Берия. Лучший менеджер XX века.
Шрифт:
Не расходится написанное и с книгой Г. Андреева и И. Вакурова «Генерал Кирпонос», изданной Политиздатом Украины в 1976 году:
«…во второй половине дня 19 июня от Наркома обороны поступил приказ полевому управлению штаба округа передислоцироваться в город Тернополь».
Значит, даже не «2 часа дня» 21 июня, а 19 июня? Но с чего это управление округа вдруг заторопилось в Тернополь, где в здании бывшего штаба 44-й стрелковой дивизии располагался фронтовой командный пункт? Нам рассказывают, что «тиран» и «глупец» Сталин не позволял командующему ЗапОВО Павлову войска в летние лагеря выводить, хотя в том никакого криминала не было — плановая боевая учеба. А тут штаб Киевского Особого военного округа с места снимается! Кто мог дать указание об этом, как не Сталин?
И
Позвольте не поверить!
А теперь, задав себе и читателю еще и эти вопросы, я действительно окончательно приведу ключевую хронологию событий июня 1941 года, как я их себе представляю…
Начало июня — возрастание информации о военной активности по ту сторону границы.
Первая половина июня — нарастание озабоченности, а затем и тревоги Сталина; его размышления и формирование идеи о личном зондаже Гитлера.
13 июня — доклад С.К. Тимошенко. Принятие Сталиным окончательного решения о собственном стратегическом политическом зондаже ситуации.
14 июня — сообщение ТАСС как первый зондаж.
17 июня — записка Меркулова и беседа Сталина с Меркуловым и Фитиным.
17 или 18 июня — организация Берией полета полковника Захарова и сам полет.
17 или 18 июня — предложение Сталина Гитлеру послать в Берлин Молотова — как окончательный зондаж.
18 июня — санкция Сталина на отдание директивы войскам о приведении их в повышенную боевую готовность, «спущенная на тормозах» растяпами и предателями.
18 июня — окончательная санкция встревоженного сталинским зондажем Гитлера на немедленное начало реализации плана «Барбаросса» и резкое возрастание активности вермахта, тут же замеченное разведкой Берии.
19–20 июня — личная инспекция границы Меркуловым по личному поручению Сталина.
20 июня — доклад вернувшегося в Москву Меркулова Сталину о странной вялости военных.
20–21 июня — Сталин жестко требует от Тимошенко и Жукова отдания немедленной директивы в войска.
22 июня — начало войны.
Вот как оно, возможно, было, уважаемый мой читатель! И лично я сейчас уверен, что вся тогдашняя партийно-государственная и военная элита позднее составила заговор молчания относительно первых военных дней Сталина потому, что ей важно было исказить и картину последних предвоенных дней Сталина.
Ведь громко сказать тому же Жукову, или Тимошенко, или Василевскому в пятидесятые ли, в шестидесятые ли годы, что Сталин не только ЗНАЛ, но и ВОВРЕМЯ САНКЦИОНИРОВАЛ приведение войск в боевую готовность, это же…
Это же совершить гражданское самоубийство! Или — если подбирать сравнение более возвышенное — лечь грудью на амбразуру. А на самопожертвование никто из них не отважился.
Да и как мог отважиться на это, скажем, Молотов? Он ведь тоже прямо лгал — даже в 1984 году. И эта ложь тогда же была зафиксирована Феликсом Чуевым, хотя он ее считал святой правдой. В его книге «Сто сорок бесед с Молотовым» есть запись от 13 января 1984 года:
«Читаю Молотову выдержки из книги Авторханова о 22 июня 1941 года: «Приехали к нему на дачу и предложили выступить с обращением к народу. Сталин наотрез отказался. Тогда поручили Молотову…»
— Да, правильно, приблизительно так…»
Но ведь это даже приблизительно не так!
Это абсолютно не так! 22 июня Сталин впервые увидел Молотова в своем кремлевском кабинете в 5.45 и весь день был в Кремле, начиная дело войны.
Но не мог же Молотов сказать правду. Очень уж она и для него была неприглядна. А если бы выплыла эта правда, то, смотришь, выплыла бы правда и о Лаврентии Берии… И вместо «лагерно-пыльного»
монстра перед глазами изумленных потомков предстал бы блестящий государственный деятель-универсал, не только не грозивший никому стиранием в «лагерную пыль» за предупреждения о близкой войне, а, напротив, своей организаторской работой и своими личными действиями обеспечивший своевременное информирование о ней Сталина!Увы, НИКТО из первых лиц державы ни в реальном масштабе времени, ни позднее не вступился за поруганные честь и доброе имя вождя, за правду о товарище Сталине. А ведь это был тот, кто поднял их, дал им золото погон и звезд, дал высокие государственные посты… Это был тот, кто явно — и формально и неформально — возвышался над ними в силу очевидной гениальности и величия личности и судьбы.
Что уж тут говорить о попранном ими же имени Берии! Он вождем не был, он стоял, считай, рядом с ними, если смотреть формально.
Неформально же он не только был выше их на голову как личность, он был выше их и как человек — не гоняясь за чинами, за наградами, не изображая из себя государственную величину.
Быть, а не казаться — это для Берии стало даже не лозунгом. Он просто был — на том месте, куда его поставил Сталин. И каждый раз он был на своем месте. И был при этом живым укором, ох, как для многих своих коллег и сотоварищей.
И поэтому, в зависимости от степени личной слабости или деталей биографии, кто-то его недолюбливал, кто-то — не любил. А кто-то и ненавидел.
Пока Берия был в силе, ненавидел втихую.
А уж когда сверху сказали: «Фас!»…
РАНЕЕ я заявил, что историю войны фальсифицировали на самом высоком уровне по очевидному обоюдному сговору партократической и военной элиты. А вот конкретная иллюстрация к этому общему утверждению.
В 1961 году произошло давно ожидаемое событие: Военным издательством Министерства обороны СССР был выпущен в свет первый том «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945» — «Подготовка и развязывание войны империалистическими державами».
Шеститомный труд был разработан коллективом научных сотрудников Отдела истории Великой Отечественной войны Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. А председателем Редакционной комиссии был академик Петр Поспелов (на год старше Берии, он тихо почил на 81-м году жизни в Москве в 1979 году). Не раз поминавшийся мной Константин Залесский пишет о нем: «Все подготовленные с его участием работы переполнены подтасовками и извращением действительных фактов и не имеют ничего общего с историей». И это тот редкий случай, когда я с Залесским согласен, если иметь в виду, например, поспеловскую «Историю Великой Отечествениой войны».
Что забавно, Залесский далее пишет о Поспелове: «Убежденный сталинист, а затем приверженец Н.С. Хрущева» и т. д. А это ведь Поспелов готовил Хрущеву доклад на XX съезде «О культе личности», переполненный антисталинскими подтасовками и извращением действительных фактов.
Хорош «сталинист»!
Что же до «Истории войны», то в капитальном (вес ровно 2 кг) первом ее томе, созданном «командой Поспелова», имя Берии упоминается два раза. На странице 100 сказано:
«Советские Вооруженные силы достигли значительных успехов в своем развитии, что беспокоило империалистические круги Запада… Эти круги в поисках путей к ослаблению Красной Армии использовали Берия и его сообщников для уничтожения многих наиболее опытных и подготовленных командиров и политработников».
Надо ли напоминать читателю хронологию событий и биографию Берии, чтобы стала понятной истинность подобного обвинения в адрес Берии? Но если для разоблачения этой фальшивки надо знать все же, что и когда происходило, а также — кем и когда был Берия, то вторая ложь поспеловцев (на стр. 479) обнаруживается даже при простом логическом ее анализе:
«Борьба с вражеской воздушной разведкой возлагалась на пограничные войска и части приграничных военных округов. Но, как стало известно лишь впоследствии, предатель Берия еще в марте 1940 года категорически запретил пограничным войскам открывать огонь по германским самолетам-нарушителям… Он фактически открыл советское воздушное пространство для вражеской разведки».