Белый колет и фригийский колпак
Шрифт:
– Всегда рад помочь, – чуть наклонил голову купец, – да ещё дело немаловажное у меня.
– Да что же случилось? – сделал удивлённое лицо офицер.
– Родственник моих друзей попал на службу царскую.
– Так это честь немалая, да и повинность. Видать, жребий такой ему выпал. Да кто же это?
– Да на торжище справного молодца приметили, ваша милость, и в рекруты забрали. Федот Андреев, из Вологды, в гостях был у меня.
– Да дело такое, господин Хренов, война на пороге, а после Аустерлица полки обескровлены, и абы кого на службу мы не берём. Каждого государь видит, таких же
– Да дело в другом- сирота он, обязался я присмотреть за отроком, – говорил купец, смотря в глаза офицера, не забывая и про руки. Помнил уроки батюшки, Лаврентий Лукича: « Глаза человека обмануть могут, Родька, а руки нет, как начнёт собеседник в своей правде сомневаться, начнёт руки прятать- за спину, в карманы али за пазуху, хватать что-то, значит- пришло твоё время. Ошарашь его! Удиви, порази, с тем что бы согласился с тобой. Но будь осторожен- ниточка та тонкая, оборваться может»
Заметил Хренов, что схватил рукой за эфес фон Гольц, а другую за спину убрал, да правую ногу вперед выставил, словно драться с ним на саблях будет.
« Ладно, – подумал Родион, – папенькины уроки -вперёд»
– И совсем важнейшее, родителя пожалейте. Дочь моя Анастасия, любит Федота, жить без него не может. Не разлучайте ради молодых ради Христа.
– Да сколько же лет дочери? – вздохнул ротмистр, и его лицо пошло пятнами.
– Да тринадцать годков, скоро уж четырнадцать.
– Да ты что, Родион Лаврентьич! – засмеялся офицер, – прямо Ромео и Джульетта! Ты же сам знаешь, ни один пастор их не обвенчает!
– Да как бог свят, Николай Христофорович! А погибнет ? А заболеет? Не обижу… – и он достал кошель с золотом, и поставил на брус ворот перед офицером, – да чего вам стоит?
– Да что ж вы тут! – офицер опять покраснел, лицо стало цветом, почти как ворот мундира, – обручиться позволю… И клянусь тебе на своей дедовской шпаге, – и коснулся двумя пальцами креста на эфесе, – через три года женится он на твоей дочери, если жив будет. И обещаю тебе, что найду способ, как дело решить. Если удальцом себя проявит.
Постоял немного офицер, на кошель не глянул, стал только мерить дорожку большими шагами.
– Привези завтра сюда дочь да стряпчего. Для обручения церковь ведь не нужна?
В ответ Хренов лишь кивнул головой, понимая, что спорить бесполезно.
– Завтра поутру. Выведу рекрута сам, здесь и обряд совершим, – и он кивнул купцу, и собрался уйти.
– Деньги возьмите, не побрезгуйте, – напомнил о кошельке непонятливый и настырный старовер.
– Всё на Федота вашего потрачу, – заметил фон Гольц, убирая кошель.
Помолвка
– Оно конечно, потратите, ваша милость, – тихо сказал себе под нос Хренов, когда офицер ушёл, – Аким! Поехали, времени нет.
– Уже всё готово!– крикнул приказчик.
Родион Лаврентьевич, тяжело опираясь на палку, и вспоминая червонцы. шёл к карете. Прикидывал и так и эдак, вспоминая разговор с офицером. Правильно сделал или нет? С Федотом всё по совести, выгоды здесь купец не искал, только для дочери старался. Ну, может, толковый зять в доме и не помешал. Залез в карету, задумался
так, что не помнил, как сел на сиденье, и задремал. Очнулся с трудом, лишь когда Аким открывал двери и откидывал лесенку.– Вот и дома, поесть вам скоро принесут. А Анастасия Родионовна потом придёт, с вами чай пить.
Родион лишь кивал, и вспомнил:
– Аким, сходи к моему стряпчему, чтоб поутру был.
– Уже пошёл, – поклонился приказчик.
Хозяин дома поднялся себе, и принесли его любимую солянку, быстро поел, служанка занесла и заливное.
– Настасью зови,чай будем пить.
– Поняла, батюшка.
Поднос с чашками да заварным чайником стоял рядом, там же лежали и пряники. Медный кувшин с вскипячённой водой стоял подальше, под ним горела спиртовка, что бы не остывал. Купец сам налил чай в чашки, и тут пришла дочь. Ни сказала ни слова, только присела напротив, хоть и лицо было белее мела.
– Не всё вышло, Настя. Выкупить не смог, – коротко и непревычно отрывисто говорил Родион, – если по сердцу тебе Федот, можешь с ним обручиться.
– Папенька! – дочь кинулась обниматься.
– Но сама подумай, обвенчаться сможете только через три года, когда тебе шестнадцать лет станет.
– Ясно, папенька, ждать его буду, – твердо сказала Настасья Родионовна.
– Ладно, к тому времени дом в Санкт- Петербурге куплю, – пробурчал купец, – завтра поутру готова будь, на станцию поедем, со стряпчим. Пока чай пей, а то остынет всё.
Чай после тяжелого разговора показался ещё вкуснее, да и Настя пила иноземное питьё, не спорила.
**
Вчера принесли одеяла, никто и не поверил. Сам вахмистр раздал серые суконные, отлично подшитые полотнища.
– Особо не надейтесь, что в полку ещё выдадут, – произнёс бывалый воин, – казармы хоть и красивые, загляденье просто, но не всегда тепло.
Николай Кузьмич всё внимательнее смотрел на новобранцев, выспрашивал каждого, кто и откуда. Наконец, подошел к Федоту.
– Завтра поутру что бы был готов, господин офицер распорядился. Зайдёшь в его квартиру после завтрака.
– Так точно!– ответил запомнивший науку Федот.
И поутру юноша зашагал к временному пристанищу командира. На самом деле это было всего- навсего две комнаты в флигеле станции, в одной жил сам ротмистр, в другой-его старый денщик Фомич.
Кузьмич постучал в дверь, и дёрнул за входную ручку. Старый солдат полировал суконкой бронзовые части офицерской сумки.
– Здравствуй, Пётр Фомич. Мы к господину ротмистру, он вчера распорядился.
– Это Федот Андреев?
– Точно так…
– Сейчас ротмистр выйдет, – и денщик поднялся, отложив свою работу, и открыл дверь с уже стершейся краской.
Почти сразу вышел фон Гольц, в отлично сидящем мундире. гладко выбритый и с отлично ухоженными усами. Шляпу держал в правой руке, левая на эфесе шпаги.
– Доброе утро, господин ротмистр.
– Здравствуй, Федот. Нам с тобой прогуляться надо. Вахмистр, ждите здесь, никому ни слова.
– Так точно, – только и ответил не понимающий происходящего унтер- офицер.
Фон Гольц пошёл к воротам станции, за ним быстро переставлял ноги и рекрут.