Бернард Мандевиль

Между тем в настоящее время в Англии сложилось такое положение, отмечает Мандевиль, что бедняков едва хватает для выполнения необходимых для существования общества работ. «Соотношение частей в обществе нарушено, и основная масса народа, которая всюду должна состоять из трудящихся бедняков, не знакомых ни с чем иным, кроме своей работы, слишком мала по сравнению с другими частями» (2, 272). Всякий норовит избежать грязного физического труда или же требует за него непомерно высокую плату. Каждый стремится поменьше работать, но побольше подзаработать. На одного купца приходится десяток счетоводов, в деревнях не хватает работников, поищите лакея — и вы сразу же найдете дюжину, но все они будут дворецкими. Высокая цена на продукты питания и на труд повышает себестоимость промышленной продукции и, следовательно, товаров, идущих на мировой рынок. Это уже начало сказываться на суконной промышленности, производящей почти две пятых английского экспорта. Другие страны благодаря более дешевому труду и более низкому уровню жизни своих рабочих уже начинают производить ткани из купленной английской шерсти дешевле, чем это обходится самой Англии. Поэтому не благотворительное обучение детей бедняков чтению, счету и нравственному поведению, способное породить у них презрительное отношение к тяжелой работе в качестве рабочих и батраков, а, напротив, «воспитание их в невежестве» и как можно более раннее приобщение к физическому труду помогут сделать продукты питания и труд в стране дешевыми. «Это — благородный и мужественный способ противодействовать нашим торговым конкурентам и по достоинству превзойти их на зарубежных рынках», — заключает Мандевиль (2, 285). Столь откровенная, обнаженная точка зрения в то время вызвала шумное негодование. Сейчас трудно определить, кого среди возмущавшихся этим не лишенным цинизма предложением было больше — искренних человеколюбцев или же святош и ханжей. Но пройдет несколько десятилетий, и история по-своему реализует рекомендации Мандевиля, когда промышленная революция, ужесточив капиталистическую эксплуатацию, ввергнет английский рабочий класс в такую бездну нищеты и невежества, о которой наш философ не посмел бы и подумать.

В «Опыте о благотворительности и благотворительных школах» есть и страницы, посвященные классическому школьному и университетскому образованию в Англии, где Мандевиль высказывает целый ряд предложений по их усовершенствованию. И здесь в основе его рекомендаций, так же как и критики благотворительных школ, лежало ясное понимание тех перспектив буржуазного развития, которые открывались перед страной. В постановке образования должно руководствоваться здравым смыслом, как и в торговле. В каждом графстве надо иметь одну или несколько больших государственных школ, где бы изучались латинский и греческий языки, а все мелкие частные школы упразднить. Совершенное знание латыни необходимо всем, кто намерен посвятить себя ученым занятиям, стать адвокатом, врачом или аптекарем. Однако для молодых людей, которые впоследствии должны добывать себе средства к жизни при помощи тех профессий и занятий, где латынь ежедневно не требуется, она бесполезна, а изучение ее — бессмысленная трата и времени, и денег.

Надо значительно увеличить, почти удвоить, число профессоров в каждом университете. Но это касается лишь медицинского и юридического факультетов; теологический факультет и так достаточно обеспечен кадрами. Мандевиля, врача по образованию, особенно беспокоит положение дел на медицинских факультетах, где студенты не получают всех нужных знаний, в частности по фармацевтике. Уже получив степень, они вынуждены приезжать в Лондон, чтобы научиться составлению лекарств у практиков, не имеющих университетского образования. Вообще дело с обучением практической медицине на этих факультетах обстоит неважно; и Мандевиль рекомендует не ограничиваться лекционными курсами, практиковать индивидуальную работу профессоров со студентами, шире использовать больницы для практического обучения студентов искусству врачевания.

Двери университетов должны быть открыты для людей «со всех концов земли». А наиболее отличившихся в учебе следует оставлять при университете, если их можно нанять за деньги, не обращая внимания на то, к какой партии они принадлежат, из какой они страны и какого цвета кожи. Здесь, как на аукционе, следует исходить из принципа свободы и равных прав для всех. В тогдашней Англии, где сословный характер и антидемократизм университетского образования оставались прочной традицией, рекомендации Мандевиля были, несомненно, новаторскими. Чтобы еще больше заинтересовать одних в деле преподавания, других — в деле овладения знаниями, необходимо установить для профессоров кроме их основного оклада дополнительное вознаграждение от каждого студента, которого они обучают. От такой уплаты, однако, следует освободить студентов теологического факультета (по английской традиции к церковной деятельности обычно готовились выходцы из бедных семей). «Нет другого факультета, который был бы так же непосредственно необходим для управления страной, как факультет теологии,— писал Мандевиль, — и, так как нам нужно иметь большое число духовных лиц для отправления службы на нашем острове, я бы не хотел, чтобы людей более низкого звания отпугивали от того, чтобы воспитывать своих детей для выполнения этих обязанностей» (2, 265). Он прекрасно понимал, что наименее религиозными бывают люди просвещенные и образованные, что вера связана с невежеством и что поэтому прежде всего беднякам следует прививать благочестие и твердые принципы христианской добродетели.

Взгляды Мандевиля на задачи образования вполне согласуются с его социальными представлениями. Собственно говоря, ими они и определялись. Мандевиль стоял за общество всеобщей занятости, которое, разумеется, являлось бы классовым обществом, обществом богатых и бедных, собственников и неимущих. Он считал, что в Великобритании найдется работа на три-четыре столетия еще для ста тысяч бедняков сверх тех, которые уже ее населяют. Чтобы сделать полезным каждый уголок острова и полностью его заселить, нужно многие реки превратить в судоходные и прорыть сотни каналов, нужно осушить заболоченные земли и предохранить их от наводнения, нужно огромное количество бесплодной почвы превратить в плодородную и построить всюду дороги. И все эго надо сделать основательно, добротно, как некогда строили в Альбионе дороги и акведуки древние римляне. Но для этого требуются, во-первых, деньги, во-вторых, терпение и трудолюбие. Там же, «где глубокое невежество полностью искоренено и изгнано, а начатки образованности сыплются на всех людей без разбора, себялюбие превращает знание в хитрость, и, чем больше это последнее качество распространяется в какой-либо стране, тем больше людей сосредоточивают все свои труды, заботы и рвение на настоящем времени, не обращая внимания на то, что будет после них, и даже вообще едва ли мысленно заглядывая вперед дальше следующего поколения» (2, 287). Мандевиль, кажется, склонен был возложить на образование ответственность за то, что уже творил в его стране «неуловимый гений королевства» — неуемный дух приобретательства и наживы.

XI. Введение в социальную психологию

ак часто за новое любят выдавать то, что уже давно известно, на что неоднократно обращалось внимание и о чем уже написана не одна сотня страниц! Объявив философию ненаучным, метафизическим знанием, позитивизм вместе с тем поставил себе в заслугу создание ряда новых научных дисциплин, в том числе и социальной психологии. Однако явления общественного сознания, общественной психологии еще со времен Платона и Аристотеля находились в фокусе внимания философов, и с тех пор социально-психологическая проблематика так или иначе разрабатывалась в рамках различных философских учений. И право, в истории можно указать немного периодов, столь же богатых исследованиями этой темы, как «метафизические» XVII и XVIII века. Среди этих исследований достойное место занимает и «Басня о пчелах».

Как уже знает читатель, в истории человечества Мандевиль выделял два типа общества. С ними он связывал и два различных типа нравственного сознания. Не повторяя того, что уже было сказано, приведу одно место из «Басни», где Мандевиль, быть может, наиболее ярко выразил эту свою мысль. Если вы хотите сделать большинство людей милосердными, добрыми и добродетельными, предлагает он мысленный эксперимент, разбейте печатные станки, расплавьте шрифты и сожгите все книги, за исключением тех, которые хранятся в университетах, так чтобы в частных домах не осталось ни одной, кроме Библии. Ликвидируйте заморскую торговлю, запретите всякое общение с иностранцами и не разрешайте выходить в море никаким кораблям, за исключением рыбацких судов. Верните духовенству, королю и баронам их древние привилегии, прерогативы и владения. Постройте новые церкви, монастыри и богадельни и превратите всю металлическую валюту в священные сосуды. Примите законы против роскоши, и пусть все юноши будут приучены к трудностям. Внушите им самые строгие и возвышенные понятия о чести и позоре, дружбе и героизме и введите для них разнообразные мнимые вознаграждения. Пусть духовенство проповедует другим воздержание и самоотречение, а само пользуется такой свободой, какой захочет. Пусть оно оказывает самое большое влияние на управление государственными делами, и пусть никто не может стать государственным казначеем, кроме епископа.

«При помощи таких благочестивых мер и полезных установлений картина вскоре совершенно будет изменена; большая часть алчных, недовольных, беспокойных и честолюбивых негодяев покинет землю, огромные толпы мошенников и плутов уйдут из города и рассеются по всей стране. Ремесленники научатся ходить за плугом, купцы превратятся в фермеров, и грешный чрезмерно разросшийся Иерусалим без помощи голода, войны. чумы или принуждения будет опустошен самым легким путем и после этого навсегда перестанет быть страшным для своих правителей. Счастливо преобразованное королевство не будет тем самым перенаселено ни в одной своей части, и все необходимое для существования человека будет дешевым и в изобилии. Деньги, корень столь многих тысяч зол, напротив, почти совсем исчезнут, их будет очень мало, и они будут также совсем не нужны, если каждый человек будет наслаждаться плодами своего собственного труда; и наше собственное любимое сукно, ни с чем не смешанное, будут без разбора носить как лорд, так и крестьянин. Такое изменение материального положения не сможет не повлиять на характер людей и сделает их умеренными, честными и искренними, и мы можем вполне разумно ожидать, что следующее поколение даст более здоровое и крепкое потомство, чем нынешнее; это будут безвредные, невинные и доброжелательные люди, которые никогда не будут оспаривать ни учение о пассивном повиновении, ни какие-либо иные ортодоксальные принципы, но будут подчиняться тем, кто стоит выше их, и будут единодушны в поклонении богу» (2, 214).

Но различное нравственное сознание обнаруживается у разных социальных общностей и в пределах одного и того же социума. Мандевиль предлагает на основе случайного выбора беспристрастно изучить образ жизни и мыслей следующих двух групп населения: ста бедняков старше 40 лет, которые с детства были приучены к тяжелому повседневному труду, никогда не учились в школе и всегда жили в отдалении от больших городов, и такого же количества людей с университетским образованием. В результате обнаружится, что среди первых, не умеющих ни читать, ни писать, встретится меньше пороков и привязанности к мирскому, больше согласия, добрососедской любви, невинности, искренности и других хороших качеств, чем среди последних, где наверняка можно найти и гордыню, и оскорбительное высокомерие, и вечные распри, и ненависть, и зависть, и клевету — пороки, которыми едва ли вообще заражен в сколько-нибудь значительной степени неграмотный трудящийся люд.

На страницах «Басни о пчелах» Мандевиль подробно и выразительно рисует стереотипы сознания и поведения своих современников, характерные для целых групп и социальных прослоек. Ну например, психология торговцев. Они прибегают к бесчисленным хитростям, с помощью которых обманывают покупателей и друг друга; эти хитрости ежедневно практикуют даже самые честные из торговцев. Разве какой-либо торговец раскроет недостатки своих товаров тем, кто хочет купить их за более низкую цену? Нет, он будет тщательно скрывать их в ущерб покупателю и всячески восхвалять свои товары, намного преувеличивая их достоинства. Людей трудно убедить в том, что они получают слишком много за счет тех, кому продают, какими бы большими ни были их доходы; в то же время им жаль прибыли, какой бы незначительной она ни была, если ее получают те, у кого они сами покупают. И вот, зная, что ничтожность выгоды продавца является самым убедительным мотивом для покупателя, торговцы лгут и выдумывают самые невероятные истории, но ни за что не открывают, сколько они действительно выручают от продажи своих товаров.

Мандевиль изображает целую сцену такого торга. Ее действующие лица: торговец шелком и молодая леди-покупательница. Задача лавочника — продать как можно больше шелка по цене, благодаря которой он получит барыш в соответствии с нормальными прибылями его торговли. Задача покупательницы, которая, конечно, воображает, что она и воспитанна, и непринужденна в поведении, и обладает очень мелодичным голосом, и если не красива, то по крайней мере более приятна, чем большинство ее знакомых молодых дам, — использовать свое обаяние и купить шелк по цене на четыре или шесть пенсов за ярд дешевле, чем он обычно продается.