Бемби (с илл.)
Шрифт:
— Здесь ты будешь в безопасности, — донесся сверху голос старого вождя.
Шли дни.
Бемби лежал в теплом лоне земли, над головой — гнилая кора поверженного дерева. Он прислушивался к своей боли, которая вначале все росла и ширилась в его теле, затем словно сжалась, стянулась в малый очажок, все еще оставаясь острой, и вдруг начала быстро, день ото дня, слабеть, утихать.
Изредка Бемби выбирался наружу. Вначале он мог только стоять на своих ослабевших ногах, но вскоре отважился сделать два-три шатких, неверных шага. Теперь он мог добывать себе пищу.
Бемби выбирал такие травы, на которые никогда
Бемби был почти здоров, но все еще не покидал яму. Лишь ночью выходил он немного размяться, а день проводил в своей надежной земляной постели.
Только сейчас, когда боль отпустила его, Бемби впервые осознал, как бы наново пережил все, что произошло с ним, и великий ужас потряс его душу.
Он выздоровел телом, но еще долго не мог вернуть себе свою прежнюю, несмятенную душу и потому не решался выйти в большой мир, зажить прежней вольной жизнью.
Дни, недели лежал он в яме под стволом поверженного бука, испытывая то страх, то стыд, то удивление, то глубокую благодарность к своему спасителю, и был порой то безнадежно грустен, то почти счастлив.
Вначале старый вождь не покидал Бемби ни днем ни ночью. Потом он стал ненадолго отлучаться, считая, что Бемби полезно одинокое раздумье. Но и тогда он держался поблизости от пещеры.
Однажды вечером разразился ливень с громом и молниями. А небо, озаренное лучами заходящего солнца, оставалось прозрачным, чистым, голубым.
На верхушках деревьев вовсю заливались черные дрозды, били зяблики. В кустах свистели синицы, в траве, у подножий деревьев, фазаны рвали глотку металлическими короткими воплями, дятел звеняще подхохатывал, и задушевно ворковали голуби в своем неизменном любовном согласии.
Бемби покинул пещеру. Жизнь была прекрасна. Неподалеку, словно поджидая его, стоял старый вождь, и они тихо пошли рядом.
В одну из ночей, напоенную шорохом осенних листьев, на верхушке ясеня пронзительно закричал сыч. Затем он немного выждал и закричал снова.
Но Бемби давно заметил его сквозь поредевший убор ветвей и остался спокоен. Сыч слетел вниз и закричал еще пронзительней. И снова подождал. Но Бемби и на этот раз не оценил его стараний. Больше сыч не мог выдержать.
— Вы не испугались? — спросил он недовольно.
— Нет, почему же, — мягко ответил Бемби, — немножко испугался.
— Так, так, — огорченно проворчал сыч. — Всего лишь немножко? А раньше вы ужасно пугались. Было поистине наслаждением смотреть, как вы пугались. Отчего же все-таки вы сегодня так мало испугались?.. — И он сердито передразнил: «Немножко»! "Немножко"!..
Сыч состарился и стал еще тщеславнее, чем прежде. Бемби хотелось ответить: "Я и прежде никогда не пугался, просто я лгал, чтобы доставить вам удовольствие". Но он сохранил это признание про себя. Ему было жалко доброго старого
сыча, который сидел на своей ветке такой сердитый и огорченный.— Видите ли, — снова солгал Бемби, — это случилось, наверно, потому, что в ту минуту я как раз думал о вас.
— Что? — Сыч немного приободрился. — Что? Вы думали обо мне?
— Да, — ответил Бемби. — Как раз когда вы закричали.
Иначе я, без сомнения, испугался бы так же сильно, как и всегда.
— В самом деле? — проворковал сыч.
Бемби готов был подтвердить все, что угодно, ведь ему не было от этого никакого вреда: пусть порадуется старина сыч.
— В самом деле! — сказал он убежденно. — У меня всякий раз подгибаются ноги, когда я слышу ваш ни с чем не сравнимый голос.
Сыч раздул перья и превратился в мягкий коричнево-серый пушистый шарик. Он был счастлив.
— Это очень мило, что вы думали обо мне… очень мило… — проворковал он нежно. — Давненько мы с вами не виделись.
— Очень давно, — сказал Бемби.
— Вы больше не ходите старыми дорогами? — поинтересовался сыч.
— Нет, — медленно ответил Бемби, — старыми дорогами я больше не хожу.
— Я тоже теперь шире охватываю мир, — величественно сказал сыч, умолчав о том, что его просто-напросто согнал со старого места бесцеремонный юнец. Нельзя же все время оставаться на одном месте, — добавил он и стал ждать ответа.
Но Бемби уже ушел. Он научился удивительному искусству старого вождя исчезать внезапно и бесшумно.
— Это бессовестно! — вознегодовал сыч.
Он встряхнулся, погрузил клюв в грудные перышки и принялся философствовать сам с собой:
— Верь после этого дружбе знатных господ!.. Даже когда они так любезны… в один прекрасный день они теряют всякую совесть, и тогда ты чувствуешь себя столь же глупо, как вот я сейчас…
Внезапно он камнем упал вниз. Он высмотрел мышь, и вот она уже попискивает у него в когтях. Вымещая свою злобу, сыч безжалостно разорвал ее и, хоть не был голоден, быстро, жадно поклевал маленькие кусочки. Затем он полетел прочь.
"Какое мне, в конце концов, дело до Бемби? — думал он. — Какое мне дело до всей этой достойной компании? Они нисколько мне не нужны!"
И он принялся кричать, беспрерывно и так пронзительно, что спавшая на дереве чета витютней в испуге проснулась и взлетела, громко треща крыльями.
Много дней кряду свирепствовал холодный осенний ветер. Он начисто ободрал деревья, не оставив ни одного листочка на черных влажных ветвях. Лес стоял сквозной и прозрачный.
На утреннем знойком рассвете Бемби направлялся к оврагу, где отдыхал обычно вместе со старым вождем на ворохе опавшей листвы. Кто-то окликнул его тоненьким голоском. Бемби остановился. Словно молния, мелькнула в головокружительном прыжке с верхушки дерева белочка и вмиг оказалась на земле.
— Так это действительно вы? — проговорила она с благоговейным изумлением. — Я узнала вас, едва вы показались, но я не могла поверить, что это вы.
— Как вы сюда попали? — спросил Бемби.
Маленькая задорная мордочка, только что глядевшая на него так весело, стала печальной.
— Нет больше нашего дуба!.. — запричитала белочка. — Нашего прекрасного старого дуба… О, это было ужасно! Он опрокинул наше дорогое дерево.
Бемби понурил голову. Ему от души было жаль чудесный старый дуб.