Беовульф

смертный жребий;

войдет ли рыдающий

в покои отрока

там запустенье,

гуляет ветер

в безрадостном зале,

уснул наездник,

ратник в могиле!

умолкли арфы,

и прежних пиршеств

не будет больше!

35

Выйдет ли скорбный,

один, стеная,

дом и усадьба

ему покажутся

чрезмерно обширными!

Вот так же и в сердце

владыки ведеров

таилось горе:

убит был Херебальд,

но вождь был невластен

за смерть возмездием

воздать убийце,

ведь и постылого

отец не в силах

сына подвергнуть

позорной казни!

Тогда он в душе своей

людские радости

отринул ради

света Господня:

селенья и земли

он, уходящий,

как должен владелец,

оставил детям.

И были битвы,

ходили шведы

войной на гаутов,

морскими походами,

с тех пор, как умер

державный Хредель,

и до поры, пока

сыны Онгентеова

войнолюбивые

не пожелали

мира на море,

но в дерзких набегах

с нами сходились

близ Хреоснаберга.

И многим известно,

как наше воинство

с ними сквиталось

за кроволития,

хотя победа

была добыта

ценой крови

вождя гаутского,

настигла Хадкюна

в той схватке гибель.

Но, как я слышал,

убийца конунга

убит был наутро,

воздал за родича

родич Эовор,

встретив Онгентеова,

шлем от удара

широко треснул,

пал наземь Скильвинг,

и меч не дрогнул

в руке гаутского

кровоотмстителя.

За все, что Хигелак

мне дал державный,

за все достояние,

дом и земли,

ему платил я

клинком, сверкавшим

в работе ратной:

ни витязей шведских,

ни датских всадников,

ни войска гепидского

к себе на выручку

не призывал он,

казны не тратил

на слабых ратников,

коль скоро я первым

вступал в сражения,

стяжая победы!

и так да будет,

покуда жив я,

покуда мне верен

клинок испытанный,

не раз служивший

моей отваге

с тех пор, как Дагхревна

убил я, и хугский

вождь не вернулся

к владельцу фризов

вместе с добычей,

с тем драгоценным

кольцом ошейным,

но пал на поле

знаменоситель,

дружинник храбрый,

сраженный не жалом,

он так был стиснут

в моих объятьях,

что хрустнули кости.

И ныне да служат мне

меч и руки

в борьбе за сокровища!"

Слова последние,

клятву пред битвой

измолвил Беовульф:

"Немало я с молодости

сеч перевидел,

и ныне снова,

защитник народа,

ищу я встретиться

с жизнекрушителем,

свершу возмездье,

коль скоро выползет

червь из пещеры!"

Так он прощался

с ратью доспешной,

державный воин

с верной дружиной:

"Я без оружия,

без меча остролезвого

пошел бы на недруга,

когда бы ведал

иное средство,

убив заклятого,

обет исполнить,

как то было с Гренделем;

пламя опасно,

и, чтобы укрыться

от ядовитого огнедыхания,

нужны мне доспехи

и щит железный.

Не уступлю я

пламевержителю

в битве ни шагу!

и да свершится

суд справедливый

Судьбы-владычицы!

не похвальба спасет,

но храбросердие

в борьбе с крылатым!

А вы дожидайтесь

вблизи кургана,

мужи доспешные

того, победного,

из двух соперников,

кто упасется

от раны смертельной;

не вам сражаться,

но я - единственный,

кому по силам

тягаться с гадом,

с поганым в битве

мериться мощью!

Возьму добычу,

богатства курганные,

либо гибель

в удел достанется

вашему конунгу!"

Встал щитоносец

в кольчуге, в шлеме,

воин гордый,

сил преисполненный

и добромужества,

путь свой направил

к серым утесам,

трус отступил бы!

но вождь, победивший

во многих схватках,

где рати враждебные

сшибались с грохотом,

шел, и вскоре

увидел в скалах

жерло, откуда

потоком жарким

огонь изливался,

путь преграждая

в недра кургана:

никто не смог бы

пройти невредимым

в глубь подземелья,

проникнуть в пещеру

сквозь раскаленное

дыханье змея.

Тогда разъярился

вождь ведеров:

вопль неистовый

из горла вырвался,

гневное слово

громом грянуло

среди утесов;

и распалился

ревнитель клада,

заслышав клич,

не мольбу о мире,

но вызов на битву.

Сперва из пещеры

дыханье смрадное

червя курганного

взметнулось дымом

скалы дрогнули.

Гаут державный,

щитом прикрывшись,

пред каменным устьем

стоял, покуда

гад, извиваясь,

полз в потемках

к месту схватки;

и меч двуострый,

наследье древних,

сиял, подъятый,

в руках у конунга;

и оба сердца

равно кипели

и страхом и ненавистью.