Белый олеандр

— Наверно, это вывих, — сказал Дейви.

— Хватит тут ныть. Иди поной еще куда-нибудь.

Я принесла пакет со льдом, приложила к плечу Дейви. Выглядел он плохо, но не ныл, только морщился.

— Ему надо в больницу, — сказала я, стараясь, чтобы это не звучало как упрек. Мне было страшно.

— Я его не повезу. Не могу, вези сама. — Старр нашарила в сумке ключи и бросила мне. Забыла, что мне только четырнадцать.

— Позвоните дяде Рэю.

— Нет.

— Мам? — всхлипнул Дейви. — Мам, помоги мне.

Старр повернула голову и заметила, как торчит его рука — локтем вперед.

— О господи! — Она бросилась к Дейви, склонилась над ним, навалившись коленом на столик, схватила его за руку. — О, мистер, прости меня. Мама просит прощения!

Чем больше она говорила, тем больше расстраивалась. На глазах опять показались слезы, из носа текло. Старр пыталась пригладить сыну волосы, вытереть лицо неловкими пьяными жестами. Дейви отвернулся. Она отпрянула, согнулась, прижав сложенные руки к животу, осела на пол рядом с кушеткой.

— Что я делаю, Господи, что я делаю? — бормотала она, колотя себя кулаком по лбу.

— Я звоню дяде Рэю, — сказала я.

Дейви продиктовал мне номер, и я вызвала его из нового квартала. Через полчаса он вошел в дом, сжимая губы.

— Я не хотела. — Старр подняла руки, как оперная певица. — Я не нарочно, честно, поверь мне! Никто не сказал ни слова. Оставив Старр рыдать на полу, мы отвезли Дейви в больницу, где ему вправили вывих. Промямлили что-то о том, как мы играли на реке. «Он спрыгнул с камня и упал». Даже мне это казалось нелепым, но Дейви взял с нас слово не рассказывать о том, что Старр его била. Он все равно любил ее, несмотря ни на что.

Пасха. Кристальное, чистейшее утро, когда ясно виден каждый куст, каждый камень на горных склонах. Воздух был чистым и свежим до боли. На кухне Старр готовила окорок, совала в надрезы зубчики чеснока. Две недели уже она не пила, каждый день посещала собрания анонимных алкоголиков. Все мы старались помочь ей. Перевязанная рука Дейви постоянно напоминала о том, как это может быть ужасно.

Старр поставила окорок в духовку, и мы пошли в церковь, все, даже дядя Рэй, хотя он и сделал несколько глотков из бутылки, спрятавшись за машиной, прежде чем войти в зал. Когда он шел по проходу мимо меня, от него пахло спиртным, а в глазах читалась просьба к преподобному Томасу о стаканчике Крови. Я пыталась молиться, снова почувствовать что-то большее, чем я сама, кого-то небезразличного к моим действиям и мыслям. Но благодать ушла, я больше не ощущала присутствия Бога ни в этой блочной церкви, ни в том, что осталось от моей души. Старр с надеждой смотрела на Иисуса, висящего на новеньком грушевом кресте, дядя Рэй чистил ногти швейцарским ножом, я ждала, когда сверху польется пение.

После службы мы заехали на бензоколонку, и дядя Рэй купил Старр пасхальную лилию, обещание новой жизни.

Трейлер благоухал запеченным окороком. Старр накрыла на стол — кукурузная паста, кольца консервированных ананасов, рулеты с кремом. Мы с Рэем старались не смотреть друг на друга, чтобы все это снова не началось. Болтали с малышами, играли с лакомствами на тарелках, хвалили стряпню Старр. Рэй сказал, что преподобный Томас неплохой парень. Мы не знали, куда деть глаза, чтобы наши взгляды не перекрестились. Я рассматривала чашечку с мятным мороженым, посыпанным разноцветными мармеладками, и пасхальную лилию в центре стола. Мы не были вместе с тех пор, как возили в больницу Дейви, хотя никогда не говорили о том, как далеко все зашло.

После обеда мы смотрели по телевизору пасхальные передачи и спектакли. Розовощекие проповедники, церковные хоры в одинаковых костюмах или сатиновых платьях. Толпы людей, словно на рок-н-ролльных концертах. Машущие руки с растопыренными пальцами, как подсолнухи. Он воскрес, Христос, наш Спаситель. Как я хотела бы снова поверить в Него.

— Нам тоже надо съездить, — сказала Старр. — Поедем на следующий год в Хрустальный Собор [23] , ладно, Рэй?

— Конечно.

23

Огромный собор из более 12 000 кусков зеркального стекла в городе Гарден-Грув, Калифорния.

Он уже переоделся в свои обычные футболку и джинсы. Мы играли в китайские шашки с мальчиками, пряча друг от друга глаза. Сидеть в одной комнате и не тянуться друг к другу было тяжким трудом, особенно когда Старр устраивалась с ним рядом, положив руку на теплую ткань его джинсов. Это было невыносимо. Наконец Дейви выиграл, и я вышла из трейлера, пошла бродить среди камней. Перед глазами стояла только ее рука на джинсах Рэя.

Я была отвратительна, я делала гадкие вещи, ломала людям жизнь. И хуже всего было то, что я не хотела останавливаться.

По рыжевато-коричневым склонам гор карабкались голубые тени, похожие на руки, обнимающие бедра любовника. Ящерица беспечно взобралась на камень — думает, никто не видит. Швырнув в нее голыш, я смотрела, как она бросается вниз, ныряет в чапараль. Сорвала лист душистого сумаха, его запах должен был прояснить голову.

Вместо этого я почувствовала запах Рэя. Ветерок донес до меня дым его трубки. Он стоял во дворе, солнце светило прямо ему в лицо, грело его, будто камень. У меня сжалось горло. Я вдруг поняла, что ждала его. Поднялась немного по склону холма, чтобы он увидел меня — с той стороны, где у трейлера не было окон, и спустилась в песчаную яму между камнями.

Через минуту послышались его шаги по дну речушки, уже сухому, хотя был только апрель. Ясно было, что завтра Дейви все прочтет по нашим следам. Но когда я коснулась Рэя, мы поняли, что уже не сможем отказаться друг от друга, как бы ни хотели, как бы это ни калечило чужую жизнь. Я жила только его губами у меня на шее, руками, забравшимися под рубашку, стягивающими мои джинсы. Бедра жаждали прикосновений, и мы сомкнулись, как магниты, как пазлы, опустившись в песок. Мы не думали о скорпионах или техасских гремучниках, о мелких камешках под голой кожей, о том, кто может нас увидеть.

— Милая, что ты делаешь со мной? — прошептал Рэй мне в волосы.

Последний раз взрослые скандалили при мне, когда мать ударила Барри ножом в руку. Из спальни Старр слышались удары, грохот роняемых стульев. Я накрыла голову подушкой, но сквозь тонкую стенку все равно было слышно каждое слово — пьяный визг Старр, виноватое бормотание Рэя.

— Все у тебя прекрасно стояло, пока ты не начал трахать эту малолетнюю сучку! Хватит отнекиваться, ублюдок, ты ее трахал, да?

Обливаясь потом, я глубже зарылась в свой спальный мешок, притворяясь, что это не я, это какая-то другая девочка. Я всего лишь ребенок, это ко мне не относится.

— Черт бы побрал эту Службу опеки! Господи, почему я не вышвырнула ее, когда была возможность?!

Я представила Рэя, сидящего на краю кровати, его сутулую спину, руки, свесившиеся между колен. Он не перебивал ее, наверно, хотел дать ей выговориться. Просто сидел, подставляя руки под ее пьяные удары, надеясь, что она скоро заснет. До меня доносился его голос, спокойный, негромкий, увещевающий:

— Хватит, Старр. Ты просто перебрала.

— Развратник! Детей хочется трахать, да? А потом кого захочется? Собак? Тебя что, действительно заводит эта костлявая манда? Больше, чем я? Эта безгрудая малявка?