Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги

Лично я сильно сомневаюсь в верности таких оценок. Березовский, как уже говорилось не раз, бизнесменом был никудышным. Если даже и имел он какие-то виды на СНГ, то все они закончились ничем. Полным фиаско, например, обернулась придуманная им затея со скупкой внешних долгов, которые затем планировал конвертировать он в предприятия и активы на территории стран-должников (России должны были тогда практически все государства содружества).

Куда важнее было для него получить формально высокий чин; подобно всем гоголевским персонажам, главным мерилом успеха виделась Березовскому золоченая табличка на дверях приемной. И чтоб непременно – десять тысяч курьеров.

Он, правда, попытался было расширить круг секретарских своих функций, превратив Исполком СНГ из чисто технического, вспомогательного органа в некое суперведомство с бескрайними полномочиями и возможностями. Был даже подготовлен проект реорганизации Исполкома, который предусматривал подчинение ему всех остальных межгосударственных структур – таможни, пограничников, советов министров обороны и иностранных дел, антитеррористического комитета. Но на этом дело и застопорилось. Отдавать такие рычаги Березовскому желающих не было, себе дороже.

В итоге, потерпев очередное поражение, Борис Абрамович моментально охладел к проблемам СНГ; если внимательно просмотреть тогдашние его выступления, отчетливо видно, что масштаб политических интересов Березовского простирался гораздо шире, нежели исполком Содружества. Как и прежде, пребывал он в излюбленном своем амплуа некоронованного хозяина страны; поучал, указывал, ставил оценки.

В декабре 1998-го исполнительный секретарь СНГ даже позволил себе публично призвать к разгону российской компартии, что для международного чиновника совсем уж ни в какие ворота не лезло. Впрочем, объяснялось это весьма прозаично; накануне Госдума единодушно потребовала снять его с должности. Поскольку парламент состоял тогда, в основном, из левых, Борис Абрамович сдержать своих эмоций не сумел; точно по принципу – сам дурак.

Вообще, несмотря на многократные его заверения, что «политика предполагает отсутствие каких-либо эмоций и проявлений чувств», Березовский постоянно шел на поводу у собственных амбиций. Именно так и началась знаменитая его схватка с премьер-министром Примаковым.

Война эта была явлением скорей медицинским. Оба они – и Березовский, и Примаков – были по ментальности своей абсолютно советскими людьми. Только один сумел подняться до заоблачных академичных высот, а другой – так навсегда и остался безвестным завлабом.

Березовский Примакову просто завидовал, этим все и объяснялось. Конечно, если б тот, подобно Черномырдину – тоже, между прочим, небожителю советских времен – наступил на горло собственной песне и склонился перед завлабом в глубоком поклоне – это вполне удовлетворило бы амбиции Бориса Абрамовича. Но в том-то и штука, что Примаков оказался первым в новейшей истории руководителем, не скрывавшим своей неприязни к Березовскому.

С этим человеком ему стало все ясно давно, задолго до прихода в Белый дом. Когда Примаков еще возглавлял МИД, он поддался однажды уговорам Березовского и сдуру дал ему копию конфиденциального документа по проблемам грузино-абхазских отношений. Борис Абрамович собирался как раз в Тбилиси и страстно хотел ориентироваться в кавказских хитросплетениях. Само собой, забирая бумагу, тот клятвенно прижимал руки к груди, заверяя, что ни одна живая душа, никогда, ни за что…

«Каково же было мое удивление и как я ругал себя за доверчивость, – вспоминал потом Примаков, – когда с этим проектом Березовский начал „челночные поездки“ между Тбилиси и Сухуми, естественно, решая свои собственные дела. Возвратившись в Москву, он позвонил мне и попросил назначить время встречи. Я отреагировал в достаточно жесткой форме. Ни капельки не смущаясь, он ответил: „Вы же сами дали мне этот документ и сами разрешили работать с ним. Я не помню ни о каких ограничениях“».

Мелочь, конечно, но очень показательная; как нельзя лучше раскрывающая суть нашего героя…

Назначение Примакова было вынужденной необходимостью. После дефолта в стране разгорелся политический и экономический кризис. Во что бы то ни стало Ельцину требовалось получить передышку.

С этой задачей новый кабинет справился вполне благополучно, – кризис был преодолен. Впервые за последние годы правительство сформировало профицитный бюджет. Но чем успешнее работало оно, тем большее раздражение вызывало это в Кремле. Ельцин очень боялся усиления Примакова; в академике он видел главного своего конкурента на будущих выборах. «Семья» же еще и подливала масла в огонь, чтоб наверняка.

В отличие от Березовского, у Юмашева и Дьяченко с новым премьером точно не могло быть ничего общего. Они были органически чужды, полярны друг другу. И вдобавок – откровенно страшились его.

Рядом с ним Таня и Валя чувствовали себя нашкодившими школьниками, Мишкой Квакиным, застигнутым на месте преступления в соседском яблоневом саду. Каждую минуту они ждали, что вот сейчас Примаков схватит их за ухо и принародно выпорет старым ремнем с тяжелой чекистской пряжкой. Для них премьер был человеком из прошлого, живым олицетворением советской истории, этакой реинкарнацией Андропова.

Да, именно Андропова, ведь Россия конца 1990-х удивительным образом напоминала Советский Союз двадцатилетней давности; престарелый, впадающий в маразм вождь; его венценосная дочь, героиня скандальной хроники и любительница бриллиантов; вороватое гулявое окружение. И – аскетичный председатель КГБ, начинающий борьбу за власть с показательных коррупционных процессов.

Даже внешне Примаков чем-то походил на всесильного шефа КГБ; те же роговые очки, внешнеполитическое прошлое, партийно-советская аскетичность в быту.

Воцарения разведчика Примакова многострадальное российское общество ожидало с таким же нетерпением, как когда-то – прихода чекиста Андропова. На контрасте с вечно больным, окруженным дворцовой камарильей президентом, популярность Примакова росла, точно на дрожжах.

Но это была палка о двух концах: едва только ситуация в стране стала меняться к лучшему, участь премьера мгновенно была предрешена.

И пары месяцев не прошло с момента его воцарения, а олигархические СМИ, дирижируемые Березовским, вовсю уже принялись долбить антикризисное правительство. Примакова обвиняли в возврате к совет-ским методам руководства, в симпатиях к коммунистам, в заигрывании со спецслужбами. Ну, и, конечно же, в том, что подсиживает он Ельцина, готовя тихий дворцовый переворот; «папу отстраняют, силовой какой-нибудь вариант и привет», как говаривала некогда дражайшая Татьяна Борисовна.

Эта антипримаковская пропаганда велась столь слаженно и умело, что в нее поверил в итоге и сам Ельцин. Даже по прошествии времени, сидючи уже в отставке, он по-прежнему будет культивировать в себе эти старые обиды. В своей книге экс-президент напишет:

«„Примиряющий“ и „объединяющий“ Примаков, как это ни парадоксально, с каждым днем становился для огромной части бизнеса, а значит, и среднего класса, СМИ, для многих политиков и целых думских фракций главным раздражающим фактором. Вольно или невольно Евгений Максимович консолидировал вокруг себя антирыночные, антилиберальные силы, вольно или невольно наступал на свободу слова…»