Бендиго Шефтер
Шрифт:
— Я поговорю с ним. А пока…
— Тебе пора к Нинон.
Комнаты Нинон и ее тети располагались этажом выше. Я поднялся по лестнице, потом постоял у окна, глядя на город. Как мало я знаю о городах вообще, в том числе и об этом городе, в котором можно многому научиться! Тут я встречался с разными людьми, с Горацием Грили, который метит в президенты, с писателями, натуралистами и финансистами, которые собирались вкладывать деньги в западные земли. Ответы на их вопросы сами собой срывались у меня с языка, особенно когда речь шла о жизни на Западе. Эта быстрота удивляла меня самого. Но на вопрос об индейцах ответить мне было нечего,
С индейцами я дрался, мы вместе выезжали на охоту, я подолгу беседовал с ними. Мы проехали вместе долгие мили, и многие люди из этого народа мне нравились. Нам было чему поучиться друг у друга, а индейцы, как я понял, легко приспосабливаются к разным условиям жизни. Но большая часть наших обычаев казалась им совершенно бесполезной.
Однако же вопрос, заданный мне мистером Грили и его другом, заставил меня крепко задуматься. Никогда не поймешь, мало ты знаешь или много, пока не втянешься в разговор. Вернусь домой и постараюсь получше разобраться в этом.
В гостиной меня встретила миссис Боссан.
— Нинон сейчас выйдет, мистер Шафтер. Вы, кажется, едете домой?
— Да.
Вошла Нинон и, протянув руки, стремительно направилась ко мне.
— Бен! Ты уезжаешь!
— Я должен. Там случилась беда.
— И, как всегда, ты первый спешишь на помощь! Ведь правда?
— Ну, я не знаю. Я просто делаю то, что нужно.
— Зато я знаю все. Ты пошел спасать Мэй с детьми, когда их похитили индейцы, ты поехал вытаскивать мормонов из снегов, ты сражался с бандитами. И ты с Этаном Сэкеттом кормил мясом весь город в первую зиму. Я все это слышала, а кое-что видела и сама.
— Человек должен делать то, что нужно. К тому же я не один, рядом со мной всегда крепкие люди — Каин, Этан, Уэбб, Джон Сэмпсон.
— Но ведь делал-то все ты, Бен! Ты отвечал за весь город. Ты прокладывал дорогу.
— Нет, Нинон. Первыми были Каин и Рут. И только они.
— Ну да, конечно, — улыбнулась она. — Но твой вклад больше других.
— Мы все делали вместе: менялись, взрослели и открывали для себя, как трудно людям сблизиться и создать что-то новое. Пока мы еще недоучки, но после той школы, где бы мы ни оказались, мы уже не повторим многих ошибок.
Миссис Боссан оставила нас вдвоем.
— Твой спектакль ведь скоро сходит со сцены?
— Нам добавили еще неделю. А потом я вернусь в Новый Орлеан.
— А новые роли, предложения? Тебе ничего не подходит?
— Пока нет, Бен. — Она улыбнулась. — Но кто знает… Если у кого-то вдруг появится хорошее предложение, возможно, я и соглашусь…
— Я тут как раз подумал… Это уже мое предложение — обдумай его… Я пока не знаю, где в этой пьесе будет происходить действие, в каком краю и в каком городе, я только знаю, что она будет длинной…
— Ты мне даешь ведущую роль?
— Конечно. А декорации, реквизит и костюмы обеспечиваю я — и все по высшему разряду.
— Бен, я принимаю твое предложение. Я только об этом всегда и мечтала!
И тут мое красноречие иссякло. Я все смотрел на нее, а она на меня. Но говорить было не обязательно — каждый понимал, что чувствует другой без слов.
Мы стояли у окна, держались за руки и глядели на Нью-Йорк.
Потом мы стали говорить… Говорили и говорили… Было сказано много глупостей, а также и кое-что умное. И тут я рассказал ей о Лорне и ее приятеле.
— Бен! Пойдем познакомимся с ним! Они сейчас внизу?
Когда
мы подошли к столику, он встал. Очень красивый человек с хорошим, сильным лицом, ростом с меня, только легче фунтов на двадцать.— Я доктор Джексон Фэрчайлд, — сказал он. — Лорна мне рассказывала о вас.
Мы сели за стол и проговорили целый час. Через некоторое время я перестал их слышать и увидел катящиеся колеса фургонов, волнующуюся коричневую траву прерий, тяжелую речную воду на переправе, а еще — наш городок над ручьем, под белыми скалами, поросшими строевым лесом. Я тосковал по запаху кедрового дыма и мерной качке в седле. Здесь о Западе мне напоминал только револьвер за поясом. Даже девушки стали другими. Нинон из ребенка превратилась в красивую женщину, которую я едва узнавал. Лорна перестала быть сестрой деревенского кузнеца с Запада, а сделалась элегантной молодой леди.
До меня долетал их смех, обрывки разговоров, и я вспоминал поскрипывание седла и морщинистое лицо Урувиши, вспоминал прохладу, которой тянет в лицо со дна каньона Попо-Аджи, запах пороха и удар ружейной отдачи в плечо, вспомнил замешанный на дыме и поте запах бизоньих шкур и далекие огоньки на пути к дому.
— Я хочу прогуляться, — сказал я и встал. — Мне нужно подумать.
На улице уже темнело. Я закутался в плащ и пошел, не совсем понимая, куда иду. Пахло городом и углем. Вдруг я обнаружил себя в Бауэри. Зачуханные ломбарды, гостиницы третьего класса, ночлежки, пыльные театрики, экипажи, тарахтящие по осклизлой мостовой, тускло освещенные окна, мертвенные газовые фонари.
Завтра я отправляюсь домой… завтра.
Никак не дождусь.
Глава 40
За окном неторопливо проплывало бесконечное белое пространство. Заснеженная земля прерий сливалась с горизонтом в одно молочное марево. Там, за окном, — холод… жуткий холод. Печка в дальнем конце вагона раскалилась, докрасна, но ее тепла едва хватало. Вокруг печки сбились в кучку пассажиры. Лорна и доктор Фэрчайлд тоже сидели там.
Поезд медленно полз по обледенелому пути. Ничего не могло быть хуже, если бы он сейчас вдруг сковырнулся с рельсов — мы пересекали пустынную равнину, где никакого жилья на десятки миль вокруг. И топлива вдоль трассы нет, придется обходиться тем, что взяли с собой.
Ко мне подошел кондуктор.
— Вы ведь с Запада, мистер Шафтер?
— Да. Я живу возле Южного ущелья.
— Тогда вам знакомо все это? — Он показал на снег за окном.
— Конечно.
— Люди напуганы… В соседнем вагоне женщины с детьми, переселенцы. Мужчины хорохорятся, но на самом деле боятся не меньше.
— Их можно понять. Если мы вдруг застрянем… Придется разбирать пути и пилить шпалы на дрова.
— Да вы что! А что скажет управление? — перепугался кондуктор.
Я только улыбнулся.
— Железнодорожные боссы далеко, а мороз вот он, здесь, — улыбнулся я. — Поверьте мне на слово, если понадобится, вытащим шпалы и раздраконим.
— Я к вам с просьбой, мистер Шафтер. Если бы вы зашли в тот вагон, поговорить с людьми? Их нужно ободрить, что ли.
— Почему бы нет?
Я встал и проверил револьвер под пальто. До Шайенна далеко, впереди долгие мили снежной пустыни. Когда-нибудь здесь появятся фермы и ранчо, вырастут города. А пока ничего нет.
На площадке между вагонами меня обжег ледяной ветер. Не меньше десяти градусов.