Бен-Гур

Когда процессия поравнялась с Бен-Гуром, он обратил внимание на трех людей. Они возглавляли процессию, и слуги особенно заботливо служили им. В одном человеке он узнал начальника полиции храма, в другом – первосвященника. Человека, шедшего между ними, сначала нельзя было рассмотреть, так как он, тяжело опираясь на руки двух других людей, шел низко опустив голову на грудь, словно стараясь скрыть свое лицо. Он был похож на преступника, еще не отделавшегося от страха ареста, или на человека, которого ведут на пытку или смерть.

То, что его поддерживали сановники, и внимание, которое они ему оказывали, ясно говорило, что человек этот если и не главный виновник процессии, то во всяком случае играет в ней не последнюю роль – роль свидетеля, вожака, может быть, доносчика. Узнав, кто он, легче можно было определить цель процессии и его значение в ней. Бен-Гур пошел рядом с первосвященником, дожидаясь, когда человек этот поднимет голову. И вскоре он поднял ее, и свет фонаря упал на его бледное, мрачное, угнетенное страхом лицо, на его всклокоченную бороду и тусклые, ввалившиеся, полные отчаяния глаза.

Часто следуя за назареянином, Бен-Гур знал Его учеников так же хорошо, как Самого учителя, и теперь при взгляде на это ужасное лицо он воскликнул:

– Иуда Искариот!

Человек медленно повернул голову и остановил глаза на Бен-Гуре, как бы желая что-то сказать, но первосвященник остановил его.

– Кто ты? Проходи! – сказал он, отталкивая Бен-Гура.

Бен-Гур принял толчок равнодушно и, обождав немного, снова присоединился к процессии. Он прошел таким образом и долину между холмами Везефы, и мимо Везефы до Овечьих ворот. Всюду встречался народ, и всюду он был занят исполнением религиозных обрядов.

Так как это была ночь перед Пасхой, то все ворота были отворены. Часовые удалились на празднество, и процессия вошла в ворота неопрошенной. Перед ними открылось глубокое Кедронское ущелье с Масличной горой впереди, украшенной кедрами и оливами, темневшими при лунном свете, серебрившем все небо. От Овечьих ворот шли две дороги: одна – на северо-восток, другая – в Вифанию. Прежде чем Бен-Гур успел решить вопрос, идти ли ему далее и по какой дороге, толпа увлекла его в ущелье, но он и теперь не понимал цели этой ночной процессии.

Из ущелья они поднялись на мост. Пройдя еще немного, повернули налево по направлению к масличному саду, огороженному каменной стеной. Бен-Гур хорошо знал, что там ничего нет, кроме старых деревьев, травы да высеченного в скале желоба, в котором, по местному обычаю, выжимали оливки. Пока, удивленный еще более, он раздумывал над тем, что могло привести эту массу народа и в такой час в это уединенное место, толпа остановилась. В передних рядах послышались возбужденные крики, и все подались назад, спотыкаясь и давя друг друга. Бен-Гур мгновенно протиснулся вперед и поспешил занять удобное место.

Человек в белой одежде, худощавый, стройный, с длинными волосами и непокрытой головой стоял по ту сторону ограды со скрещенными на груди руками, полный решимости и ожидания. Это был назареянин.

Позади Него стояли Его ученики, они были взволнованы, Сам же Он был удивительно спокоен. Свет факела, падавший прямо на Него, придавал Его волосам более красноватый оттенок, чем они были таковыми в действительности, но выражение Его лица по обыкновению было полно любви и сострадания.

Против этого человека, чуждого всему воинственному, стояла толпа – испуганная, безмолвная, приниженная, готовая рассеяться и бежать при первой вспышке гнева с Его стороны. Бен-Гур взглянул на Него, на толпу, на фигуру Иуды, и одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять все: там – предатель, здесь – предаваемый, а этот народ с копьями и дубинами и эти солдаты, очевидно, пришли сюда, чтобы арестовать назареянина.

Человек не всегда может сказать, что он сделает, например, при покушении на него. Именно теперь настал момент, к которому Бен-Гур готовился целые годы. Жизни, охранять которую он себя поставил, на которую возлагал такие большие надежды, – этой жизни теперь грозила опасность, а он, однако, не двинулся с места.

Говоря правду, читатель, Бен-Гур не составил себе ясного представления о характере деятельности Иисуса, и потому Его спокойствие перед толпой удерживало от вмешательства и заставляло предполагать, что этот человек владеет силой, вполне достаточной для отражения опасности. Мир, согласие и любовь к людям – основа учения Иисуса. Поступит ли Он и теперь согласно своей проповеди? Как же Он направит эту силу? Защитит ли себя и каким образом? Бен-Гур был уверен, что Он каким-нибудь сверхъестественным образом проявит свою непостижимую силу, и стоял, ожидая этого. Он все еще продолжал судить об Иисусе по самому себе и мерил Его человеческим аршином.

Наконец раздался голос Иисуса:

– Кого вы ищете?

– Иисуса назареянина, – отвечал первосвященник.

– Это я.

При этих простых словах, произнесенных спокойно и твердо, присутствующие отступили назад, а более трусливые пали на землю. Они были готовы оставить Его одного и удалиться, но к Нему подошел Искариот.

– Радуйся, учитель!

Сказав эти дружеские слова, он поцеловал Его.

– Иуда, – кротко сказал назареянин, – целованием ли предаешь Сына Человеческого? Для этого ты пришел?

Не получив ответа, учитель снова обратился к толпе.

– Кого вы ищете?

– Иисуса назареянина.

– Я сказал вам, что это Я. Итак, если ищете Меня, оставьте их, пусть идут.

При этих словах раввины приблизились к Нему. Видя их намерение, некоторые из учеников назареянина, о которых Он ходатайствовал, подвинулись ближе. Один из них отсек ухо слуге, не освободив этим учителя. А Бен-Гур и теперь не двигался. Пока же воины возились с веревками, назареянин выказал свое величайшее милосердие.

– Исцелись! – сказал он раненому и коснулся его уха.

И враги, и друзья Его были одинаково смущены. Одни от того, что Он совершил новое чудо, другие от того, что Он совершил его при таких обстоятельствах.

"Наверное, Он не даст связать себя", – подумал Бен-Гур.

– Вложи меч в ножны. Могу ли я не испить чаши, приуготовленной мне Отцом?

На голову назареянина посыпались слова оскорбления. Он вновь обратился к своим преследователям:

– Как будто на разбойника вышли вы с мечами и копьями, чтобы взять Меня. Каждый день Я был с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук, но теперь ваше время и власть тьмы.

Вооруженная когорта набралась мужества и окружила Его, а когда Бен-Гур оглянулся на учеников, их уже не было – не остался ни один из них. Через их головы Бен-Гуру удалось мельком увидеть пленника. Никто никогда еще не казался ему таким одиноким, таким покинутым! "Однако, – думал он, – человек этот может защитить себя, Он может рассеять своих врагов, но Он не хочет этого. Что это за чаша, которую дал Ему испить Отец? И кто этот Отец, которому Он так повинуется? Все – тайны и тайны, и не одна она, их несколько!"