Бенефис и другие юмористические рассказы
Шрифт:
М. Буртон с злобной гримасой отрезал, что никакого следующего раза не будет, но м. Стайль на это только улыбнулся, как человек, несравненно лучше осведомленный. Не слушая равно ни намеков, ни даже просьб отправиться поискать себе потехи куда-нибудь в другом месте, он продолжал жить у товарища, и тому вскоре пришлось испытать все неудобства и невзгоды, обыкновенно обильно усеивающие путь лжеца.
Когда они опять посетили вдову, возникло новое осложнение: всякому даже самому поверхностному наблюдателю, стало бы очевидно, что она и м. Стайль пришлись сильно по вкусу друг другу. Они тут же начали обмениваться нежными взглядами,
— Было время, когда я считал ее самой прелестной женщиной в Англии, — сказал он выразительно.
М-сс Доттон наивно улыбалась и опускала глазки. М. Стайль придвинул свой стул поближе к ней и взглянул на приятеля.
— Буртон, — сказал он.
— Сэр? — огрызнулся тот.
— Сбегайте домой и принесите мне мою трубку, — сказал м. Стайль. — Я забыл ее на камине.
М. Буртон колебался, и так как вдова случайно смотрела в другую сторону, он погрозил кулаком своему высшему начальству.
— Ну, скорее, — произнес м. Стайль повелительно.
— Очень сожалею, сэр, — сказал м. Буртон, несчастное положение которого сделало его находчивым, — но я разбил ее.
— Разбил? — повторил тот.
— Да, сэр, — сказал м. Буртон. — Я уронил ее на пол и нечаянно наступил на нее; раздробил на мелкие кусочки.
М. Стайль выбранил его как следует за его небрежность и спросил, знает ли он, что эта трубка — подарок итальянского посланника?
— Буртон всегда был неловок, — сказал он, обращаясь к вдове. — Когда он был со мной на "Разрушителе", его так и звали "Буртон-Увалень"; это было его постоянное прозвище.
И во весь остальной вечер он то говорил комплименты вдове, то рассказывал анекдоты про Буртона, которые все имели целью выставить в нелестном свете его ум и поведение. И несчастная жертва, после двух или трех бесплодных попыток к противоречию, могла только молча и бессильно злиться, видя пристрастное ослепление хозяйки дома. Едва только они успели выйти на улицу, как его долго сдерживаемое раздражение вылилось в целом потоке ругательств по адресу бессовестного товарища.
— Не могу же я изменить того, что я красив, — возразил тот, самодовольно ухмыляясь.
— Твоя красота не повредила бы никому, — сказал м. Буртон, скрипящим голосом. — Все дело в этом адмиральстве. Оно вскружило ей голову.
М. Станль улыбнулся.
— Она, конечно, скажет "да", как только я этого захочу, — заметил он. — И помни, Джордж, что твой прибор всегда будет накрыт у нас, когда бы тебе ни вздумалось зайти.
— О, в самом деле! — возразил м. Буртон с злобной усмешкой. — Но представь себе, что я не далее как завтра утром расскажу ей всю правду насчет тебя. Если уж она не может достаться мне, то пусть же и тебе не достается!
— Да, это повредит и твоим шансам, — сказал м. Стайль. — Она никогда не простит тебе, что ты ее так одурачил. А пожалуй и жаль будет, что мы не получим ее, ни тот, ни другой.
— Ты змея! — дико закричал м. Буртон. — Змея,
которую я отогрел на своей груди!— Ну, к чему говорить такие неделикатные вещи, Джордж, — с упреком сказал м. Стайнь, останавливаясь у двери их дома. — Сядем-ка лучше, да обсудим все потихоньку.
М. Буртон вошел вслед за ним в комнату и расположился на первом попавшемся стуле, в ожидании.
— Она очевидно увлечена мной, — медленно начал м. Стайль. — Очевидно также, что если ты скажешь ей правду, это может испортить мои шансы. Не говорю, чтобы испортило их наверно, но может испортить. А раз как дело обстоит так, я согласен уехать отсюда не повидавшись с ней, завтра же утром с 6 часовым поездом, если только мне дадут настоящую цену.
— Настоящую цену? — повторил м. Буртон.
— Конечно, — невозмутимо отвечал ничем не смущающийся м. Стайль. — Она еще женщина ничего себе — для ее лет — да и лавчонка тоже недурненькая.
М. Буртон, скрывая свою злость, сделал вид, что размышляет. — Если пол-соверена… — сказал он наконец.
— Пол-дурака! — нетерпеливо прервал м. Стайль. — Мне нужно десять фунтов. Ты только что получил свою пенсию, а кроме того, ты всегда был бережлив и, наверно, откладывал.
— Десять фунтов! — проговорил м. Буртон задыхаясь. — Или ты думаешь, что у меня в саду золотые рудники? М. Стайль откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу.
— Я не уступлю ни копейки, — сказал он твердо. — Десять фунтов и билет на обратный проезд. Если же ты будешь ругаться, то я назначу двенадцать.
— Что же я объясню м-сс Доттон? — спросил м. Буртон, после четверти часа напрасных пререканий.
— Все, что хочешь, — отвечал его великодушный приятель. — Скажи ей, что я помолвлен с своей двоюродной сестрой, и что наша свадьба откладывается только вследствие моего эксцентричного поведения. И еще можешь сказать, что произошла эта эксцентричность от осколка бомбы, ранившей меня в голову. Наговори сколько хочешь вранья; я никогда уже сюда не вернусь, и обличать тебя не буду. А если она будет стараться разузнать что-нибудь про адмирала, то напомни ей, что она обещала сохранить его приезд в тайне.
Более часа м. Буртон просидел неподвижно на месте, обсуждая выгоды и невыгоды предложенной ему сделки, и наконец — так как м. Стайль решительно ни на что другое не соглашался — ударил с ним по рукам и отправился спать в состоянии духа, граничащем с помешательством и готовностью убить человека.
Он поднялся на следующее утро очень рано, и, отвечая как можно резче и короче на все замечания м. Стайля, который был в прекрасном настроении, отправился с ним на вокзал, чтобы увериться в его отъезде.
Утро было прелестное, ясное и прохладное, и несмотря на все постигшие его невзгоды, расположение духа м. Буртона начало проясняться при мысли о близком освобождении. Омрачилось оно снова только при входе в кассу вокзала, когда бессовестный м. Стайль решительно потребовал билет 1 класса.
— Где же видано, чтоб адмирал ехал в третьем! — заметил он с негодованием.
— Но ведь никто не знает, что ты адмирал! — убеждал м. Буртон, стараясь подделаться ему в тон.
— Нет, но я чувствую себя адмиралом, — сказал м. Стайль, ударяя себя но карману. — Мне всегда любопытно было узнать, как чувствуют себя люди, едущие в 1 классе. Да и кроме того, ты можешь это сказать м-сс Доттон.