Беранже
Шрифт:
Лаффит действительно недолго продержался на «мачте с призами». Для него наступила полоса неудач: один за другим потерпел он крах финансовый и крах политический. В январе 1831 года лопнул его банк, а в марте он слетел с поста министра, разойдясь с королем по вопросам внешней политики.
Спор шел об отношении Франции к освободительным движениям, вспыхнувшим вскоре после «славных июльских дней» в Польше, Бельгии и итальянской провинции Романье. Луи Филипп вопреки настояниям Лаффита не хотел помогать восставшим народам. Франция не выступила на защиту Польши. Не выступила она и против австрийцев, двинувших армию в Романью. Благоразумно отказался Луи Филипп и от короны, предложенной его сыну бельгийцами, освободившимися от голландской зависимости.
Лаффит вынужден
«ВЕЧНО РАБОТА И ВЕЧНО НЕВЗГОДА»
Итак, «друзья-министры», потеряв свои посты и портфели, перестали докучать Беранже просьбами о советах и жалобами. Он может покинуть Париж, но пока все еще не расстается с ним окончательно. Он мечется, переезжая с места на место. То он в Перонне поет старинным друзьям и тетке песню, сочиненную по поводу своего пятидесятилетия, то снова в Париже на заседании Комитета в защиту Польши, то в Пасси, дачной местности неподалеку от столицы; здесь долго жил его друг Кенекур. Беранже часто навещал милейшего настоятеля «Обители беззаботных», не раз встречался в его доме с Антье и Вильгемом.
Кенекур сызмальства был слаб здоровьем, все покашливал в ладошку, но предпочитал никому не докучать жалобами. И вот его не стало. Получив весть о его смерти, Беранже спешит на похороны в Нантерру. Тяжелая потеря. Друг детства и юности, столько раз великодушно приходивший на помощь Беранже, живой хранитель их общих воспоминаний, лежит в гробу…
Как! Заунывным пеньем оглушен, Произнести не смею я ни слова? Но этот гроб, свечами окружен, — Ведь в нем мой друг, друг детства золотого… Как рад бывал он песенкам моим! Как счастлив был, успех им предрекая! И как цветы сулил в грядущем им, Их аромат заранее вдыхая…Беранже написал эпитафию, которую высекли на надгробном камне над могилой Кенекура:
«Вы, встречая его, не знали, какой замечательный ум, какая нежная и скромная душа блестела под скромной одеждой этого чистого сердцем человека. Приветствуйте его, лежащего под этим камнем».
В Нантерре Беранже похоронил друга детства. В Париже он присутствует на похоронах одного из своих соратников по борьбе с Реставрацией, песенника Эмиля Дебро. Эмиль умер от чахотки еще молодым — ему было всего тридцать три года. Он умер, как и жил, в бедности, почти в нищете. Автор многих боевых песен («Колонна», «Солдат», «Помнишь ли ты?» и других), широко известных в парижских предместьях, исполнявшихся и в кабачках и в салонах, Дебро никогда не печатался, не получал гонораров и зарабатывал на жизнь и на содержание семьи перепиской бумаг. Беранже задался целью опубликовать песни Дебро. Пусть песни эти увидят свет хоть после смерти автора!
Удерживают Беранже в Париже и другие неотложные дела. Он срочно готовит небольшой сборник своих песен. Выручка от издания пойдет в пользу Комитета, организованного в помощь восставшей Польше. Сборник откроется обращением к Лафайету, председателю Польского комитета, и двумя призывными песнями «Туда!» и «Понятовский». «Для компании им», а также для того, чтобы увеличить объем брошюры, как говорит автор, он присоединяет к этим песням еще двух сестер: «14 июля», песню, написанную в тюрьме Ла Форс, и «Друзьям министрам».
Оказывается, песни его могут еще пригодиться и при Июльской монархии! Эта мысль звучит в «Обращении к Лафайету». Беранже цитирует здесь отрывки из своей еще не опубликованной «Реставрации песни»:
Да, песня, верно, — чуждый лести, Я заявлял, скорбя, Что ниспровергли с Карлом вместе С престола и тебя. Но что ни новый акт закона, — Призыв к тебе: «Сюда!» Вот, песнь моя, тебе корона. — Спасибо, господа!Беранже пишет в «Обращении», что «считает за честь» поддержать начинания, предпринятые французами для подкрепления борьбы польского народа, «такого великого и такого несчастного». «Туда!», на помощь восставшей Польше, зовет поэт французов.
Ах, если б я был юн и смел, И, ус покручивая гордо, В успех оружья верил твердо, И ловко шпагою владел — Я б, не колеблясь, полетел На помощь к ней — к несчастной Польше… И нашим трусам дал бы весть: «Гусары! Гей! Не медлить дольше! Туда! Скорей. Зовет нас честь».Правительство отказало в помощи повстанцам, но, может быть, народ Франции откликнется на призыв, который так настойчиво звучит и в песне «Туда!» и в песне «Понятовский» с ее рефреном:
«Француз, дай руку — и я буду жив!»Сборник вышел в июле 1831 года.
В «Обращении к Лафайету» рядом с критическими выпадами против Июльской монархии были и такие строки, которые вызвали недовольство левых республиканцев: «…я убежден в необходимости укреплять и сохранять основы существующего порядка вещей».
В письме к Латушу (22 июля 1831 года) Беранже снова пытается обосновать свои политические позиции. Он боится, что разногласиями в среде либералов и республиканцев воспользуются монархисты, которые так и караулят подходящую минуту, чтоб продвинуть своих претендентов на трон. «Что же касается республики, о которой я мечтаю всю жизнь, то я не хочу, чтоб этот плод достался нам второй раз в незрелом виде. Его снова отбросили бы прочь. Будем трудиться над просвещением нации, и моя мечта осуществится без потрясений, постепенно. Я не увижу этого времени, но я уверен, оно наступит».
Он мечтает о постепенном улучшении жизни народа. И в то же время он видит, что Июльская монархия заботится вовсе не о народных интересах, что народ враждебно относится к ней. Неужели он все еще верит в «усовершенствование» этого режима, в возможность расцвета при нем демократии и просвещения масс?
Неразрешимое противоречие!
В годы борьбы с реставрированной монархией Беранже обращался со своими песнями к народу — будил его, поднимал его дух. И героями песен тех лет были стойкие, веселые, смелые сыны и дочери народа: старые ветераны и боевая маркитантка, мудрый и неустрашимый Тюрлюпен, задорная Лизетта, способная обморочить и Сатану и святого Петра, и ее друг бедняк поэт, никогда не падавший духом.
В песнях, созданных после Июльской революции, Беранже взывает уже не столько к самому народу, сколько к правителям Июльской монархии: «Возьмите же в сенат Свободу!», «Позаботьтесь же, наконец, о народе, облегчите его участь!»
Изменяется тон песен. Изменяются и герои. На место неунывающих бедняков с городских окраин становятся изнемогшие, безответные страдальцы-крестьяне. Поэт видит народное горе, оно не убывает после революции и волнует Беранже все больше и больше. Во время своих долгих прогулок он навещает крестьянские домики и в окрестностях Перонны и в Пасси. Люди с заскорузлыми ладонями и потемневшими лицами, работающие от зари до зари, близки ему, он знает их с малых лет. Пахари, пастухи, виноградари. И те, что, не выдержав, пошли ко дну или занялись «темными» промыслами: бродяги, нищие, контрабандисты. Из собственных уст этих людей он слышит повести о их жизни.