Бенни и омар

График с понедельника по пятницу был следующий:

07:00 – Подъём. Умывание. Завтрак.

07:15 – Разгрузка посудомоечной машины. Упаковка школьных обедов.

07:45 – Школа

15:00 – Перерыв

15:15 – Домашнее задание

18:00 – Ужин

18:15 – Вынос мусора. Загрузка посудомоечной машины

19:00-21:00 – Учёба

21:15 – Отбой

Бенни побледнел. Это было крайне сурово. Ни единой свободной минутки для хёрлинга или даже телевизора. Его и раньше так наказывали, но обычно оставляли временн?е окно. К тому же было похоже, что продлится всё это Бог знает сколько. Он продолжил читать:

Сб./Вс.

07:00 – Подъём

07:30 – Физические упражнения. Шесть кругов беговой дорожки.

08:30 – Приготовление завтрака для семьи

09:00 – Завтрак

10:00 – Уборка

10:30-14:30 – Домашние дела

(Домашние дела? Вот это было действительно пугающе.)

14:30-15:00 – Обед

15:00-16:00 – Уборка

16:00-19:00 – Учёба

19:00-20:30 – Свободное время

20:30 – Отбой

Бред! Как он может придерживаться подобного графика? Подобный распорядок больше напоминал тюрьму строгого режима или что-то похожее. И это было ещё не всё.

Основные правила:

1. Ни в коем случае не общаться с Омаром.

2. Всё время почтительно относиться ко всем членам семьи.

3. За любыми жалобами или отказами как результат последует дополнительная неделя наказания.

Дополнительная неделя? Значит, эта диктатура будет длиться дольше одной недели. Похоже, все чересчур остро отреагировали на произошедшее. Он же никого не убил, а просто улизнул на пару часов. Бенни знавал ребят, которые курили, употребляли алкоголь и спускались в канализационные люки каждую ночь. Максимум, что он заслужил, – это хороший выговор. Ну, может быть, небольшую взбучку.

– Бенни! – рёв отца вернул его к действительности.

– Да, па?

– Не называй меня «па», малыш Бенни! Ты ещё должен мне шесть кругов беговой дорожки до завтрака!

Печально вздохнув, Бенни зашнуровал свои кроссовки.

* * *

И вот мы подошли к не столь уж блистательному периоду юной жизни Бенни Шоу. Если бы вы попробовали подобрать к нему музыкальное оформление, то это было бы что-то в стиле «Здравствуй, конец света». Быть может, какое-нибудь ^{«Несчастный одинокий я»} (125) того парня, который поёт в стиле «кантри-и-вестерн». Все дни Бенни состояли только из пробуждения, работы, еды и сна. Но самое ужасное в отношении общественно полезного труда было то, что по существу все эти работы должна была выполнять команда Кхайсси. Когда пара рабочих в синих комбинезонах приходила пропалывать задний двор, они обнаруживали там Бенни, стоящим на карачках. Так что оба парня садились в садовые кресла, закуривали сигареты и начинали отпускать комментарии. Это был поистине адский труд – прополка. И не было ему конца. В перманентно согнутом состоянии, под палящими лучами солнца ты день за днём сдираешь суставы пальцев о плиты двора. Но ужаснее всего было слушать, как двое позади тебя давятся от смеха.

В человеческом мире всегда существовало одно неизменное наслаждение – наблюдать, как наглец получает по заслугам. Даже самый последний грешник в посёлке не испытывал к Бенни никакой симпатии. Впрочем, это было не совсем так. Всё же имелась пара людей, которые жалели маленького ирландского парнишку, занятого то прополкой, то скашиванием травы вокруг однокомнатных коттеджей. Одним из этих людей был Джордж. Когда у него случался перерыв, он приносил брату Колу. Бенни, будучи самим собой, каждый раз думал, что Подлиза приходит только для того, чтобы позлорадствовать, и принимал угощение неохотно и без какой-либо благодарности. Другим же человеком, хотите – верьте, хотите – нет, была Грейс. Поглядывая из-за занавесок в своей спальне, она наблюдала за исправительными работами Заключённого Шоу, какое бы задание ему ни поручали в этот день.

Талал Кхайсси предоставил перечень работ, к которым можно было бы привлечь Бенни. Спасибо огромное, Талал! В основном это была прополка. Его любимая. Так что, когда наступали выходные, Бенни направляли в качестве рабочей силы в другие семьи, чтобы он привёл в порядок их патио. Некоторые из них ради приличия смущались, но далеко не все.

Так прошло несколько недель. Это больше походило на новый стиль жизни, чем на наказание. Родители были сыты по горло ожиданием, когда Бенни сам по себе станет хорошим в их понимании человеком, так что теперь они просто не оставили ему выбора. Хотя один раз Бенни чуть было не сломил их решимость. Он заставил родителей почувствовать себя виноватыми перед ним за всё. Но потом, конечно же, сам же всё и испортил.

На третье воскресенье стало чуточку прохладнее, но солнце всё ещё жарило с такой силой, какой у себя дома вы и не встречали. Бенни отослали с неблагодарным заданием подмести водостоки после песчаной бури. Поэтому он переходил от одного дома к другому с лестницей и щёткой, прося владельцев пустить его к себе на крышу. Как будто это они делали ему одолжение, а не он – им! Будучи истинным ирландцем, Бенни решил выполнять исправительные работы, одевшись а-ля «фермер в поле»: рубашка снята и завязана на талии, спина открыта лучам солнца.

А всё коварство солнечных ожогов состоит в том, что проявляются они только по прошествии некоторого времени. Ты думаешь, что всё замечательно. Думаешь, что того загара, который у тебя уже есть, достаточно, чтобы он защитил тебя от солнца. Но позже, когда ты пытаешься заснуть, начинается агония.

В эту ночь, в полвосьмого Бенни был уже в постели. По расписанию у него всё ещё оставался один час свободного времени, но после целого дня на крышах он был выжат как лимон.

И вот когда он уже начал клевать носом, дал о себе знать солнечный ожог. У Бенни появилось ощущение, будто он лежит на электрообогревателе. По спине и ногам разлилась тупая боль, сопровождающаяся чувством жжения. Поначалу она была не особо сильной. Но постепенно из досадного обстоятельства она переросла в мучительную агонию. Боль проникала до самых костей, глубоко врезаясь в складки и трещины на коже. Простыня казалась наждачной бумагой. Он сбросил её, тяжело дыша. Но лучше не стало.

Воздух теперь казался грубым и шершавым. Бенни почти видел, как потоки воздуха царапают ему шею. Он мечтал о прохладной воде и снимающем боль креме. Но даже больше, чем об этом, он мечтал о нескольких словах сочувствия, произнесённых его матерью. Как тогда, когда медальон с изображением Святого Кристофера, который мать вшила в подкладку его шлема, сильно саданул его по голове, или когда его нога застряла в спицах велосипеда, и он на локтях проехался по всей Клонард Роуд. Хотя сейчас он не мог себе представить, что может получить в свой адрес хотя бы одно доброе слово. Только не от Родителей из Камня.

Должно быть, во сне он тихонечко всхлипывал, так как мама пришла посмотреть, в чём дело. Даже в слабом свете, проникающем из холла, его спина сияла как лампа Священного Сердца. Бенни проснулся и услышал мамин потрясённый вздох.

– Пат, – прошептала она. – Пат, иди сюда и взгляни на это.

Пришёл па, что-то бормоча себе под нос.

– В чём… – он резко замолчал. – Боже мой. Он красный, как помидор.

– Знаю. Пожалуй, я лучше принесу крем.

Бенни мог наблюдать за движением теней на стене. Тень Ма исчезла. Тень отца приглаживала чёлку. Она переместилась в комнату. Кровать, скрипнув, просела в ногах.

– О, Бенни, – произнёс отец. – Откуда я мог знать, что эти крыши сотворят с тобой? Пожалуй, это уже слишком. Возможно, ты уже достаточно наказан.

Вернулась ма.

– Надави сюда, дорогой.

Кровать снова спружинила, и Бенни почувствовал, как его спину смазывают холодящим ^{Судокремом} (126). Он охнул от боли.

– Тихо, Бернард. Теперь не двигайся.

Бенни расслабил плечи, ощущая, как успокаивающий лосьон проникает глубоко в кожу.

– Бенни, ты проснулся?