Беременна от мажора

Он звал меня. Но я не смогла. С одной стороны, привыкла слушаться родителей, с другой — хотела скорее увести их от номера подальше. Потому что то, как они контролируют всю мою жизнь, вплоть до половых отношений — это позор. Я ведь уже не ребенок.

Все мои знакомые девочки занимаются этим! Все! Плачу, не в силах сдержать слез. В этом нет ничего сверхъестественного. Это нормальная потребность организма в двадцать лет. И выходят они потом замуж, и никто не кричит, что они «порченые», и все у них отлично.

Но мои родители… Они даже не дали мне шанса что-то объяснить, просто стали истошно орать.

Не хочу больше жить.

Дима не виноват, это все мои больные на голову родители. Как можно было устроить все то, что они устроили? Они ведь даже не звонили, неотвеченных нет, сразу же начали облаву, будто я какая-то третьесортная гулящая девка.

Представляю, что Дима подумал обо мне. Не ожидал, наверное, что ему достанется такая. Он в Лондоне жил, ему любая с радостью улыбнется, а мне теперь родители жизни не дадут.

Захлопнув дверь нашего землистого «Опель-Зафира» двухтысячного года выпуска, я устраиваюсь на заднем сиденье и продолжаю плакать. Он не захочет связываться с такой. Зачем ему эти проблемы, когда у него полно нормальных девочек, покрасивее и побогаче? Ну и на кой ему моя невинность, к нему очередь таких стоит. А я забыть его не смогу, никогда, я ведь себя знаю.

— Я с ней даже разговаривать не хочу, — бурчит мать с переднего, дергая ремень безопасности.

— Успокойся, Мила. Это наша дочь. Она такая! — комментирует отец, будто я последняя потаскуха.

— Моя дочь не могла оказаться гулящей курвой, — дрожащим голосом, — я не могла такую воспитать.

Теперь и мама начинает рыдать. И мне становится ее жалко. Ведь несмотря на все эти старомодные загоны, она моя родная мать, и я ее очень люблю.

— Я ее ведь не этому учила! — кричит, оборачиваясь, взывая к моей совести. — Кто ее теперь замуж возьмет? Кто? Дядя Федор с третьего подъезда, который пять лет как в разводе с третьей женой? — стонет, качая головой. — Хорошему, умному целеустремленному парню, мечтающему иметь семью, вот это не нужно! Он на нее не позарится, — тянет, хлюпая носом. — Я ее от этой грязи оберегала. По выставкам водила. Книжки приучала читать. Кирилла того на пушечный выстрел не подпускала. И вот как так? Говорила же: «Не ходи на эту чертову свадьбу!» Когда она успела только?

— Это все интернет! — перебивает отец. — Я сколько раз говорил тебе, Мила, надо строже контролировать, что и где она там посещает!

— Ну, Игорь, ну нельзя же все запретить!? Мне казалось, мы с ней нашли общий язык, что мы с ней понимаем друг друга.

В этот момент на мой мобильный приходит сообщение. И мой телефон пиликает. Родители раздражаются еще сильнее.

— И телефоны все эти надо повыбрасывать! — Тянется мой крупный отец через кресло, вырывая у меня аппарат из рук, и, вернувшись к вождению, выколупывает сим-карту и выкидывает в окно.

— Отец! — пытаюсь спорить, от ужаса происходящего за голову хватаюсь, сегодня они просто превзошли сами себя.

— Номер тебе новый заведем, чтобы этот никогда не смог дозвониться.

— Отец! — кричу, тянусь, забирая сотовый.

Не хочу даже думать о том, что на самом деле Дима и так не знает моего номера и никогда его не знал.

— Что-то, мне кажется, не то мы, Игорь, делаем, — резко вытирает мать слезы, трет щеки кулаком.

— Это еще почему?

— Кобель гостиничный теперь должен жениться на нашей девочке, раз испортил. Надо к родителям его идти.

Оборачивается ко мне.

— Этот, — мама делает паузу, — мальчик с вами учится?

— Мила, блин, — разразившись громким злым смехом, — приди в себя! Не женится он ни на ней, ни на любой другой девочке, которую испортил. Ты видела, как он перед нами выперся в чем мать родила? Он даже срам свой не прикрыл. А номера в этой гостинице — вся моя месячная зарплата на заводе! Это чей-то богатенький сынок, он удовольствие получил и забыл, как ее звали!

— И что теперь делать?! — заходится в новой истерике мать.

Отца я таким еще не видела никогда. Он зол настолько, что едва сдерживается. Мне кажется, если бы он не вел машину, то сейчас с размаху врезал бы мне по лицу. Его глаза налились кровью, а дыхание похоже на выход пара проходящего мимо паровоза.

— Что-что?! Смириться, что дочь твою тупорылую мажор какой-то ради своего развлечения использовал. А раз она такая ограниченная, что сама с ним пошла, то и переживать нечего! — орет отец, не в силах принять произошедшее. — Дома ее запрем, в университет как маленькую водить будем, раз взрослая выросла и не знает, что хорошо, а что плохо. Научим ее дисциплине и, самое главное, думать, прежде чем делать. Пусть ей будет стыдно, что батя встречает с пар и провожает на пары!

Дальше я уже не слышу, зажимаю уши, свернувшись в комочек и сотрясаясь от рыданий.

***

Следующие несколько дней проходят как в тумане. С родителями я не разговариваю. Как и всегда, после крупных ссор в нашей семье, постепенно мама и папа начинают ко мне подлизываться, понимая, что перегнули палку.

Хотя, честно говоря, так сильно они не орали на меня никогда в жизни.

Резкие слова, оскорбления, нанесенные в приступе их чокнутой неандертальской ярости, постыдные обвинения в адрес Димы — все это никуда не делось, глубоко и прочно засев в моей голове. Обычно я прощала родителей, выгораживая их, принимая их желание контролировать меня, списывая это на заботу и любовь, находя им оправдание. Но не в этот раз. Даже вздохнуть не могу, настолько сильно они обидели меня, оскорбив и уничтожив.

Я просто не могу их видеть.

Дима… Я так много о нем думаю. Вспоминаю его улыбку, смех, прикосновения, смелость и горячий взгляд. В нем есть все то, чего так сильно не хватает мне самой. Он живет жизнью, о которой я только мечтаю.

Закрываю глаза и фантазирую, представляя его поцелуи. Это теперь мой маленький мир, кокон, в который я спряталась, укрывшись от всего мира.

Все время представляю, что могло бы быть, если бы он не открыл чертову дверь. Если бы я пошла открывать ее сама или попыталась остановить его. Я виню во всем себя, ведь поговори я нормально с матерью по телефону, убеди, что со мной все в порядке, возможно, они не устроили бы этот цирк. Хотя кому я лгу? Конечно, устроили бы, все равно стали бы искать, даже если бы я тысячу раз позвонила им по телефону.

Мать снова стучит в закрытую дверь моей спальни.

— Уходи. — Мне приходится собрать все силы, чтобы вытолкнуть слова из-под давящего на грудь камня.

Отец тоже хорош. Все время пытается что-то починить, пробуя наладить контакт с помощью ремонта покосившейся дверцы шкафа у меня в комнате. Ненормальные, видеть их не могу.

Удивительно, что они до сих пор не отрубили вайфай в квартире. Впрочем, теперь мне нужно заводить новую сим-карту. Мне никто не может дозвониться. Переписываюсь с девчонками в соцсетях. Они в шоке от того, что случилось.