Берег динозавров [Империум. Берег динозавров. Всемирный пройдоха]

— Оно жизнеспособно, детка! Можешь мне поверить! — рявкнул я, как измельчающая валуны и гравий камнедробилка.

— Конечно, — пробормотала она. — Все дело в Лайзе, так? Она должна быть реальной. Любая альтернатива немыслима. И если это приведет к переустройству пространственно-временного континуума, исторжению тысячелетней истории временного ствола, краху Чистки Времени — это еще маленькая цена за существование твоей возлюбленной.

— Заметь, это твои слова!

Она взглянула на меня как несговорчивый архитектор на холм, на месте которого он собирается построить ровный разъезд.

— Пора браться за дело, — бросила она без всяких эмоций.

XXII

За остаток дня мы методически обследовали помещения. Сооружение вчетверо превосходило по размерам станцию Берега Динозавров, знакомую нам в предыдущем воплощении. Восемьдесят процентов его занимало оборудование, работу которого мы не понимали. Меллия составила общий план, определила основные компоненты системы, просмотрела аппаратуру энергообеспечения и разгадала несколько криптограмм на пульте управления. Я следовал за ней и слушал.

— Не могу понять смысла, — говорила она. Наступили сумерки, и большое красное солнце отбрасывало на полу длинные тени. — Энергообеспечение программируемой матрицы и интересующей программы вне всяких разумных пропорций. Эти огромные залы, Рейвел, для чего? Что это за место?

— Великая Центральная Станция, — ответил я.

— Это еще что?

— Да так, просто покинутое здание в старом городе, который никогда не существовал. Конечный пункт.

— Возможно, ты и прав, — задумчиво произнесла она, — Это оборудование предназначено скорее для транспортировки груза навалом, чем для обеспечения проживания персонала…

— Груза? Какого груза?

— Не знаю. Но звучит неплохо, верно? К тому же интервокальный грузовой паром имел бы тенденцию к ослаблению темпоральной структуры как в точках передачи, так…

— Может им все равно? Они устали от всего, как и я, — я зевнул.

— Давай закругляться. Утро вечера мудренее.

— Как ты сказал? Все равно?

— Кто? Я? Ничего не говорил, девочка.

— Ты Лайзу тоже называл девочкой?

— Причем тут это?

— Притом! Все, что ты говоришь и делаешь, окрашено идиотской страстью этой… воображаемой милашке. Возьми себя в руки. Временной ствол Пекс-Центра — в чрезвычайной опасности. Ты нанес ему непоправимый вред своими безответственными поступками!

— Не могу, — процедил я сквозь зубы, — Вопросы есть?

— Извини, — она закрыла лицо руками и покачала головой. — Я не хотела. Просто устала… измотана… мне страшно.

— Да, конечно, — сказал я. — Я тоже устал. Забудем. Пошли спать.

Мы выбрали раздельные комнаты. И даже не пожелали друг другу спокойной ночи.

XXIII

Я встал рано. Тишина действовала мне на нервы. В конце спального крыла находилась хорошо оснащенная кухня: даже А-П теоретики любили свежие яйца и ломтики обсахаренной ветчины из локара, чтобы не происходило старение.

Я приготовил завтрак на двоих и направился к Меллии, но услышал в большом зале шаги.

Одетая в свободное платье, она стояла у кресла координатора и глядела на экран. Я бесшумно приблизился примерно на десять футов, и тут внезапно она повернулась. Судя по выражению лица, с ней чуть не случился сердечный приступ.

Со мной тоже. Что-то случилось с лицом Меллии. Оно принадлежало старухе с седыми волосами, впалыми щеками и потускневшим взором, который уже давно на пылал страстью. Женщина зашаталась, и я схватил ее за тонкую высохшую руку, прикрытую развевающимся рукавом. Довольно быстро ей удалось оправиться. Черточка за черточкой лицо оживало, но взгляд оставался странно невозмутимым.

— Да, проговорила она старческим, тонким, но очень спокойным голосом. — Вы пришли, как я и предполагала. Я знала, что так будет.

— Приятно, что вы нас ждали, мэм, — пробормотал я с глупым видом. — И кто же сказал вам? О нас, я имею в виду. Что мы придем?

Лицо старухи пересекла чуть заметная морщинка.

— Экраны прогнозов, конечно, — Взгляд ее проследовал мимо меня.

— Осмелюсь спросить, где же ваша половина?

— Она, э-э, еще спит.

— Спит? Как забавно.

— Вон там, — я кивнул в сторону спальни. — Она будет счастлива узнать, что мы здесь не одни. Вчера у нас был трудный день…

— Извините меня. Вчера? Так когда вы прибыли?

— Около суток назад.

— Но… почему же вы не оповестили меня сразу? Я ведь ждала… я была готова… уже так долго… — Ее голос был готов сорваться, но она овладела собой.

— Прошу прощения, мэм. Мы не знали, что вы здесь. Мы осмотрели станцию, но…

— Вы не знали? — мои слова ошеломили ее.

— Где же вы расположились? Мы осмотрели все комнаты…

— Я… мой… моя комната во внешнем крыле, — ответила она дрожащим голосом. Из уголков глаз выкатились слезинки, и она нетерпеливо смахнула их. — Я полагаю, что вы прибыли по моему сигналу, — собравшись, продолжала она. — Хотя, это неважно. Вы здесь. Вы дадите несколько минут? У меня остались кое-какие вещи — записи, памятные подарки. Но я могу их оставить, — торопливо добавила она, не сводя с меня глаз.

— Я не намерен торопить вас, мэм, — сказал я. — Произошло какое-то недоразумение…

— Но вы заберете меня? — Иссохшейся рукой она схватила меня за локоть. В голосе зазвучала паника. Пожалуйста, возьмите меня с собой, умоляю вас, не оставляйте здесь!..

— Честное слово, — пообещал я и прикрыл ладонью ее холодную и тонкую как у индюшки руку. — Вы ошибаетесь. Я ничего не понимаю. Вы из обслуживающего персонала станции?

— Что вы, вовсе нет, — она затрясла головой как ребенок, которого поймали с банкой варенья в руках. — Это не моя станция. Я просто убежала сюда после катастрофы.

— Где станционный персонал, мэм?

Она странно посмотрела на меня.

— Здесь никого нет. Ни души. В докладах это отмечено. Я нашла станцию покинутой. Все время здесь одна, больше никого…

— Да, я понимаю, только вы. Довольно одиноко. Теперь все в порядке, вы уже не одиноки.

— Да, вы пришли. Я знала, что вы придете когда-нибудь. Приборы никогда не лгут. Только не знала когда…

— Наше появление вы определили по приборам?

— Ну, да.

Она опустилась в ближайшее кресло, пальцы забегали по клавишам. Дисплей вспыхнул, ровное свечение изменило цвет. На экране сложился колеблющийся белый прямоугольник, на правом краю которого плясала и извивалась похожая на царапину черная вертикальная линия. Я уже приготовился выразить восхищение виртуозным мастерством, когда женщина охнула, склонилась на пульт, обмякла и потеряла сознание.