Бенефис дьявола

– Заинтриговал? – спросил Глеб. На него опять нахлынуло чувство уже пережитого мгновения. Как будто они уже раньше сидели вот так вдвоём в его машине и разговаривали.

Вероника прижалась спиной к дверце, прикрыв рот ладошкой.

– Глупая, они же хотят на тебя повесить его смерть! – сказал он.

– Как? Откуда ты знаешь?

– У меня брат двоюродный там работает, - солгал Глеб, - я его сегодня и попросил разузнать подробности – что да как.

Вероника напряженно смотрела на Глеба. Неестественный блеск глаз молодого человека, его осунувшийся профиль, перепады настроения заставляли её быть настороже.

– Но почему на меня? – спросила она.

– Сама посуди: только ты знала, что вы одни внутри, только ты могла оставить дверь открытой, только ты могла дать возможность соучастнику незаметно уйти.

– Но зачем мне это?! Это же… тоже самое, что рубить сук, на котором висишь. Мы не были женаты, завещания в мою пользу он не писал…

– Ты уверена?

– Я знаю, он бы мне сказал. Но он не думал даже об этом! Ему было всего тридцать четыре. Ты думаешь о завещании?

– Но мне же не тридцать четыре.

– Какая разница? До пятидесяти это не имеет особого значения. И что теперь? Меня посадят в тюрьму? – она с ужасом смотрела на него.

Глеб выдержал драматическую паузу, как по Станиславскому, и ответил:

– Думаю, что нет.

Вероника толкнула его легко в плечо:

– Говори, что ты знаешь!

– Осторожно, мы же на дороге. Один поцелуй избавит тебя от нервного напряжения.

– Мы уже с тобой говорили на эту тему.

– Но не договорили же.

– Послушай, а как ты Свете в глаза смотреть будешь?

– Я надену темные очки.

– А я как? Тоже при её появлении буду надевать темные очки?

– А тебе-то что? Ну, поцеловалась с парнем – делов-то.

Девушка молча отвернулась к боковому окну, закусив губу. Потом произнесла, глядя на мелькающие деревья:

– Глеб, мы же не в детском саду, и спорим сейчас не о плюшевом мишке.

– Да ладно, расслабься, всё будет нормально. Я и шел-то к тебе сказать, что тип один признался уже.

Она быстро повернулась к нему:

– Да ты что?! Кто?

– Бомж один. Ковырялся в мусорке за рестораном, потом увидел, что дверь не заперта, ну и… Пьяный был сильно.

– Не тот, которого ты сегодня подвозил?

Глеб опять выдержал паузу, а потом ответил:

– Не смешно.

– И что с ним теперь, в тюрьме сидит? – продолжала Вероника, будто не замечая его обиды.

Глеб усмехнулся:

– В морге. Он сегодня умер. Оставил записку, где всё объяснил.

– Умер, - повторила, словно эхо, Вероника. – Наверно, Господь всё же есть на небе.

– Конечно, есть! Он меня к тебе и прислал сегодня, - Глеб широко улыбнулся, только улыбка его показалась ей больше похожей на гримасу из бурлящего огня в видео-ролике его телефона.

– Для меня слишком много смертей за два дня, - тихо проговорила она.

– А кто еще?

– Из знакомых, слава Богу, больше никого. Но сегодня вечером, буквально перед уходом, в новостях показывали жуткий пожар в здании на Гоголя, знаешь, там банк еще..?

Глеб резко затормозил:

– Какой пожар? В банке?

– Ты что, осторожнее! Чуть без носа не оставил.

– У меня ж там друг работает, я только сегодня к нему заезжал, - Глеб полез в нагрудной карман за телефоном, но потом вспомнил, что отдал его Веронике. – Где мой телефон?

Она подала ему трубку, и он набрал номер:

– Ромка, ты жив?

В ответ Глеб услышал вполне живой и даже навеселе голос Никитича:

– Не дождётесь! Тебя где носит? Мы тут со Светой ужин тебе приготовили, когда приедешь?

– Фу, напугал. Приеду, скоро. Ты у меня дома, что ли? А что там за пожар-то?

– Да внизу у криминалистов что-то полыхнуло. Говорят, уйма народа погибло, в основном молодые девчонки.

– А-а, ясно. Ладно, Светке привет, скоро приеду, - сказал Глеб и отключил связь. Они снова поехали.

– Мы правильно едем-то? – спросил он у Вероники.

– Правильно, - ответила она, - вон за тем светофором направо.

Они подъехали к дому, и Вероника обернулась к нему:

– Спасибо, - и поцеловала в щеку.

– Аванс принят, - сказал Глеб и по-хозяйски положил руку на её колено. – И, пожалуйста, не говори никому про того бомжа, а то подведешь моего братика, договорились?

Она махнула рукой, выскочила из машины и скрылась в подъезде.

***

После испытанного потрясения, будь то шок или стресс, как правило, наступает период ремиссии – состояние, прямо противоположное только что пережитому. Роман в полной мере ощутил на себе это: он сыпал анекдотами, острил и подсознательно всячески пытался вытеснить из себя ужас, испытанный в офисе сегодня в конце рабочего дня.

– Тебе привет, - сказал он, поговорив с Глебом.

– Он едет уже? – обернулась Света.

– Да. Сказал, по дороге облапошит пару телепузиков на сотню баксов каждого и будет дома.

– Каких телепузиков? – не поняла Света, помешивая лопаточкой в сковороде.

– Как? Ты не знаешь про телепузиков на дорогах? Они бывают или ярко-салатовые, или ярко-оранжевые, иногда с полосатыми палками для отмашки от назойливых водил, которые им деньги суют постоянно. Но от Глеба им, конечно, не уйти и не скрыться. Всё хотел сегодня спросить: где он такой аппарат оттянул?

– Это ты про что?

– Ты не знаешь? Во, блин, даёт: её крендель с новейшей супер-техникой зажигает, а она ни сном, ни духом. Правда, что не знаешь ничего?

– Он собирался обновить что-то в машине – сегодня утром мне говорил. Так он..?

Рома округлил глаза, так что из-под очков они казались блюдцами.

– Не знаю, как это у васназывается, но когда меняешь четыреста восемьдесят шестой на четвертый пень с оперативкой в полтора гека, то старый можно просто подарить в фонд беженцев из Зимбабве.