Беременна от брата жениха
Шрифт:
«Я хочу тебя услышать. Это мое последнее желание», - пишет Тимур.
«Решил подкупить меня своим подарком? Кажется, сегодня мой черный список пополнится еще одним номером», - печатаю в гневе, удаляю переписку и вновь ставлю «Не беспокоить», потому что Андрей вернулся с работы. Записку, прилагаемую к подарку, я порвала на мелкие части, а сам подарок спрятала как можно дальше.
Но проходит время, и вот очередной ночью после душа я сижу на подоконнике, все также смотря на заснеженные леса чуть поодаль от нашей территории. Ульяна, уже накормленная и окутанная заботой,
«Звони», - стучу по клавишам.
Если он спит, значит, не судьба.
Но он не спит.
Телефон вибрирует при входящем звонке, а внутри меня все обрывается.
Прошло ровно два года с тех пор, когда он уехал. И сейчас он просит поговорить. Боже, к чему это все приведет?
– Доброй ночи…
Голос с хрипотцой, вспышки, воспоминания, кухонный стол и спальня, наша с Андреем спальня, приезд Тимура… все вернулось к началу, все мое нутро, и я ненадолго перестала дышать. Не так больно, как оно было раньше, сейчас все притупилось и замутнило, однако…
Едва ко мне возвращается возможность говорить, я прохладно шепчу в ответ:
– И тебе.
– В Москве третий час ночи…
Хочу конкретики, а не бессмысленных разговоров.
– О чем ты хотел поговорить?
– Он не обижает тебя?
Не сдерживаюсь от колкости, за что после корю себя:
– Не обижает меня в каком смысле? В таком же, как это делал ты?
– Вика… - выдыхает в трубку, словно ему безумно жаль.
– Ты прости, но я не для этого трубку взяла. Не для того, чтобы жаловаться на что-то, понимаешь?
Из-за активной жестикуляции что-то случайно задеваю, и с подоконника на пол падает маленькая подушка, коих здесь было около десяти. Ставлю телефон на другой край подоконника, опускаюсь ниже и достаю подушку с пола, обхватывая ее руками, затем устремляю взгляд в телефон и окаменеваю.
Там с экрана на меня смотрит Тимур.
А я смотрю на него и по выражению его глаз понимаю, что он тоже видит меня.
– Что ты сделал? – выдыхаю я, не в силах прервать зрительный контакт.
– Я смотрел твои фотографии, но на них ты выглядела более счастливой, нежели в реальности.
– Какие фотографии? – недоумеваю я, - и как ты включил связь?
Тимур чуть отодвинул камеру и пожал плечами. В его комнате горел свет и все черты его лица были хорошо видны, а вот у меня только бра горело над головой, и я была этому рада.
– Ты сама что-то задела. Обычные фотографии, нарыл кое-какие, взломав телефон Андрея. Правда, у вас общих фоток больше года нет, я опечален…
– Узнаю твой скверный характер и сарказм, - не выдерживаю я, - а если бы в его телефоне было то, что тебе видеть запрещено?
– Что ж, таких фото в вашем арсенале тоже нет. Хотя, разве что в твоем телефоне, однако, его я взламывать не осмелился.
– Спасибо и на этом… - ерничаю я.
– Не благодари, - на полном серьезе отвечает он, - наконец-то вижу эмоции в твоих глазах. Первые секунды нашей связи ты выглядела поникшей…
– Тимур, красный. Ты переходишь границы, - шепчу я, отводя взгляд от экрана.
И почему я еще не выключила
видеосвязь?– Значит, у вас не все в порядке? – сомнение слышится в его голосе.
– Почему ты так думаешь? – добавляю в голос легкомысленности.
Сбавляю тон, стараюсь говорить тише – и Ульяну могу разбудить, да и Андрей вдруг мимо будет проходить…
– Это явно, если вы спите раздельно.
– С чего ты взял, что это так?
– Я вижу бра, которое висит в моей комнате над подоконником. И ты постоянно с тревогой оглядываешься на что-то. Я предполагаю, что в моей комнате стоит кроватка, и в ней спит твоя дочь. И с полной уверенностью я могу сказать, что Андрей не будет спать в моей спальне, даже если весь дом заполонят индейцы, а моя комната будет свободной. Шах и мат, моя девочка…
В этот самый момент на мне словно тысяча индейцев и станцевали – едва Тимур раскрыл всю правду. Черт возьми, в считанные секунды он ловко обыграл ситуацию и взял контроль над всем… над всем, что мне уже было неподвластно.
– Как дочка? – задает Тимур волнующий вопрос.
– На отца похожа… - отвечаю я, совсем не подумав об иронии собственных слов.
Тимур замолкает, отчего-то сильнее впиваясь в мое лицо.
– Тимур…
Мне хотелось спросить. О многом спросить. И, словно почувствовав мой серьезный настрой, насмешливость слетела с лица мужчины.
– Да, Вика?
Я отвела взгляд, всматриваясь в непроглядную темень за окном, но слова отчего-то застряли в самом горле.
– Спим ли мы раздельно или нет… Все ли хорошо у нас или нет… Ты ведь понимаешь, что более не имеешь права ни на что в моей жизни?
Бросаю взгляд на экран, не планируя задерживаться на нем, но то, как тяжело сглатывает мужчина, заставляет меня заострить на этом взгляд и остановиться. Не тяжелее ведь, чем мне. Не больнее. Не может быть такого, верно?
– Мне интересно… что ты чувствуешь? Зачем ты пишешь спустя столько времени?
Облизываю пересохшие губы, отводя взгляд от экрана и полностью погружаясь в эту атмосферу ночного уюта и непоколебимости, покоя и равнодушия, одиночества и любви к крохотному существу, спящему недалеко от меня.
Хрипловатый голос Чернова-старшего заполняет спальню, в которой раньше существовал он.
– Чувствую, что должен был написать. Просто чувствую, что иначе нельзя. Мне было нужно написать тебе. Сейчас или через десять лет… И я выбрал сейчас.
Мне недостаточно. Говори еще, говори же…
– Понимаю, что не имею права.
– Но все равно это делаешь, - грубо обрываю я.
Хоть и шепотом, но грубо.
– Мне кажется, я должен был…
– Все равно делаешь это, как тогда. Не имел права, но изнасиловал. Я ведь была невестой твоего брата, я стала его женой, Тимур.
– Вика… - вижу, что он не сводит с меня взгляда.
– Что «Вика»? Или ты отрицаешь факт изнасилования? Нет, ты скажи… ответь мне, я хочу, наконец, узнать, что ты чувствовал тогда!
Он с яростью трет свое лицо большой грубой рукой. Просто помню, что они у него грубые. Мужские. Обычные мужские руки, умеющие работать физическим трудом.