Берег мечты

В день свадьбы Розы полковник Журандир воспользовался тем, что юная Сесилия осталась без присмотра, и совершил над ней насилие. Бедная девочка от отчаяния и ужаса покончила с собой. Роза, увидев бездыханное тело сестры, отправилась в любимое кафе полковника, где он сидел и попивал кофеёк, и прикончила негодяя пятью выстрелами из отцовского карабина на глазах у завсегдатаев.

— Я рада, что покончила с этой мразью. Он получил по заслугам здесь, а в аду получит остальное, — сказала Роза подоспевшим полицейским.

Розу увезли в тюрьму, Отасилиу был в отчаянии. Он ещё не закончил учёбу, не мог выступать как адвокат, не мог защищать свою любимую.

— Но я позабочусь, чтобы на защиту справедливости встал самый лучший из адвокатов! — пообещал он себе.

На следующий день от сердечного приступа умер Бартоломеу. Арлете осталась на свете одна. Нет, неправда, у неё был ребёнок, ради которого она должна была жить. Дона Коло предложила ей остаться до родов у неё и дала лёгкую работу по хозяйству. Арлете приняла её предложение с благодарностью. Она навещала сестру в тюрьме, и Роза, узнав о будущем племяннике, твердила Арлете одно и то же:

— У твоего ребёнка есть родня. У него есть права на наследство. Пойди с ним к брату Бартоломеу. Он должен позаботиться и о тебе, и о маленьком.

К тому времени, когда Арлете родила сына, Феликс стал законным наследником, пройдя все юридические процедуры, а Роза была осуждена на многолетнее тюремное заключение.

В день, когда её отправляли в тюрьму, где она должна была отбывать наказание, Отасилиу рыдал от беспомощности и отчаяния.

Роза смотрела на него с сочувствием, потом сказала:

— Не убивайся так. И не жди меня. Живи своей жизнью, женись, заведи детей. Когда я выйду на свободу, мы будем совсем другими. Мы можем даже не узнать друг друга. Ты понял меня? Я запрещаю тебе меня ждать.

Её слова показались Отасилиу дикостью, но со временем он понял их смысл и оценил по достоинству. И если потом вспоминал Розу, то исключительно с благодарностью.

Арлете не сразу решила добиваться справедливости. Но советы сестры, доны Коло, да и многих других убедили её, что она должна получить хотя бы малую толику того, чем по праву мог бы владеть её сын. Чем больше она думала, тем отчётливее понимала, что Феликс Геррейру и его жена должны выделить своему племяннику хоть какую-то сумму на содержание, а потом и на учёбу.

В день праздника, устроенного в честь нового префекта, она взяла малыша и распрощалась с доной Коло.

Каков бы ни был исход её знакомства с новыми родственниками, Арлете не собиралась оставаться с малышом в борделе. Она надумала жить с ним в доме, где жила вместе с сёстрами и часть которого по-прежнему ей принадлежала. По дороге она остановилась перед статуей богини моря Еманжи, которую почитали все жители нижнего города, протянула ей мальчика и сказала:

— Возьми моего сына! Нет у него других защитников, кроме тебя. Помоги ему вырасти добрым и хорошим человеком, и пусть он служит во славу твою всю жизнь!

Когда Адма, выслушав Арлете, передала её в руки Эриберту, та поняла, на какую участь её обрекают. И попыталась вырваться. Но жёсткая мужская рука крепко держала её.

— Посмей только! Убью на месте.

И Арлете покорилась. Приняла свою участь с облегчением. Потеряв Бартоломеу, она не хотела жить. Втайне она надеялась, что родня Бартоломеу признает племянника, возьмёт мальчика к себе, и тогда она спокойно последует за своим возлюбленным. Но судьба сулила иное. Арлете шла и молилась Еманже, чтобы та не оставила невинного младенца без помощи.

— Он твой, — шептала она. — Я отдала его тебе. Не оставь его, не оставь!

Для Эриберту Арлете была одной из портовых шлюшек, прижившей неведомо от кого пащенка. Пристрастие именно к этой шлюшке его бывшего хозяина Бартоломеу было Эриберту известно. Знал он и о ребёнке. Но тем больше видел оснований для того, чтобы от обоих избавиться. Дона Адма была права. Сто раз права. Тысячу раз права. Эриберту готов был помочь ей, и с большим удовольствием. Тем более что и сам, наконец, сделается богатым человеком, а от богатства до уважения один шаг. Он ещё всем покажет, каков в деле Эриберту! Если вся контрабанда будет принадлежать ему, то он развернётся! Ему по душе это опасное дело! Да и денег никогда не бывает много. Пусть их будет как можно больше!

Эриберту вёл Арлете к причалу, искоса поглядывая на корзинку с младенцем, которую она несла в руках. Когда он подтолкнул её к лодке, она попыталась было сопротивляться, но он на неё прикрикнул, пригрозил, и она покорно влезла в лодку, продолжая про себя молиться богине моря Еманже, которой поручила своего сыночка, прося для него жизни, а не смерти. Арлете сидела на скамейке, крепко прижимая к себе корзинку, на глазах у неё блестели слёзы. Эриберту смешно было на неё смотреть. Адма вцепилась бы ему в горло. Или выдумала что-то такое, от чего и чертям стало бы тошно. А эта…

Он грёб, налегая на вёсла, и, когда счёл, что отплыл достаточно далеко, собрался приняться за дело. Женщина всё поняла. И избавила его от греха душегубства: сама пустила корзинку по волнам, сама прыгнула за борт. Некоторое время она барахталась на поверхности, а потом пошла ко дну. Зато корзинка качалась на волнах, словно маленький кораблик. Эриберту собрался её нагнать, но тут налетел престранный порыв ветра, лодку погнал в одну сторону, корзинку в другую. Разыгрались волны, обрушились на лодку Эриберту, он вмиг промок до костей. На секунду он подумал, что не быть в живых и ему. Но, также внезапно ветер стих. Эриберту огляделся: стеклянная голубая гладь вокруг, нигде никакой корзины. «Утонула, — удовлетворённо подумал он, — да и как было уцелеть в такой круговерти?» Взялся за вёсла и стал грести к берегу.

Эриберту не верил в чудеса, а напрасно. Корзинку прибило к рыбацкой лодке, и подхватил её рыбак по имени Фредерику. Только что у себя на катере он принимал роды у своей жены Эвлалии. Вёз к врачу, в больницу, но не успел. Начались роды. Их сынок родился мёртвым. А как они его ждали! Как радовались! Как любили! Теперь собралась за сыном следом и Эвлалия, она лежала, едва дыша, прикрыв глаза. Фредерику чувствовал, что она вот-вот уйдёт, и молил Еманжу, чтобы вернула сына к жизни, и тогда к жизни вернётся и мать.

— Сделай это, — просил он, — и я клянусь, что никогда больше не выйду в море!

Он клялся скорее жене, которая так просила его перестать заниматься контрабандой, чем великой и всемогущей Еманже. Стоило ему произнести свою клятву, как перед собой он увидел плывущую по волнам корзинку. Её прибило прямо к борту катера. Фредерику выловил её, открыл и не поверил собственным глазам: в ней лежал крепенький мальчуган. Он взял его на руки и поднёс жене. Надежда вспыхнула в его сердце.

— Лалинья! — окликнул он её, — посмотри на нашего малыша. Ты видишь, какой он здоровенький! Ты так нужна ему!