Беременна от мажора

— Но он продолжает делать плохие вещи.

— Сейчас реже, — пауза. — Мой отец сделал меня тем, кем я являюсь. С детства он учил меня тренироваться, заниматься спортом, бороться, добиваться цели. Сейчас я тянусь за ним в бизнесе.

— А твоя мать?

— Она не в курсе.

— Этого не может быть.

Он помогает мне пробираться сквозь кусты, держит ветки, не дает оступиться, предупреждая падение в ямы.

— Я делаю все, чтобы она не узнала.

Наши глаза опять встречаются. Мы стоим близко, здесь темно и страшно. И он единственный человек, способный защитить меня от тьмы и диких животных. Еще час назад мы понятия не имели о существовании друг друга. А теперь будто одни на целом свете. Это странно.

Я на секунду притормаживаю. Смотрю на мажора. Несмотря на достаток и связанную с ним вседозволенность, есть в этом парне что-то особенное, настоящее, яркое. Он защищает свою мать, самого дорого человека, от грязи, он оттаскивает отца от девочек, он заставляет его посещать специалиста, говорил о таблетках. Он борется с пагубной страстью родителя. Как может! Пожалуй, мне это нравится.

У меня довольно быстро устают ноги, и, пока я плетусь позади, переступая корни и боясь угодить в чье-нибудь гнездо, мажор ждет меня. Он подпирает дерево плечом и, скрестив руки на груди, с интересом наблюдает за мной. Он странный и не такой, как все: успокоился, быстро взял себя в руки. Хотя я уверена — он переживает из-за своего отца.

В свете луны очертания твердой линии подбородка, прямого носа, правильных губ и рельефного контура рук, делают его еще более привлекательным. Я смущаюсь — такая красивая мужская внешность.

— Иванка — это типа Ваня, но девочка?

— Чешский вариант женской формы, да, — улыбнувшись, киваю ему.

Все же с ним рядом мне отчего-то спокойнее. Хотя я его совсем не знаю.

— Чудесное имя, — смотрит игриво, искоса.

— Спасибо. Твое тоже ничего. Мама очень любила старые книги о войне, где часто встречалось это странное имя. Нелегкая судьба дочери священнослужителя в шестидесятых и так далее и тому подобное.

Мажор усмехается и, опустив голову, разглядывает носки своих туфель, потом, будто «переобувшись», резко вскидывает глаза. Эти его перемены меня немного пугают и в тоже время завораживают. Необычный он все-таки.

— А у моего отца близкий друг Дима полез к бабам на балкон в общежитии и сорвался с девятого этажа. Ему было двадцать, и меня назвали в его честь.

— Это ужасно. — Вдыхаю ночной воздух носом, сочувствуя.

Мажор подходит ко мне, берет за руку, заставляя мурашки ползти по спине, и вместе мы перебираемся через овраг.

— Залезть на балкон — не самая удачная идея, верно? — стараюсь быть аккуратной в своих суждениях.

— Да полная тупость, Иванка, учитывая, что он был пьяным.

По дороге сюда оврага я не припомню, из чего делаю вывод, что идем мы куда-то не туда, хотя, возможно, я ошибаюсь. Его рука горячая и сильная, мне приятно от прикосновения к его коже, ибо я начинаю мерзнуть. Вроде бы на дворе жаркое лето, а как-то постепенно становится холодно.

Я рада, что мы перестали говорить о его отце. Мажор поделился со мной всем этим не от хорошей жизни. Догадываюсь, как ему больно. А я теперь вроде как соучастник. И мне искренне жаль молодого парня. Не каждый человек сможет выдержать подобное поведение со стороны родителя. «Стальной магнат» — таково прозвище его папочки и, оказывается, он такой сильный только в присутствии своих охранников. А на самом деле больной на всю голову.

Не представляю, что бы делала, знай я о своем отце что-то такое. Наверное, сошла бы с ума от горя и чувства вины по отношению к девочкам.

Рука мажора по-прежнему греет мои ледяные пальцы. Честно говоря, мне все время кажется, что в кустах кто-то есть, какое-то страшное дикое животное. Здесь столько звуков и шорохов. Странно, что нас никто не ищет. Неужели его отец разозлился настолько сильно, что бросил сына на съедение диким кабанам?

Когда Дима не рассказывает о своих проблемах с отцом, он смотрит на меня по-другому. Как будто разбирает на кусочки, желая попробовать. Мне тут же становится неловко, ведь опыта у меня никакого, а мажор, судя по всему, только и делает что щелкает девчонок, подобных мне, как семечки.

— Так значит, ты и этот парень типа бывшая парочка? — ему легче болтать обо мне, и это понятно.

— Нет. Ну, в смысле да. Хотя нет, я не знаю. Да неважно.

Ну не признаваться же первому встречному, что я сама виновата в том, что мой парень женился на другой. Время сейчас не то, никто не тянет с этим делом. Снегурочек и Золушек по пальцам пересчитать, и держатся за них, только если они, как Маринка, родились с золотой ложкой во рту. А так, не раздеваешься ты, помогают парням другие. Свобода нравов.

— Он тебе изменил? Загулял с Маринкой?

Дернувшись от неприятного мне разговора, пытаюсь вытянуть из его цепких пальцев свою ладонь, но у мажора на этот счет свои планы. Он, кажется, отключился от гнусности, связанной с его отцом, и взялся на полном серьезе за меня. Это так странно. Я понятия не имею, как вести себя с такими парнями. Наверное, надо противиться их настойчивости, но это его территория, а я маленький, загнанный в угол зайчишка. У меня опыта-то с пальчик младенца.

— Нет, он просто сказал, — замявшись, — что нам надо расстаться.

Дима осматривает меня так, будто ищет на лице изъяны. В ушах тут же шумит. И я проклинаю луну, которая сегодня большая, круглая и невероятно яркая. Мне так хорошо видно его лицо.

— Не понимаю. — Он снова откидывается на ствол тиса, запрокидывает голову и смотрит на меня сверху вниз. — Наверное, дело в бабках, ты гораздо красивее Маринки.

На щеках непроизвольно вспыхивает румянец. Милые и немного дурацкие комплименты моментально располагают неопытных дурочек вроде меня. И умом понимаю, что он наверняка говорит это всем подряд, но все равно приятно.

А еще эта его улыбка, выбивающая дух, наполненная цинизмом и развязностью. И ведь работает! Я плыву, сама не понимаю, как это выходит. Сразу же начинаю задумываться о своей особенности в его глазах. Это, наверное, женская психика так устроена. Дима вкупе со спасением и этими своими комплиментами, которых от других парней я и не слышала раньше, вдруг кажется мне очень привлекательным и редким. Другой бы плюнул на «увлечение» отца, а этот помог мне, спас. А может быть, все дело в его карих глазах, которые в ночном лесу кажутся мистически черными.

— Ему просто было интереснее с ней, чем со мной.

— Да ладно, — смеется мажор. — Маринка — дура, она и алфавит-то освоила только в третьем классе.

Мне тоже смешно. Не думаю, что это правда, но его поддержка цепляет. Между нами натягиваются незримые линии. Было бы неплохо сейчас получить веткой по лбу, потому что очаровываться богатым избалованным мажором — очень опасное занятие.

— У тебя есть какое-нибудь хобби?

Качаю головой, пожимая плечами.

— Учусь, помогаю родителям дома и на даче, иногда встречаюсь с подругами. Выгуливаю Антона.