентий.

— Бежим, Тишка! — крикнул он. — Я, кажется, опять что-то не то сделал…

Терентий подхватил заплечный мешок, Тихон — Василька.

— А этот… Куда его?

— Пусть тут скучает…

Странный светильник наверху ярко вспыхнул, погас и, судя по звуку, лопнул.

В темноте еле нашли выход, кое-как нащупали задвижку.

— Подальше, подальше, — торопил Терентий. — Там, в подвале, такое… И не расскажешь. Что-то гудит, кипит… Котел какой-то, колесики всякие… Я так понял, там свет этот делается. Ну, я колесико одно покрутил… до упора… А этот котел как заревет! Думаю, надо отсюда убираться. Вдруг в котле какой-нибудь демон угрелся?

— А как же Норман Бейтс? Он, наверное, миленький, не виноват… У него хоть такая мама есть, а у нас совсем никакой…

Терентий остановился. Лицо его в лунном свете было страшным.

— Ты книгу эту видел?

— Видел, а при чем…

— А при том! У него много людей останавливалось, и всех он их зарезал в мамином платье! Вот тебе и рыцарский подвиг — это все равно что людоеда поразить!

Хорошо, что отбежали подальше.

Гостиница Нормана Бейтса поднялась вверх, словно под нее подвели огненный фундамент. Бабахнуло так, что королевичи попадали — едва ли не в болото.

Обломки строения рухнули в огонь.

И сгорело все в одно мгновение, с великим белым дымом, и запах у дыма был какой-то не деревянный — резкий, удушливый…

— Бежим, а то сейчас Киндей примчится со своими немтырями!

— Куда?

— Куда бежится!

Они припустили по дороге.

Было светло — примерно как при вечерней заре.

ГЛАВА 18,

в которой объясняется, почему на постоялом дворе Киндея людям кусок в рот не лезет, а также открываются куда более важные тайны

— Значит, говоришь, не видел?

— Не видел, господин. Никаких мальчишек не видел. Да и не положено еще таким ходить без взрослых… У меня тут мало кто бывает, совсем дело хиреет…

Ироня сделал вид, что не заметил проговорки старого Киндея.

Другие гости постоялого двора жались на другом конце стола и кидали на Ироню опасливые взгляды. Сразу было видно, что человек знатный и хорошего воспитания: чуть что не по нем — сейчас в морду.

— Тащи, что там у тебя есть. Только смотри, чтобы посуда была ЧИСТАЯ… А потом ты от мен будешь мух отгонять…

— Слуш-шаюсь…

Ироня подошел к людям.

— А вам двое парнишек не попадались?

— Нет, сударь, мы люди простые, темные, ездили в Столенград за скобяным товаром… Ежели бы видели, так скрывать не стали!

— Одного видели, — сказал пожилой возчик. — Только он не парнишка. Разбойник он самый настоящий…

— Давно их на дорогах не встречали! — добавил кто-то. — Откуда и взялся?

— Ну и что?

Пожилой возчик поскреб грязную столешницу.

— Хотел он нас ограбить…

— Ограбил?

— Да не очень. Скобяные изделия — они и дорогие, и тяжелые. Жалко нам стало товару-то… Ну, а потом унесли его с дороги в лесок подальше, чтобы народ не смущать…

— Вот и молодцы, — сказал Ироня. — Хвалю. Другие остались бы без портков и орали: «Куда король смотрит?» — Два меча при нем было, в каждой руке! — похвастался возчик, вдохновленный похвалой большого человека. — Ну, мы с братом его в два кнута и отобрали мечи-то…

— Ну-ка покажи! — потребовал Ироня.

Пожилой возчик с кряхтением поднял с пола сверток из мешковины.

Мечи Ироня отбирал сам, под руку каждому из королевичей. Один в черных ножнах, другой в белых.

— Покупаю их у вас, — сказал он и, не дожидаясь согласия и цены, выложил на стол пригоршню золотых.

— Это еще и за храбрость, — сказал он, снова завернув мечи в мешковину. — Хоть поешьте и выпейте вволю…

— Эх, сударь, — сказал возчик. — Пробовали. Ну не идет кусок в горло, ты не поверишь! И так всегда у Киндея! Вроде и приготовлено с душой, и слюнки текут — а вот поди ж ты! Самое же дивное, что и не пьется здесь!

— Из-за мух, что ли?

— Да вряд ли… А вон Киндей и тебе угощение несет! Сам попробуй!

Ироня вернулся на свой конец стола. Хозяин поставил перед ним относительно чистую белую миску. В ней было не какое-нибудь обычное варево, а сам бараний бок с гречневой кашей.

Киндей хотел было уйти, но Ироня придержал его:

— Обожди! Может, мне не понравится — так потом гоняться за тобой, чтобы миску на голову надеть?

Ложку ему подали настоящую — и, возможно, единственную в заведении.

Ироня пальцами оторвал кусок мяса, зачерпнул каши ложкой, кое-как проглотил.

— В самом деле не хочу больше, — удивленно сказал он.

— Так все знают, что у меня еда сытная-сытная! Одного глоточка, малого кусочка за глаза хватает!

Ироня поднял миску, глянул на донышко.

— Киндей, — тихо сказал он. — Я тебя сам бить не буду. Я просто вон тем мужичкам расскажу, что ты на всякую кружку и тарелку снизу прилепляешь иголки, которыми саваны шили. Знакомый прием. Продукты бережешь, совиньон жалеешь… Одно и то же блюдо всем гостям подаешь… Мужички они боевые, поучат тебя как надо. А коли останешься живой, они по всем дорогам разнесут, какой ты бережливый хозяин!

Все веснушки на Киндее побледнели.

— Говори, узда старая, видел мальчишек?

— Выйдем, сударь…

Буланый жеребец шута стоял над кормушкой с отборным ячменем, но есть тоже не желал.

Киндей, не дожидаясь пинка или зуботычины, нырнул под кормушку, вытащил проклятую черно-кудесную иголку, хотел спрятать ее в кулаке, но Ироня отобрал.

— Ищи! — и швырнул иголку в кучу сена.

Буланый резво принялся за ячмень.

— Врать не смею, господин, — быстро заговорил Киндей. — Были они тут с неделю как. Но у меня все места были заняты, я и отправил их на другой постоялый двор — тут недалеко.

— К сопернику сам отправил? — не поверил Ироня. — Да и не многовато ли постоялых дворов для полузабытой дороги? Ну, пойдем туда!

— Некуда идти, ваша милость. В ту же ночь сгорел он, супостат.

— Как сгорел?

— Обыкновенно, ваша милость. Может, мальчишки с огнем баловались, может, еще что…

— Пошли, вибрион ластоногий! Веди!

Потом Ироня долго бродил по пепелищу — переворачивал горелые балки, разгребал золу мечом, склонялся над заинтересовавшими его предметами.