Бен Гурион

Прошло много лет, и сегодня доклады Хареля о некондиционном вооружении Египта кажутся очень преувеличенными, но тогда израильские руководители считали необходимым остановить это как можно быстрее.

Начиная с лета 1962 года некоторые из тех, кто прямо или косвенно участвовал в создании египетского ракетного оружия, становятся жертвами странных событий. 11 сентября неизвестный человек проникает в офис компании «Intra», выступавшей посредником при закупках сырья для египетских ракет, и несколько секунд спустя выходит оттуда вместе с директором, неким Крюгом. Через несколько дней белый автомобиль Крюга находят на опушке леса. Что касается директора, то его больше никто никогда не увидит.» Утром 26 ноября в Египте в руках секретарши главного инженера завода 333 взрывается посылка. Несчастная девушка теряет зрение и слух. На следующий день другой пакет взрывается в кабинетах администрации того же завода и становится причиной гибели пяти египтян.

Эти «несчастные случаи» невозможно сохранить в тайне, и всех немцев, так или иначе работающих на Египет, охватывает страх. 20 февраля 1963 года в самой Германии электронщику, который в своей лаборатории в Лоррахе разрабатывает устройство наведения ракет, чудом удается остаться в живых. На этот счет высказываются различные гипотезы, но личности нападавших так и не будут установлены.

Бен-Гурион не предпринимает никаких прямых инициатив, касающихся тех, кого пресса назовет «немецкими учеными», поскольку он не хочет, чтобы этот вопрос оказался в центре германо-израильских отношений. Заботясь о своей политике по отношению к Германии, он предпочитает прибегнуть к другим методам. Кроме того, это он ввел понятие «новой Германии». Он верит, что ФРГ искренне стремится искупить преступления третьего рейха. Обещание займа в 500 миллионов долларов, сделанное Конрадом Аденауэром, принимает конкретные формы. Наконец, Германия начала тайные поставки в Израиль самого современного оружия — в том числе танков, самолетов и вертолетов — на совершенно исключительных условиях: некоторые виды вооружения проданы за 10 % стоимости, тогда как другие, самые современные и самые дорогостоящие, поставляются бесплатно. Естественно, что премьер-министр стремится сохранить столь привилегированные связи. Харель начинает кампанию против немецких ученых в самый разгар переговоров с ФРГ о крупном контракте на поставку вооружения и об установлении дипломатических связей. В связи с этим к вопросу о немцах, работающих в Египте, следует подойти с большой осторожностью.

Враждебность Иссера Хареля по отношению к Германии становится опасной. После того как он поймал Эйхмана, его германофобия возрастает настолько, что грозит перерасти в открытую ненависть. Его тайная деятельность приобретает все больший размах, и на немецких ученых в Египте обрушивается шквал угрожающих писем и телефонных звонков. Друзья и близкие настойчиво уговаривают их как можно быстрее вернуться в Германию, чтобы избежать беды. 2 марта 1963 года молодая женщина по имени Хайди Терке встречается в Базеле с Отто Жокликом, который теперь работает на Израиль, и Иосифом Бен-Галом, израильским: агентом. Хайди — дочь профессора Герке, ведущего электронщика завода 333. Мужчины стараются убедить ее первым же самолетом вылететь в Каир и уговорить отца отказаться помогать Насеру. В тот же вечер их арестовывает швейцарская полиция.

В пятницу 15 марта американское агентство «Юнайтед пресс» сообщает об аресте Бен-Гала и Жоклика «по подозрению в попытке изнасилования дочери немецкого специалиста в области ракетостроения, работающего в Египте». Вечером того же дня Иссер Харель и Голда Меир, разделяющие одну и ту же точку зрения на немецкий вопрос, обсуждают, как Израилю следует отреагировать на случившееся. На следующий день Харель отправляется в Тиверию, где проводит отпуск Бен-Гурион, и передает ему предложения Голды Меир. Бен-Гурион решает, что Израиль никак не отреагирует на официальное коммюнике Швейцарии о проведенных арестах. Что касается прессы, то он заявляет, что «не стоит поднимать вопрос о ракетах, но аресты следует прокомментировать».

Вернувшись в Тель-Авив, Харель созывает редакторов ежедневных газет на совещание по вопросу освещения в печати названных арестов. В его заявлениях не учитывается тот факт, что Германия вызывает в Израиле весьма противоречивые чувства. Было ли это обдуманным шагом? Так или иначе, но его высказывания вызывают поток обвинений (справедливых или беспочвенных) в адрес Германии, что сеет панику в стране.

В Израиле и за рубежом в печати появляются сенсационные заголовки, набранные крупным шрифтом: бывшие нацисты разрабатывают для Насера химическое, бактериологическое и радиационное оружие; они изготавливают смертоносные газы и выращивают бактерии — носители чудовищных инфекционных заболеваний, которые будут сброшены на Израиль ракетами, также изготовленными в Египте; эти ракеты способны нести ядерные боезаряды и радиоактивные отходы. По утверждению израильских газет, немецкое правительство не предпринимает ничего, чтобы запретить националистам их дьявольскую деятельность, направленную против еврейского народа. За несколько дней эта полная преувеличений и обобщений кампания выходит за пределы допустимого. К ней присоединяется волна критики и презрительных комментариев по поводу столь любимого Бен-Гурионом выражения о «новой Германии». Тогда кабинет решает выступить в Кнессете с публичным заявлением и поручает это Голде Меир, поскольку Бен-Гурион все еще находится в Тиверии. Перед лицом серьезной опасности, возникшей в результате деятельности немецких ученых, все партии, представленные в комиссии по иностранным делам и обороне, предлагают проект общей резолюции, призванной продемонстрировать всему миру единство израильского народа. Текст обращения, одобренный Бен-Гурионом, Голда Меир представляет на рассмотрение ассамблеи 20 марта.

Весьма Сдержанное заявление порождает дебаты. Экстремистские, если не демагогические заявления следуют друг за другом. Большинство ораторов, среди которых не последнее место занимает Менахем Бегин, яростно нападают на немецкую политику Бен-Гуриона. Бегин обвиняет премьер-министра в «обеспечении алиби Германии»: «Вы отправляете наши автоматы УЗИ в Германию, а немцы поставляют микробы нашим врагам». Когда Голда Меир встает для произнесения заключительного слова, она также бросает обвинения в адрес Бегина, но ни словом не пытается защитить позицию Бен-Гуриона по отношению к Германии. Кнессет стал ареной, на которой эта политика подверглась нападкам со всех сторон и никто из членов Рабочей партии Израиля не встал на сторону премьер-министра.

После дебатов в Кнессете газетная кампания набирает обороты. 24 марта, в конце недели, полной беспрецедентных волнений, охвативших общественность и прессу, Бен-Гурион наконец понимает, что совершил большую ошибку, не занявшись лично этим делом с самого начала. Можно только поражаться аналогии между его поведением в деле Лавона и той пассивностью, которую он продемонстрировал сейчас. Он и в этот раз предпочел самоустраниться и посвятить время чтению, написанию статей, долгим прогулкам и отдыху, пока события нарастали снежным комом. И когда он в конце концов решил вмешаться, снежный ком превратился в лавину.

Тем временем начальник генерального штаба потребовал от армейской разведки представить доклад о серьезности египетской ракетной программы. Согласно этому документу нет никаких доказательств того, что немецкие ученые в Египте работают над созданием химического или бактериологического оружия. Что касается ядерного вооружения — бомб или боеголовок с радиоактивными отходами, то и их в значительной степени можно считать плодом воображения. Затем становится известно, что количество изотопов кобальта, поставленного в Египет, намного меньше указанного Жокликом и недостаточно для производства эффективного оружия.

Бен-Гурион узнает об этом 24 марта, после чего возвращается в Тель-Авив и срочно вызывает к себе Иссера Хареля. Подчеркнув отрицательный эффект газетной кампании, организованной Харелем, Бен-Гурион переходит к критике некоторых аспектов его деятельности в течение предыдущих недель. Встреча заканчивается поздно ночью «в очень корректной обстановке», но «не без напряженности», скажет Харель. Гроза разразится на следующий день.

В этот день Шимон Перес появляется у премьер-министра вместе с начальником генерального штаба и начальником военной разведки Меиром Амитом. Бен-Гурион буквально подвергает Амита строжайшему допросу, во время которого последний представляет четкую картину происходящего, из чего следует, что работающие в Египте немецкие ученые — это весьма посредственные инженеры, и их разработки уже устарели. А значит, опасения экспертов министерства обороны и генерального штаба сильно преувеличены.

Сразу после окончания беседы Бен-Гурион снова вызывает к себе Хареля и сообщает ему сведения, полученные от начальника военной разведки. «Ваша новая оценка, — отвечает Харель, — полностью противоречит сведениям, полученным мною из надежного источника». Но Старик отстаивает свою точку зрения и заявляет, что намерен собрать комиссию по иностранным делам и обороне, чтобы доказать ее членам, что угроза египетских ракет не настолько страшна, как об этом говорят. Харель возражает, и начинается спор. Через несколько часов начальник службы безопасности представляет Бен-Гуриону письменное заявление об отставке, датированное завтрашним днем. Вынужденный принять ее, Бен-Гурион немедленно назначает на место Иссера Хареля Меира Амита. Внезапная отставка Хареля становится серьезным ударом по престижу Бен-Гуриона.

Позже становится известно, что он был прав, доверяя разведке. Египетские ракеты действительно не представляют никакой опасности для Израиля: их система наведения не работает, и сами ракеты не оснащены некондиционными боеголовками. Тайные дипломатические демарши убеждают Бонн отозвать из Египта руководителей программы ракетостроения, предложив им заманчивые оклады в самой Германии. В своих письмах и выступлениях Бен-Гурион осуждает кампанию, направленную против немецких ученых, и говорит о «слухах… в значительной мере преувеличенных и в той же мере являющихся плодом демагогии, распространившейся в Израиле».