Белый ворон

А что на самом деле творится в этих джунглях – покрыто мраком неизвестности, которая порой не поддается никакой логике. Потому что любая логика рассыпается в прах, когда речь заходит об интересах.

Интересы у каждого свои. Хотя кое-что изменилось. Вы даже имеете право покупать валюту в обменных пунктах. Ну купили, а зачем? Думаете, это вам выгодно? Может быть, но учтите, когда попытаетесь с кем-то расплатиться приобретенной даже в государственном банке наличной валютой, менты, при большом желании, тоже могут осчастливить вас лет на пять. Какая тут логика, одни интересы.

Бандитизм вырос, сплошной караул, получите по такому поводу возможность защищать себя. Логично? Еще бы, менты без ствола на улицу не суются, судьям разрешили при себе пистолеты таскать, вот вам и забота партии и правительства, пардон, одного только правительства о простом человеке. Вооружайтесь, граждане, бегите в расплодившиеся оружейные лавки, приобретайте смертоносный товар, обороняйтесь охотничьим ружьем против наглого криминалитета. Только не забудьте, шнырять по улицам с этим гладкоствольным предметом вам возбраняется. Закон такой. Бандиты – они на законы плевать хотели, тем более, что гладкоствольные пукалки их не устраивают, но вы-то свою функцию уже выполнили, а потому добропорядочно чтите.

Закон есть закон, а подзаконный акт куда важнее. И если к вам в дом ломятся грабители, вооруженные, словно подразделение морской пехоты, имеется полное право дать им отпор. Только не забудьте начать оборону словами: “Дорогие налетчики! Одну минуточку, я ведь, в отличие от вас, законы уважаю. А потому подождите, пожалуйста, пока разыщу ключи от сейфа, спрятанные от детей, извлеку из него разобранное незаряженное в обязательном порядке ружье и найду патроны. И только потом приступим к нашим играм по нападению и обороне. Так, хорошо. Автоматы приготовили, чеку из гранаты выдернули? Молодцы, я уже тоже готов вам отвечать беглым огнем с помощью двух патронов. Только вы лучше сдавайтесь, это я пытаюсь, как положено, решить ситуацию мирным путем. В противном случае, если выживу, менты меня до смерти затягают”.

Дальше рассуждать не стоит, логика и интерес – вещи несовместимые. Только вот у каждого свой интерес имеется. Спецслужбы в постоянной грызне, еле успевают набивать компроматами чемоданы разных хозяев; прокуратура тоже свой интерес соблюдает, ее водкой не пои, дай какого-то мента прихватить, чтобы доказать, как она стоит на страже законности – эти реалии я просто обязан учитывать.

Особенно, как разные силовые структуры друг друга любят и взаимодействуют. В свое время генерал Вершигора при мне отчитал одного майора и констатировал – для того нет ничего слаще, чем насрать в борщ Управлению по борьбе с организованной преступностью области и службе безопасности всей страны. Так разве тот майор на взаимность не рассчитывает, если соратники по защите всего и вся, от государственных интересов до населения, только успевают подбрасывать в кастрюлю с борщом на конфорке соседей такие куски дерьма, слон их за раз не высрет, хоть закорми его пургеном.

Может, потому до всего остального руки, порой, не доходят. Помню, менты однажды облаву свернули. Правильно, какая может быть облава, если, пока менты чуть было не уперли на борьбу со всяческими преступлениями, налоговая в то самое время на их точки внаглую наехала. Вконец инспекция распоясалась, стала левак изымать с другими бессертификационными штучками, к весам принюхиваться и прочий беспредел творить в чужой вотчине.

Менты с ходу так доблестно встали на защиту своих лоточных рубежей, будто перед тем, как высыпать на улицу, целый день напролет слушали “Вставай, страна огромная”. Естественно, войну они повели до победного конца и безо всяких потерь личного состава; если бы бизнесменты половину тех сил на борьбу с преступностью истратили, так она бы задрала лапы вверх еще раньше налоговой.

Словом, подобные ситуации мне только на пользу. И не только мне. О других думать нечего. Они имеют право голоса только на выборах. Так что пусть терпеливо ждут следующих, когда на их голоса многие будут обращать пристальное внимание.

Однако мне не на пользу, что игра идет втемную. Раньше все было проще. А сейчас? Сам черт не разберет, кто кому подчиняется, кто чего хочет, чья крыша надежнее. Лес дремучий на берегах фантастической реки, не иначе. Только деньги разберут, никаких чертей в наших чащах не водится, их давно вместе с лешими разогнали, Бабе Яге при метле цековской разнарядки пинок под зад с комсомольским задором выдали, водяного не сыскать на дне реки при тяжелом камне на шее, и даже Кощей оказался не таким уж бессмертным. Сунулись в этой сказке-реальности наивные менты к полянке, поросшей сладкой ягодкой, на урожай облизываясь, как тут же сверху окрик: “Куда прете, вурлачьи рыла? Вы землянику сажали? Вы других сажайте, только с малинниками поаккуратнее, а эта полянка наша. Молчать, смирно! Все на борьбу с волками, которых нам бить недосуг. Столько делянок в чаще скрывается, успевай только лесные плоды собирать. Они слаще прежних плодов социалистического соревнования”. Волки-львы-тигры – тоже не дураки, жрать хотят регулярно и при этом выживать. Только мент на хищника ствол наведет, но он уже вопит дурным голосом: “В кого целишь, позорняк? Уйди от греха. Знаешь, кто эту поляну зеленью засаживал? Я просто урожай за долю малую собираю, козел в погонах. Не базлай чепухи, сам кумекаешь, как мы из клеток обратно на свободу просачиваться умеем. А вообще, какие клетки в дремучем лесу, поехавший? Опусти ствол, думаешь, твой погон самый тяжелый?”

Мент, конечно, так не думает, хотя по желудку колики забегали. Тем более он знает: иногда в самой глухомани такие шабаши творятся, смотреть туда страшно. Погонишься за каким-то браконьеришкой-киллером, а он в кусты шмыгнет, о землю ударится и обернется не конем горбатым, пони-недоноском, а вовсе Иваном-царевичем или просто Иванушкой с виду дурачком, у которого под кафтаном еле погоны умещаются.

Дурак он и есть дурак, поманит стоящего по стойке смирно мента пальцем поближе к чаще, зияющей смертельным холодом даже в солнечный день, и начнет кулаком по пню грохать: “Ах, ты, такой-сякой, мать твою туда-сюда, в рот-перерот тебя, ты когда, сучье вымя, найдешь браконьера лесного, киллера поганого?” Что менту остается делать, кроме “Виноват!” орать?

Если, конечно, он не сильно дурнее того Иванушки, может попросить содействия и ценных указаний. Тогда Иваны лаяться перестают, умные мысли высказывают. А у мента одно на уме: черт с ним, поганым киллером, жрать очень хочется, а на голодный желудок какая к лешему работа? Тем более лешего того замочили прежде, чем водяного.

Иван, который дурак по должности, орет при всем лесном народе: “Паразиты погубили лучшего из нас! Всю шкуру лешего моль издырявила. Никакой пощады бандитам и прочим нарушителям паспортно-первобытного режима прописки. Кладу чью-то голову на плаху, сыщем убийцу за три дня и три ночи. Порукой тому всенародная помощь, боевые традиции, дятлы на деревьях и моя портупея. А если наш лесной дознаватель меня подведет, так при всем честном народе я ему погоны посбиваю и кокарду отыму, пусть он их к плечам и лбу хоть шурупами привертит!”

Народец лесной головами согласно кивает, среди деревьев становится тише-спокойнее, ветер угомонился, буря где-то над фантастической рекой с жиру бесится. Тем более за три дня-три ночи столько свежих трупов среди лесных тропок обнаружилось, кто о прежних вспоминать станет?

Дознаватель, знаток обитателей лесных болот и прочих вонючих мест, не Иван, а потому умный, на шурупах экономит. Ну так, в крайнем случае, отымут у него кокарду прилюдно, как было обещано, а затем втихаря дадут волшебную палочку для выполнения всяких желаний и главным смотрителем определят. Всего леса. До той опушки. Зри, мол, в корень.

Станет беспогонный, но при чине по лесу гонять, Соловья-разбойника волшебной палкой в зад тыкать: “Ты чего, скотина волосатая, рассверистелся, мозгами двинулся, будто тебя с елки голой жопой на Илью уронили? Ты чей обоз, бестолочь, разъербенил, всю его стоимость до копейки выплатишь. Не то в следующий раз сможешь только из той самой жопы звуки с дерева издавать, да и то, если тебя в дом лесных престарелых на полметра под дерн не определим”.

Соловей испуганно головой мотает с натянутым на задницу глазом. Илья Муромец расстарался. Разбойник, думал – Илья с ним на бой за закон и порядок вышел, а Илюшенька при кувалде тридцать три года на печи инвалида корчил бессловесного, мослами страдающего, часа своего выжидая. Зато слез с печи в самом что ни на есть законе, ног не обмочив. Что с того Соловья взять, малоумный он с большого дерева и морда у него дебильная. Не такая фотогеничная, как у дурака по должности. Или царевича.

Царевич или еще какие-нибудь сказочные герои, кроме вышеназванного дурака, во всех сказках непременно Иваны. Быть может, потому, что в том дремучем лесу издревле блатные Иванами исключительно главарей кличут на своем воровском языке.

Но менту от этаких коллизий не легче, он полянки попроще захватывает – ягода, правда, мелковата, волк при ней облезлый какой-то или лев с выбитым клыком, но что поделаешь. Каждый сверчок в непролазных дебрях свое место знает, что захватил, то и уберешь. Или тебя уберут, как кому повезет. На чужой урожай пасть не раззевай! Тем более, на самые обильные полянки. Тут растут деньги Иванов одного ведомства, тут собирает урожай другое. Иногда, правда, они друг друга стрелами одаривают, однако сами почему-то целыми остаются, а всходы с каждым годом обильнее и обильнее, оттого, что под прущим из лесной земли изобилием все время свежее удобрение. Не какая-то неведомая химия, могущая вызвать аллергию даже у царевичей-королевичей, а естественная – трупы списанных в тираж львов-волков. И все прекрасно, на их место желающих полным-полно, только успевают со всех сторон сползаться.