Берег мечты

Однако матушка со своим девичьим воинством, вооружённым кувшинами с водой и щётками, приближалась. Августа собрала вокруг себя своих верных соратниц и объявила военное положение.

Битва грозила быть нешуточной. «Мыть!» — слышалось с одной стороны. «Не мыть!» — звучало с другой. Рикардина вошла в церковь, а Августа заперла за ней двери. Теперь уже никто не знал, что делается внутри, — то ли моют церковь, то ли не моют. Зная нрав своей благоверной, Освалду поспешил туда, как только услышал, какой там идёт спор. Туда же поспешили и Деодату с Эпифанией, они знали, как поднаторела их Женезия в спорах с Сокорру, и опасались её боевого духа. Много народу столпилось вокруг церкви. Одни были за то, чтобы её мыть, другие — чтобы не мыть, а третьи беспокоились за своих близких, которые оказались внутри церкви. Страсти нарастали. Из церкви неслись страшные вопли. Услышав о конфликте, приехал и Феликс. Он понял, что если не вмешаться, то к приезду епископа церковь не откроется.

Феликс приказал немедленно открыть двери. Августа не сомневалась, что префект будет на её стороне, и широко распахнула их.

— Полюбуйтесь на этих дикарей! — возопила она. — Они задумали испортить ваш праздник! Займитесь ими, сеньор префект! Призовите их к порядку!

У префекта было совершенно иное мнение. Он не сомневался, что дай он волю сеньоре Проэнса — и никакого праздника не будет.

— Через двадцать минут я жду вас, сеньора Проэнса, и вас, мать Рикардина, у себя, мы обсудим возникшую проблему, — объявил Феликс. — Это не приглашение, а приказ, — прибавил он, обаятельно улыбнувшись, как умел улыбаться только он, Феликс Геррейру.

Положение, в котором он оказался, было сложным: ему не хотелось ссориться с нижним городом, поскольку избирателей там было куда больше, чем в верхнем. Но если пойти навстречу матери Рикардине, то сеньора Проэнса устроит такой скандал, что все и думать забудут о празднике. Она опозорит Феликса и перед епископом, и перед гостями, а вдобавок ещё и настроит Ливию против брака с Алешандре. Словом, положение Феликса было тупиковым, и всё-таки он полагался на себя и на свою счастливую звезду, которая должна была ему помочь.

Обрадованный Освалду подхватил жену под руку:

— Пойдём, дорогая! Тебе нужно переодеться! Ты же можешь не блистать!

Августа победно взглянула на соперницу и удалилась вместе с мужем. Едва они вошли в дом, Освалду тут же приготовил для жены прохладительное. В стакан он со вздохом опустил таблетку снотворного.

— Бедная моя Августа! Когда-нибудь ты простишь меня за то, что я помешал тебе присутствовать на празднике префекта! И тогда ты поймёшь, что я хотел уберечь тебя от многих неприятностей. Ты всегда была властной, но тебя спасало кокетство и чувство юмора. Куда они делись, дорогая? Отдохни немного, тебе это пойдёт на пользу. Ты слишком возбуждена, слишком экспансивна, слишком нетерпима. Только заботясь о тебе, я делаю это.

Освалду рассчитал совершенно правильно: уже через несколько минут Августа крепко спала. Он с нежностью посмотрел на неё, спокойной и умиротворённой она нравилась ему куда больше, и отправился к Феликсу извиниться за жену, которая не сможет явиться по его приказу. Он не сомневался, что префект вздохнёт с облегчением. Так оно и вышло. Феликс от души посочувствовал доне Августе, которая так перетрудилась на общественной ниве. Освалду он угостил контрабандной сигарой. Тот с удовольствием затянулся, поскольку давно уже не курил хороших сигар, и мечтательно сказал:

— Когда-то наша табачная фабрика выпускала сигары, не хуже этих. — Затянулся ещё раз и подтвердил: — Даже лучше, поверьте. Я зря говорить не стану.

— Да и я любил ваши сигары, — согласился префект. – Жаль, что вам пришлось закрыть вашу фабрику.

— Моя мечта — открыть её вновь, — признался Освалду. — Я понимаю, толк в табаке. Как губернатор вы стали бы содействовать кредитами местному табачному производству?

Феликс с любопытством взглянул на Освалду: оказывается, у мужа Августы есть свои мечты! А он-то его считал безнадёжным подкоблучником.

— Я поддержу любую местную инициативу, — пообещал Феликс. — Мы заинтересованы в нашем собственном производстве.

— Вы поддержите нас. А мы поддержим вас, — улыбнулся Освалду.

Довольные взаимопониманием мужчины пожали друг другу руки. Счастливый префект разрешил матери Рикардине вымыть не только лестницу, но и всю церковь. Матушка Рикардина возблагодарила Еманжу за её доброту. Воодушевление женщин нижнего города было так велико, что у Рикардины тут же появилось множество помощниц с тряпками и метёлками. Каждой было лестно поучаствовать в таком богоугодном деле. Больше всех старалась Эсмералда, ей казалось, что своим усердием она заслужит внимание Гумы. Женщины мигом вымыли церковь душистой водой и залюбовались делом своих рук: церковь стала ещё красивее.

Женезия же с отвращением смотрела на вымытую церковь, не понимая, куда подевалась дона Проэнса и как она могла попустительствовать подобному безобразию.

— Осквернили, — прорыдала она, икнула и выплюнула ягоду. Женезия в ужасе смотрела на эту ягоду, не ведая, откуда она взялась. Потом вдруг снова икнула и опять выплюнула ягоду. Больше она уже никого не ругала и никого не кляла, а со всех ног она бежала домой, моля Бога только об одном — чтобы никто не узнал о её позоре.

Дома она спряталась в свою комнату, сунула голову под подушку, но и там продолжала икать и выплёвывать ягоды.

Деодату и Эпифания, узнав о несчастье дочери, тоже очень огорчились. Они никак не могли понять, что же с ней такое творится. Эпифания даже решила не ходить на праздник к префекту.

— Я посижу с ней, — сказала она мужу. — Ей может понадобиться моя материнская помощь.

— Ей понадобится помощь епископа, — возразил Деодату. – Мы все пойдём в церковь на церемонию и попросим нам помочь.

— Что бы в без тебя делала? — растроганно сказала Эпифания. — Ты всегда найдёшь правильный выход и правильное решение.

Женезия тоже согласилась с отцом. Только епископ мог помочь ей, он своей святой силой избавит её от напасти.

— Не огорчайся, дочка, — попытался утешить дочь Деодату, — сразу видно, что Бог тебя любит, при твоём-то язычке да перебранках с сестрой, у тебя изо рта лягушки могли выскакивать, а тут сладкие ягоды.

— Кислые, — сморщилась Женезия, икнула и выплюнула ягоду.

Родителя переглянулись, подхватили дочку под руки и поспешили в церковь. Они вошли туда в тот момент, когда епископ помазал елеем Феликса. И вдруг… с неба пролился золотой дождь, капли его упали на Феликса и на тех, кто находился рядом с ним.

— Чудо! Чудо! — заволновалась и зашумела толпа.

— Господне чудо, — солидно подтвердил епископ, — Господь одарил благодатью вашего префекта в назидание всем остальным власть предержащим. Сеньор Геррейру чтит нашу церковь, чтит священство, и Бог не оставит его.

«Адма! Это придумала Адма! Она — гениальная женщина, — подумал в восторге Феликс. — Теперь я точно стану губернатором, ни у кого не хватит духу не поддержать такого кандидата».

«Я, как лидер оппозиции, поинтересуюсь, откуда взялись, деньги на подобные дорогостоящие трюки», — думал дядюшка Бабау, наблюдая за золотым дождём.