Бенефис дьявола
Шрифт:
Прокопенко переглянулся с оперативником. Вот оно, недостающее звено.
– Так-так, Любовь Ильинична, и что..?
– К нам обычно или сразу парами приходят, ну… или названивать начинают… подружек своих ищут, будто сразу не знали, зачем приехали – чай, в наше время помыться и дома можно… А эти сразу и говорят с порога: мать, мол, помыться нужно, да поговорить посидеть. Ну, я им, конечно, проходите, всё готово, пар хороший, венички… Взяли они у меня стаканы, да и заперлись там.
– А на какое время?
– На два часа, сразу молодой этот и оплатил.
– В котором часу это было?
– Около четырех, наверно, или пяти – не помню сейчас,
– Понятно, Любовь Ильинична, продолжайте, пожалуйста. Может, чайку вам налить?
– Да нет, спасибо, обпилась уже сегодня. Про что это я? А, ну и заперлись они в бане, а через некоторое время заходит эта краля… но не проститутка – это точно, я на них уже нагляделась. Эта была приличная, но не понравилась она мне. Взгляд такой – как у цыганки, и говорит медленно, будто жвачку жует, не понравилась она мне совсем.
Пока она говорила, Прокопенко набрал номер телефона туристического агентства «Парадайз» и попросил Светлану Домину.
– Извините, Любовь Ильинична, одну секундочку, - сказал он, прикрыв трубку ладонью. – Светлана? Добрый вечер, еще раз, это Прокопенко. У меня к вам такая просьба: вы не могли бы нам по факсу переслать какие-нибудь фотографии вашего друга и Камовой? Есть? Очень вам признателен, Светлана, спасибо, вот номер факса…
Он кивнул оперативнику, чтобы тот сходил в приемную и принял факс. Женщина продолжала между тем:
– На меня эдак зыркнула и говорит: «Тут мои друзья отдыхают, а мне им нужно пару слов сказать». Я её провела туда, значит, и оставила. Уж что они там втроем делали, я не знаю, но не долго – вывалились уже хорошенькие. Сама-то я сразу пошла подметать перед входом, а то хозяйка ругается, когда набросают окурков у двери, как будто урны рядом нету. А потом еще убираться после клиентов…
– Они что-нибудь оставили после себя?
– Да как обычно: грязную посуду и объедки, я их нашей дворовой собаке и скармливаю регулярно, она меня любит…
– Вот вы сказали – «вывалились». Пьяные, что ли?
– Да-а, как песня. Этот, беспризорный, хоть и помытый-побритый был, но на ногах вообще не стоял, его эти молодые так это… на себе почти волокли, а парень приговаривал: «Вот, Васька, нажрался, как кот мартовский, и на ногах не стоишь, а мне тебя тащить теперь», и в машину его, как мешок, засунули сзади.
– Они его под руки вели, что ли?
– Ну да, по обе стороны
– А ногами он хоть передвигал?
– Да не-е, так нажрался – это за час-то-полтора! – что даже ноги волочь не мог: я же говорю, они его прямо-таки тащили и ругали, на чем свет стоит. Эта краля ему: «Что ж ты, дядя, меру то не знаешь?» Да какой он ей дядя!
– А он в ответ, может, говорил или мычал что-нибудь?
– Да лыка не вязал: морду вниз, шапочка сверху черненькая такая… Погоди, может, он неживой был, а?
– А похож на неживого-то?
– Сперва-то я думала, что еле-еле тепленький, но свежий – после бани-то…
– А что за машина была, не помните?
– Да обычная, небольшая, черная вся, даже стекла черные.
– Номер, случайно, не запомнили?
– Номер? Погоди-ка, я, когда подметала вокруг, еще подумала про номер что-то… не помню, ей-Богу… что-то подумала, а что – сейчас уже всё, поздно, не вспомню.
– Если подумали – значит, что-то необычное было? Может, цифры все одинаковые были, или буквы?
– Может, может, но не помню, ты уж извини, не скажу.
– А раньше, или потом когда-нибудь, вы
не встречали кого-нибудь из этих троих?– Нет, к нам они больше не приходили, в мою смену точно не приходили, а я-то больше и не бываю нигде: на работу, в магазин и домой, иногда еще в поликлинику схожу, а так… - она махнула рукой, - нигде почти не бываю.
– А вы не слышали какого-нибудь необычного шума в бане? Может, хлопок какой-то?
– Не помню ничего необычного. Да и слух у меня уже не тот, что раньше – могла и не услышать.
В этот момент в кабинет вернулся оперативник с небольшим альбомом в руке. Прокопенко кивнул ему, и тот положил альбом перед Любовью Ильиничной на стол. Игорь Анатольевич знал, что, помимо разных изображений, в нем находились уже и фотографии Вероники Камовой и Глеба Бесчастного.
– Любовь Ильинична, вот тут у нас есть фотографии разных людей, и среди них, возможно, имеются и посетители вашего заведения в тот вечер, про который мы только что говорили. Вы сможете их узнать?
– Ну, не знаю, надо посмотреть.
В комнату вошли понятые – мужчина и женщина. В управе с этим никогда не было проблем, в коридорах обычно сновало множество народу. Любовь Ильинична, не обращая ни на кого внимания, достала из своей котомки старенькие очки и, надев их, раскрыла альбом. Прокопенко с напряженным вниманием смотрел на неё, пока его коллега тихо объяснял понятым суть и порядок процедуры. Женщина неторопливо листала альбом, страница за страницей. Один раз проронила, указав на кого-то пальцем: «Ну и рожа!», и перешла к следующему.
Следующим был снимок Камовой, переданный по факсу. Он был достаточно хорошего качества, вероятно, вырезанный из общего цифрового фото и распечатанный на принтере. Любовь Ильинична без колебаний указала на него:
– Это она была с ними.
– Вы уверены? – спросил Прокопенко.
– Конечно! Я же говорю, она приличная. Не то чтобы у нас один сброд бывает, вы не подумайте, но район, сами понимаете, не для богатых, - рассуждала она, перелистывая дальше страницы альбома, пока, наконец, не остановилась на еще одном снимке. – И этот, молодой – он приехал с беспризорным. Точно он, только здесь он покрупнее, а к нам приходил, так совсем тощий и глаза впалые, как у покойника; прости, Господи.
– Вы не перепутали? Досмотрите, пожалуйста, до конца: может, кто-то еще похожий будет.
Любовь Ильинична долистала альбом до конца, но больше никто не привлек её внимания. Пока оформлялись результаты опознания, Прокопенко поблагодарил Любовь Ильиничну, заверив её, что справку о нахождении в течение этого часа в их управлении он ей непременно выпишет, и их дежурная машина доставит её обратно на работу.
Когда все покинули кабинет, он налил себе кофе из термоса, стоявшего на подоконнике. По всему выходило, что убийство Березина было совершено в бане, а под руки Бесчастный с Камовой волокли к машине труп. Тот скверик был выбран, по-видимому, заранее: до туда доехать пять минут от бани, потом они, вероятно, выждали некоторое время, чтоб никого рядом не было, да и прислонили к дереву, вложив в руку оружие. Освидетельствование трупа показало, что к моменту его обнаружения он был мертв не более двух часов. Тогда они подумали, что все эти полтора-два часа Березин так и пролежал у дерева, пока на него не наткнулась пенсионерка с собачкой, но теперь в деле были показания свидетелей, согласно которым минимум три последних часа своей жизни Березин находился в компании Бесчастного и Камовой. Таким образом, причастность этих двух к его смерти была уже неоспорима.