Берия. Судьба всесильного наркома
Шрифт:
Ставил ли Лаврентий Павлович своей целью крах СССР? Сомнительно. Слишком уж значительный пост занимал он в Москве, чтобы удовлетворить постом главы независимой Грузии — единственная должность, на которую он мог бы претендовать, после того как все народы Советского Союза разошлись бы по национальным квартирам. Такой именно путь прошел ближайший соратник Горбачева Э.А. Шеварднадзе, но никто, кажется, кроме совсем уж оголтелых сторонников национал-коммунистической идеи, не подозревает его в том, что он загодя планировал развалить Советский Союз, чтобы сесть президентом в Тбилиси. Да и власть Берии, даже только как председателя тогдашнего Спецкомитета, была гораздо большей, чем власть нынешнего грузинского президента.
Если бы в результате бериевской перестройки СССР перестал существовать, его народы на три с лишним десятилетия раньше освободились бы от пут социализма и начали бы движение к нормальной рыночной экономике с гораздо лучших позиций, чем в 91-м году. Гораздо больше людей, особенно на недавно присоединенных западных территориях, не утратили бы еще капиталистического отношения к труду и предприимчивости,
По мнению столь компетентного свидетеля, как бывший начальник секретариата МВД и одного из бериевских спичрайтеров академика Грузинской Академии наук П.А. Шария, Лаврентий Павлович был "государственный работник несоветского типа, признающий за основу государственного руководства преимущественно организационную технику и кабинетно-закулисные комбинации в расстановке кадров. Если к этому добавить ограниченность общетеоретического, а стало быть, и политического кругозора Берии, с одной стороны, и безусловные чего организаторские способности, с другой стороны, нужно признать логическим последствием всей его предшествующей карьеры то, что он после смерти Сталина зарвался, возомнил себя чуть ли не всемогущим человеком и потерял чувство критического отношения к себе".
С точки зрения академика-диматчика, "ограниченность общетеоретической подготовки" могла означать только незнание марксистско-ленинских догм или нежелание им следовать. Сегодня такое Берии скорее бы занесли в актив. Убежден, что подавляющее большинство населения Западной Европы и Северной Америки, не исключая высших государственных руководителей, имеют очень слабое представление о марксистской теории (если вообще имеют), равно как и о любых других теориях, и нисколько от этого не страдают.
Ну, а насчет своего всемогущества Лаврентий Павлович никогда не заблуждался. Потому и единственный шанс на то, чтобы удержаться в верхнем эшелоне власти, видел в союзе с Маленковым. В итоге Берия, как и в чем-то схожий с ним Троцкий, оказался хорошим администратором (правда, только в тоталитарной системе), но никудышным политиком. На местах власть и при Сталине оставалась в руках партийных секретарей, хотя каждого из них в любой момент могли прислонить к стенке. После смерти диктатора секретари обкомов и республиканских ЦК только воспрянули духом, как Берия затеял основательную перетряску партийного руководства по национальному признаку. Да и друга Георгия сон порядком напугал своей неуемной активностью, а Хрущев умело подогрел этот страх, внушив недалекому Маленкову, что Берия метит на его место первого лица государства. В итоге на этом месте оказался сам Никита Сергеевич, которому другие наследники в марте 53-го неосмотрительно уступили контроль над партаппаратом. Георгий Максимилианович же в 57-м оказался в "антипартийной группе" и был низвергнут с Олимпа власти. Но все это произошло потом. А летом 53-го падение Берии приветствовали и члены Президиума ЦК, и местная партийная элита.
Наверное, та характеристика Берии, которую, по словам его помощника А.Н. Поскребышева, дал Лаврентию Павловичу Сталин, близка к истине. Она содержится в речи Поскребышева, подготовленной к Июльскому Пленуму 1953 года, но так и не произнесенной. Сразу скажу, что многое в этой речи не вызывает доверия. Александр Николаевич, в ноябре 1952 года лишившийся поста секретаря Президиума ЦК, винил в своем падении Берию (основательно или нет — другой вопрос). И охотно мазал Лаврентия Павловича черной краской (хотя иначе тогда говорить о Лаврентии Павловиче публично никто не мог). Так, Поскребышев утверждал, будто "Сталин крепко ругал себя за то, что согласился с предложенной Берией кандидатурой Абакумова в качестве руководителя МГБ". Но мы-то помним, что бериевской кандидатурой на пост главы органов госбезопасности тогда, в конце 45-го, был вовсе не Абакумов, а Рясной. Абакумов же в тот момент, как глава "СМЕРШ", непосредственно подчинялся Сталину как наркому обороны Сталину, и не приходится сомневаться, что именно Иосиф Виссарионович и предложил его кандидатуру на пост министра госбезопасности. Абакумов как раз и начал с того, что стал чистить "дорогие органы" от людей Берии. Еще Серов в письме Сталину от 8 февраля 1948 года вспоминал: "Насколько мне известно, в ЦК ВКП(б) делались заявления о том, что Абакумов в целях карьеры готов уничтожить любого, кто встанет на его пути. Эта истина известна очень многим честным людям. Несомненно, что Абакумов будет стараться свести личные счеты не только со мной, а также с остальными своими врагами — это с тт. Федотовым, Кругловым, Мешиком, Рапава, Мильштейном и другими. Мне Абакумов в 1943 году заявил, что он все равно когда-нибудь застрелит Мешика. (Павел Яковлевич Мешик был заместителем Абакумова в "СМЕРШе" и человеком, близким к Берии; то, что Абакумов хотел столь круто с ним обойтись, еще раз доказывает, что уже в 43-м Виктор Семенович с Лаврентием Павловичем были на ножах. — /Б. С./). Ну, а теперь на должности министра имеется полная возможность найти другой способ мести. Мешик это знает и остерегается. Также опасаются Абакумова и другие честные товарищи". И "честные товарищи" опасались не зря. Абакумов всех их выжил из МГБ. Поскребышев не мог не знать всего этого. Но предпочел творить заданную Хрущевым и Маленковым легенду о "дружбе" Берии с арестованным двумя годами ранее Абакумовым. Но вот другое поскребышевское утверждение, на мой взгляд, заслуживает доверия: "В целом тов. Сталин характеризовал Берия так: Берия мнит себя большим политическим деятелем, но он не годится
на первые роли, ему можно доверить лишь участок хозяйственной работы".Конечно, сам Иосиф Виссарионович позаботился о том, чтобы в его ближайшем окружении не осталось людей, способных играть первые политические роли. Так что Берия до смерти вождя только и мог проявить себя как толковый администратор, но никак не политик. Однако надо признать, что в развернувшейся после смерти Сталина борьбе за власть Лаврентий Павлович как политик оказался гораздо слабее Маленкова и особенно Хрущева. Замыслив радикальные политические и экономические реформы и сделав первые шаги по их осуществлению, Берия сильно напугал номенклатуру, но при этом не озаботился поиском союзников, как среди партийно-хозяйственного актива на местах, так и на самом верху. Чекист-реформатор полагался только на дружбу с Маленковым, но в политике, как известно, личная дружба немного стоит. "Дружить" здесь можно только против кого-то. Берия же пытался "дружить" с Маленковым не против Хрущева или Молотова, а против партийно-номенклатурной системы в целом. "Дружбу" против кого-нибудь из "дорогих товарищей" по Президиуму ЦК Георгий Максимилианович наверняка бы одобрил. Другое дело — "дружить" против системы, плоть от плоти которой был Маленков. Существования вне ее он не мыслил, и управлять иначе, чем при Сталине, не умел. Неудивительно, что Маленков легко "сдружился" с Хрущевым, Молотовым и другими членами Президиума против Берии.
А вот какую оценку Берии дал бывший министр сельского хозяйства Н.А. Бенедиктов: "Да, пороки у него имелись, человек был непорядочный, нечистоплотный — как и другим наркомам, мне от него натерпеться пришлось. Но при всех своих бесспорных изъянах Берия обладал сильной волей, качествами организатора, умением быстро схватить суть вопроса и быстро ориентироваться в сложной обстановке". Думаю, она близка к истине. Добавлю только, что в советской системе прагматизм Берии вкупе с чекистским прошлым обрекли его на гибель.
Я в основном соглашусь с мнением Г.В. Костырченко: "Все они — Суслов, Михайлов, Чесноков, Игнатьев, Шепилов, Маленков — закончили свой земной путь в преклонных летах и в своих постелях, и их не мучили угрызения совести за организацию и проведение антигуманной акции в далеком 1953-м (имеется в виду "дело врачей". В этот список можно смело добавить Хрущева, Молотова и Кагановича, не имевших непосредственного отношения к делу "убийц в белых халатах", но запятнавших себя не меньшими преступлениями. — /Б. С./). В отличие от них основной инициатор освобождения незаконно репрессированных врачей — Берия умер трагической и позорной смертью. Консерваторы в партийном аппарате (к ним единодушно примкнули и либералы. — /Б. С./) не простили ему того, что после кончины Сталина он позволил себе ряд самостоятельных и смелых решений и поступков, которые резонно были восприняты Хрущевым и другими членами президиума ЦК как заявка на диктаторскую власть (почему на диктаторскую? Ведь все решения Лаврентий Павлович проводил через Президиум ЦК. И нет никаких данных, что Берия готовил военный переворот. — /Б. С./) К тому же они опасались, что, проводя по своему усмотрению расследование преступлений власть имущих в период правления Сталина и используя для этого находившиеся в его распоряжении архивные материалы, Берия в конце концов вполне может обвинить каждого из них в беззаконных действиях".
И в самом деле, целый ряд послевоенных, равно как и предвоенных беззаконий, никак не был связан с именем "лубянского маршала". Он действительно мог оказаться чист, как вслух выразил опасение Андреев. Тут и громкие процессы второй половины 30-х годов, и "военно-фашистский заговор" Тухачевского, и та часть Великой Чистки, которая затрагивала работников центрального аппарата. Спускаться ниже, на уровень регионов, Берии было бы рискованно. Ему могли припомнить репрессии в Грузии. Зато после войны практически все громкие дела вершились без участия Лаврентия Павловича — тут и "дело авиаторов", и "дело артиллеристов", и "ленинградское дело", и "мингрельское дело", и преследование "безродных космополитов". Даже предвоенное "дело о заговоре в ВВС" проходило без прямого участия Берии, поскольку им занимались НКГБ и Особые отделы, в тот момент не входившие в состав НКВД. Что же касается преступления, в которых участвовал Берия, будь то расстрел польских офицеров и гражданских пленных в 1940 году или массовые депортации целых народов в годы Великой Отечественной войны, то здесь его соучастниками выступали и другие члены Политбюро. Кстати, нельзя исключить, что жертв Катыни Лаврентий Павлович тоже готов был реабилитировать, учитывая, что в 40 году он, как кажется, был противником их казни, а теперь, в 53-м, собирался по-иному, чем при Сталине, выстроить отношения со странами Восточной Европы. Катынь, в конце концов, можно было попытаться списать на одного Сталина. Естественно, подобное решение могло бы быть принято только после того, как на Сталина была бы возложена ответственность за репрессии 30-50-х годов. Судя по тому, как Берия обставил реабилитацию "кремлевских врачей", со временем он собирался прямо обвинить в беззакониях Сталина. Но не успел. Характерно, что Хрущев даже после XX и XXII съездов так и не рискнул признать публично советскую ответственность за Катынское преступление. Может быть, в частности, потому, что на Украине поляков расстреливал близкий к нему Серов.
На личный счет Берии можно было отнести только очень немногие фальсифицированные дела, вроде расстрела Мейерхольда, Бабеля, Кольцова и некоторых других, сложным образом пристегнутых к мнимому "заговору Ежова". Тут следствие шло по прямому указанию Сталина, а смертный приговор не предварялся решением Политбюро. Но даже после ареста Лаврентию Павловичу эти дела не инкриминировали. Ведь тогда пришлось бы затрагивать и тему репрессий 1937–1938 годов, хотя бы в связи с ролью Ежова. Члены Президиума ЦК делать этого в тот момент еще не собирались.