Бернадот

«Дглл о государственной измене стали обычными в практике Карла Юхана», — пишет Ё. Вейбулль. Самым громким и известным стало судебное дело, возбуждённое в 1838 году против писателя Магнуса Якоба Крусенстольпе, который в своём радикализме ни в чём не уступал Л.Ю. Ерте, а может быть, превосходил его. М.Я. Крусенстольпе (1795—1865), сын судьи в Ёнчёпинге, образованный юрист и асессор Верховного суда Свеа. В риксдаге он подружился с Анкарсвэрдом и Ертой и стал помогать последнему издавать газету. Асессор Крусенстольпе, однако, последовательным демократом не был и не поддерживал идею Анкарсвэрда и Рихерта об однопалатном риксдаге. Графу Магнусу Брахе, действовавшему в риксдаге в интересах Карла Юхана, удалось уговорить его встретиться с королём. В результате встречи Крусенстольпе стал издавать проправительственную газету. Он был неплохим журналистом, но никудышним предпринимателем, и газета некоторое время спустя обанкротилась. Карл Юхан деньги на ветер выбрасывать не любил, и скоро Крусенстольпе стал его заклятым врагом. Асессора погнали из Верховного суда и заставили жить исключительно пером. В отличие от Ерты, его перо было злым, острым, крикливым и даже спекулятивным. Он буквально поджаривал власти на кострах своих едких публикаций, и даже Л.Ю. Ерта, к концу своих дней превратившийся в добропорядочного консерватора, говорил, что Крусенстольпе нужно было сначала высечь шпицрутенами и только потом избрать в члены Шведской академии.

Чашей, переполнившей терпение Карла Юхана, была публикация Крусенстольпе в 1838 году, в которой он подвергал критике правительственное постановление о добавке к чиновничьим окладам за воскресные дни. Он обвинил Его Королевское

Величество за нарушение закона о саббате, т.е. за работу в дни отдыха лютеран! Карла Юхана уговорили отдать пасквилянта под суд за нарушение королевской чести. М.Я. Крусенстольпе был осуждён к 3 годам тюрьмы и стал в глазах общественности мучеником, пострадавшим за правду. В Стокгольме в его поддержку прошли демонстрации. Карл Юхан в негодовании отдал приказ: «Саблями каналий, в капусту!» Приказ короля, к счастью, задержал Магнус Брахе, и остывший потом от гнева король искренно благодарил его за это. Тем не менее 19 июля 1838 года на Сёдермальмской площади между демонстрантами и полицией произошло настоящее побоище, в результате которого погибли два человека и многие ранены. Но сабли из ножен полиция так и не вынула.

А бывший судейский сидел в Ваксхольмской крепости в трёхкомнатной камере, вёл экономный образ жизни, пристроил рядом с собой жену и с утра до вечера писал — больше ему заниматься было нечем. Сидя за стенами крепости, он стал высасывать информацию из пальца. Так, к примеру, он сочинил пасквиль на короля, согласно которому вдова Карла XIII скончалась у него во время обеда не от инфаркта, как было на самом деле, а была отравлена!201

Звезда Крусенстольпе скоро, однако, закатилась, но пришло время армейского капитана и театрала Андерса Линдеберга (1789—1849), до 1815 года использовавшегося королём в интересах правительственной пропаганды. Но однажды Линдеберга обидели: ему не разрешили открыть собственный театр, а когда он в 1834 году начал по этому вопросу полемику в печати, его отдали под суд и приговорили к смертной казни. Его, конечно, помиловали и посадили в тюрьму, но он не принял помилования и захотел умереть. Днём своей казни он выбрал 8 ноября — дату своего рождения и т.н. Стокгольмской кровавой бани202. Всё это было неприятно для правительства и короля, и по случаю 24-летней годовщины прибытия Карла Юхана на шведскую землю Линдебергу объявили амнистию. Поскольку капитан и на сей раз отказался принять милость от властей, то тюремщики обманом выманили его из тюрьмы и, когда он оказался на улице, захлопнули за ним дверь. На воле Линдеберг, естественно, продолжил свою оппозиционную деятельность, по-прежнему критиковал короля и его политику, выступал за введение в Швеции республики. Трогать его власти теперь опасались.

Появились оппозиционеры и в церковной среде, и среди крестьян — личности не менее яркие и оригинальные, чем дворяне, но мало кто из них отваживался скрестить перья или шпаги с королём. Впрочем, их оппозиционерство было другого рода, нежели у дворян — они не были антироялистами, а скорее были консерваторами и даже роялистами, и остриё их критики было направлено против властей и чиновников.

На риксдаге 1828 года Карл Юхан вошёл в противоречие с риксдагом по финансовым и экономическим вопросам. В это время он произнёс историческую фразу о том, что допускает, что в Швеции можно найти более способного и сведущего человека в военном деле, чем он, но вряд ли найдётся более компетентный в вопросах экономики. «Потомки не так уж убеждены в этом!» — пишет по этому поводу Лагерквист. Возможно, что Карл Юхан на самом деле был профаном в экономике и финансах, но факт состоит в том, что он проявлял к этой сфере управления живой интерес. На этом же риксдаге противники «милитаризации» страны потерпели поражение, и риксдаг проголосовал за увеличение военных расходов и повышение офицерского жалованья. Провалились и предложения Анкарсвэрда и Рихерта об однопалатном парламенте. Их время ещё не пришло.

Риксдаг 1834—1835 годы был менее удобным для власти. Веттерстедт был дряхлым стариком, Карл Юхан тоже не стал моложе, оценивать новые явления в обществе ему мешали старческая раздражительность и косность. Идеи либерализма проникали повсюду, либералы были теперь во всех группах риксдага, и противостоять им не было силы, а главное — идей. Основной прорыв в Швеции получился на газетном фронте, почти все газеты были настроены оппозиционно и по отношению к королю, и к «засилью Брахе ». Для королей в Швеции наступали сложные времена. Разочарованный Карл Юхан, оставив «на хозяйстве» сына Оскара, осенью 1839 года на целых полгода удалился в Норвегию.

На риксдаге 1840—1841 годов оппозиция ухватилась за т.н. кабинетную кассу Карла Юхана. Кабинетная касса была составной частью бюджета страны и обслуживала внешнеполитическую деятельность Швеции, а теперь и Норвегии, а точнее сказать, это была касса для выплаты зарплаты дипломатам. Касса не была изобретением Карла Юхана, она возникла задолго до него и использовалась также для покрытия некоторых секретных расходов, о которых не знало даже правительство. К моменту созыва риксдага в кассе возник большой дефицит, часть его покрылась за счёт займа, гарантами которого выступили сам король и принц Оскар. Но во время ревизии это обстоятельство обнаружилось и стало предметом обсуждения на риксдаге. В конечном итоге Карл Юхан взял все долги кассы на себя, для чего ему пришлось одалживать 400 тысяч риксталеров у гамбургских банкиров. Этот долг удастся погасить лишь его сыну Оскару I.

Риксдаг проголосовал за реформу Государственного совета (см. выше), принял закон о народном образовании и народных школах и постановил созывать риксдаг не раз в пять лет, а раз в три года. После этого Швеция более-менее успокоилась, и нападки на короля прекратились. «Нельзя сказать, — замечает Лагерквист, — что критика была не обоснованной, но она была чрезмерной и вызвала соответствующую реакцию. Многие считали, что старик был достоин восхищения и сумел сделать многое! Не говоря уж о том, что на шведском троне сидел замечательный человек — последний швед, который сыграл какую- то роль в международной политике — во всяком случае, доДага Хаммаршельда, Улофа Пальме и Анны Аинд »203.

Со стороны нам также представляется, что после Карла XII на шведском троне не было такой яркой и сильной личности, каким был король Карл XIV Юхан.

Завершение работы риксдага было отмечено торжественным обедом, в котором приняли участие все депутаты риксдага, члены правительства, Карл Юхан, королева Дезидерия и кронпринц Оскар. О том, как проходил этот обед, рассказал в своём письме супруге пробст из Хэрадсхаммара Кристиан Стенхаммар (1783— 1866), депутат от церкви — один из тех либералов, кто своей задачей ставил не упростить, а усложнить жизнь короля и его министров:

«Наступил знаменательный день. Все должны были лицезреть короля Свеев во всём своём великолепии и стоять рядом с ним лицом к лицу. Все чистят перья, изучают протокол, съедают свои бутерброды и отправляются в свой зал на Риддархольмен. Оттуда в половине 11-го все шагают в Большой собор...»

Очутившись в соборе, депутаты отмечают, что король отсутствует. Причины очевидны: на улице январская стужа, и король отсиживается в тёплом дворце.

«Из церкви, под аккомпанемент военного оркестра, между вышедшими на парад пешими и конными гвардейцами — наверх по склону в парадный зал Дворца. Это помещение... по крайней мере в 2 раза длиннее церкви в Хэрадсхаммаре и намного выше её... длина совершенно несуразна широте. На переднем плане — возвышение, на нём — Трон Короля, большой отделанный серебром стул».

Начинается рассадка в зале. Протокол — это в первую очередь иерархия. Первыми проходят в зал дворяне, потом садятся министры и государственные советники, потом их высокопревосходительства и рыцари ордена Серафима в особых плащах и накидках. Карл Юхан и кронпринц Оскар, естественно, тоже в серафимовских плащах. Пробст Стенхаммар вместе с другими священниками и епископами занимают свои места где-то в середине зала. Король появляется в окружении охраны, на нём плащ с воротником из горностая, на голове корона, в руках скипетр и яблоко204. «Он садится. Встаёт Кронпринц и зачитывает речь Короля. Она будет напечатана в газетах. Ещё выступающие с речами, гофканцлер растянул свою речь на целый час! Всё это время Король сидит неподвижно ». Ораторы целуют королю руку и удаляются, пятясь задом по лестнице. Пробст Стенхаммар находит это шокирующим — разве так должен вести себя бывший республиканец! А король продолжает молчать... Стенхаммару известно, что Карл Юхан не владеет шведским языком, но всё- таки...

После представления королю, ближе к вечеру, депутатов приглашают на торжественный обед. Всем места в залах не хватает, поэтому каждое сословие, в порядке очередности, назначает группу счастливчиков. Некоторые, уже имеющие опыт обеда с королём, уступают свою очередь новичкам. От представителей церкви на обед идут все епископы и 24 простых священника. Дадим слово снова Стенхаммару:

«Обед сервирован в 4 залах — каждый для своего сословия. Кроме основного стола, на котором стояла дорогая позолоченная фарфоровая посуда, был подсобный для нужд обслуживающего персонала. В зале, прямо перед нашей, где кушало дворянство, разливали водку. За каждым столом сидел хозяин, старший камер-юнкер, у нас — барон Алджернон Шернэлъд. Нам подали рулады и суп (нам — с фрикадельками; полагаю, суп был черепаховый, потому что не похож на обычные рыбу или мясо), потом обычную говядину с картофелем, налима (очень дурно приготовлен ), фрикассе из кур с вальдшнепами (ужасно жёсткие)... потом ещё какую-то чертовщину, никому не известную (возможно, это была капуста со сложенными друг на друга чёрно-коричневыми листьями, которые на тарелке выглядели, как кровяная колбаса, попробовал кусочек — наполовину гнилая и дрянь порядочная — и выплюнул обратно), засим нечто вроде макаронного пудинга (жирный и невкусный), жаркое из птицы, пироги на масле — два тонкие сложенные друг на друга ломтика с желе из морошки, за ними варёный чернослив, пара желе, бланманже с мороженым, потом виноград, изюм и миндаль и немного конфет, но очень мало, так что с собой можно было взять всего одну. Сначала налили мадеры и портвейна, потом красного вина под названием лафит (на столе стояло обычное красное столовое вино) и, наконец, шампанское. Обслуживание было внимательное и тщательное — никакой небрежности. Пока ешь, официант стоит и ждёт с новой тарелкой. Я попросил налить ещё стаканчик мадеры, когда кончилась, и сразу получил! Здесь можно научиться быть нескромным. С шампанским, которое наливали обильно, пили здравицы в честь Короля, Королевы, Кронпринца и прочего Королевского Персонала, за сословия риксдага и объединённые королевства. Когда за здоровье короля пили дворяне, то они громко кричали “ура”. За нашим столом запели народные песни. Тоже получилось недурно — как и при здравице в честь кронпринца. Тосты за старушку сопровождались молчанием... Потом подали кофе и ликёр».