Беременна от мажора
Шрифт:
Двери лифта разъезжаются, и Дима выходит, бросив меня одну. Я тоже выхожу, хотя понятия не имею на какой этаж приехала.
Мне навстречу бежит Машка. А я не могу сдержать слез, уткнувшись в плечо подружки. Слишком много эмоций и впечатлений. Я так много всего никогда не испытывала.
— Эй, ты в порядке? — Гладит меня по голове Маша. — Как все прошло?
Не могу говорить и, поджав губы, просто киваю.
Глава 7
Я прижимаюсь к Машке как маленький ребенок, потерявший маму в супермаркете.
— Нормуль, Вань, — шепчет подруга, поддерживая.
Смеюсь. Вот за это я и люблю свою Машку, она всегда умеет правильно подбирать слова и поддерживать в трудную минуту. Я улыбаюсь сквозь слезы и киваю, быстро соглашаясь.
— Отличная нынче подготовка у студентов третьего курса, — слышится за нашими спинами.
Мы оборачиваемся, отдельными громкими хлопками мне аплодирует руководитель нашей практики. Надо хоть имя ее узнать, а то неудобно как-то. Она улыбается, чего за время нашего с ней короткого знакомства я еще не замечала.
— Не нужно плакать, ты была очень хороша, несмотря на некоторые моменты. И вообще смотрелась неплохо, по крайней мере, генеральный не вызвал нас, чтобы отругать, а это значит, что все отлично.
— Можно мы домой пойдем? А то Иванка такой стресс получила.
— И я бы с удовольствием пошла домой, но дела сами себя не сделают.
Руководительница идет к своему кабинету. А мы, застыв, так и стоим в коридоре в обнимку.
— Красинский желает видеть тебя на ланче. Черт, вечно этот замок заедает, — скривившись, дергает она ручку.
— А разве ваш переводчик, застрявший в пробке, не приехал уже? — спрашивает за меня Маша.
— Приехал, да только генеральный хочет Иванку. Во! — Толкает она открывшуюся дверь. — Наконец-то. Спускайся вниз, девочка, нас ждут великие дела.
В ресторан я захожу с таким лицом, будто кто-то из моих близких знакомых вот прямо только что умер. Веселый американец машет мне как старой знакомой, а генеральный директор вертепа, в котором я имею честь проходить практику, любезно и очень показательно отодвигает для меня свободный стульчик. Возле себя, естественно.
Я набираю в грудь побольше воздуха и просто абстрагируюсь от всего происходящего. Довольную физиономию Красинского-старшего при моем приближении можно хоть сейчас вешать на рекламный баннер. Ну вот что он ко мне прицепился? Димы, слава богу, за большим круглым столом нет. А то его мнение о том, что я «папина девочка» укрепилось бы еще сильнее. Тоскливо и пусто на душе.
Официантка навязчиво пытается впарить мне суп и жаркое, а я хочу как можно скорее убраться отсюда. Я зла на Диму и его выводы, а еще на саму себя — ведь несмотря на то, что он наговорил, я все равно оглядываюсь и ищу его глазами. На душе неспокойно, он для меня какой-то особенный.
Переводить за столом в принципе нечего, думаю, «как это вкусно» и «можно ли мне воды» они сказали бы друг другу и без моего участия. Но Красинский-старший доволен как кот, нажравшийся сметаны. Часто смотрит на меня, придвигается ближе.
Но вдруг американцу приходит в голову рассказать
анекдот, я его перевожу и, скорее ради любезности, чем от накатившей на меня радости, громко и раскатисто смеюсь.Мой наигранный хохот разрывает тишину пустого вип-зала и, поддерживая мою веселость, Красинский-старший тоже смеется, затем кладет руку на спинку моего стула и, наклонившись к уху, шепчет:
— Отлично, милая, просто чудесно.
Какая я ему милая?! Неужели он не чувствует мою отстраненность? Ведь он же богатый и успешный, должно же у него быть какое-то бизнес-чутье? Или это потому, что Дима ему постоянно вставляет палки в колеса? И ему просто нравится злить сына?
От его комплимента мне становится дурно. Я устала и просто хочу домой. А еще за спиной слышно, что Дима таки появился в ресторане. Ну почему он пришел именно сейчас? Ну какого черта не явился чуть раньше, когда рука его бати еще не лежала на спинке моего стула? Я выпрямляюсь, сажусь на самый край, дышу быстро и глубоко, всем видом показываю, что я не хотела этой близости с его отцом.
— Дмитрий! — машет руками американец, подзывая сына генерального на ломаном русском.
Я не в силах обернуться, будто меня облили клеем и оставили сидеть в таком положении. А его отец, заприметив сына и довольно ухмыльнувшись, раскладывает салфетку на столе, потом снова наклоняется ко мне.
— Налить тебе водички?
— Спасибо, но нет.
— Ну же, Иванка, не будь такой букой, и не стоит стесняться, у них тут вкусная — артезианская.
Я киваю, только чтобы он отстал, и верчу головой в поисках его сына. Последний быстро и решительно пересекает помещение ресторана, успевая поболтать со всем обсуживающим персоналом. Похоже, его здесь тоже любят. Красивый, молодой, богатый и не женатый — немудрено, что официантки буквально из кожи вон лезут, чтобы он остановился и поговорил с ними. Все верят в сказку про Золушку.
Очень сильно нервничаю, потому как прекрасно понимаю, что папаша и я, сидящая рядом с ним, еще больше усугубляем ситуацию. Теперь у Димы сомнений не останется. Сдалось мне так сильно ржать над анекдотами американца? Печаль.
Дмитрий к нам за стол идти не спешит, он застрял на полпути и теперь стоит прямо перед нами, через несколько столов, увлеченно беседуя с рыжей пышногрудой официанткой. По мне, так она страшная и вульгарная, хотя сейчас я понимаю: любая женщина возле него мне будет казаться некрасивой. Ну почему я такая упрямая? Надо было оправдываться, доказывать ему, что между мной и его отцом ничего нет. Может, тогда бы он поверил. Но нет, я оскорбилась и теперь пожинаю плоды своего выбора. Иногда Дима оборачивается и смотрит прямо на нас, затем снова смеется, спрашивая что-то у рыжей. О чем можно так долго беседовать с официанткой? Назначать ей встречу? Спрашивать, понравилось ли ей в прошлый раз? Если я не уйду домой прямо сейчас, я просто сойду с ума от переизбытка чувств и эмоций.
Меня выкручивает от ревности, я не умею играть в эти игры. С единственным парнем — Кириллом — никогда ничего подобного у нас не было. Он приходил ко мне, дарил подарки на праздники, вместе мы смотрели телевизор, и он не пялился в пышное декольте официантки, зная, что я это вижу.
— Дима, ну что ты так долго?! — Снова опирается на мой стул Красинский-старший, как будто специально привлекая внимание. — Мы тебя совсем заждались, — подмигивает. — Хлеба мне не передашь? — это он уже мне, снова наклоняясь непростительно близко.