Берсеркер (др. перевод)

Когда Суоми выбрался из леса и подошел поближе, на ринге не происходило ничего ужасного. Люди просто стояли вокруг, ожидая, пока мужчина в белой одежде проведет какой-то обряд перед невзрачного вида алтарем. Суоми присоединился к зрителям. Шонберг кивнул, приветствуя его. Афина бросила на Суоми рассеянный взгляд. Он подумал, что девушка чем-то расстроена. Но Афина никоим образом не дала понять, что предпочла бы оказаться в каком-либо другом месте. Вскоре дальнейшее развитие событий отвлекло внимание Суоми от Афины.

— Омир Келсумба и Местлес из Ветреной Долины!

Массивный, словно вековое дерево, Келсумба двинулся вперед упругим шагом. Его черная кожа блестела. Великан прижимал топор к груди, баюкая его, словно младенца. Местлес — худощавый, начинающий седеть мужчина задумчивого вида, ссутулившийся от возраста наподобие старой косы, которой он собирался драться, — какое-то время держался на почтительном расстоянии от Келсумбы, уклоняясь скупыми, рассчитанными движениями и изучая технику своего врага. Когда топор противника устремился к Местлесу с такой скоростью и силой, что, казалось, никакой человек не сумеет отвести этот удар, тот не совершил ни одной ошибки. Он безукоризненно точно парировал удар, но сила столкновения просто отшвырнула его. Потом на его косу обрушился еще один удар и еще... После четвертого или пятого парирования лезвие косы переломилось. Среди зрителей прошелестел приглушенный выдох — предвкушение крови. Суоми услышал, что точно такой же звук издала и Афина. Она наблюдала за боем, и лицо ее лучилось восторгом. Сейчас Афина явно забыла и о Суоми, и о всех прочих.

Местлес все же сумел сохранить спокойствие. Он по-прежнему твердо держал свое необычное оружие, а сломанное лезвие все еще оставалось опасным. Воин выказал куда большее проворство, чем можно было предположить, исходя из его внешности. Еще некоторое время Местлес успешно сопротивлялся и не позволял прижать себя к краю ринга. Казалось, что для него, как и для любого другого бойца, мысль перешагнуть через эту начерченную на земле линию была даже более нелепой, чем идея спрыгнуть с крепостной стены.

Затем топор Келсумбы завертелся, превратившись в размазанную полосу. Казалось, он увлекает хозяина за собой. И наконец топор добрался до Местлеса. Местлес извернулся в попытке избежать удара, но топор вонзился в него почти по обух. Упавшее тело Местлеса и на земле продолжало корчиться, извиваться, биться в агонии. Вперед выпрыгнул раб с колотушкой и нанес завершающий удар.

Внезапно внутренности Суоми взбунтовались и отказались нормально работать. Остатки завтрака пожелали снова вернуться на белый свет. «Мне нужно взять себя в руки», — промелькнула мысль у Суоми. Но было поздно. Карлос отвернулся от ринга, но не успел что-либо предпринять, как его стошнило. Ну что ж, если они посчитают, что он осквернил священную землю, то могут и убить святотатца. Но когда Суоми выпрямился, похоже было, что на него просто никто не обратил внимания. Было ли это деликатностью или полным отсутствием интереса? Суоми затруднялся ответить на этот вопрос.

— Полидор Хитроумный и Рахим Сосиас!

Суоми обнаружил, что снова может смотреть. Полидор, выглядевший не более хитроумным, чем его соперник, с завидной силой и энергией размахивал видавшим виды мечом. Сосиас был невысоким мужчиной с заметным брюшком, но именно он каким-то образом ухитрился первым пустить кровь, располосовав своим скимитаром левое плечо Полидора. Эта рана скорее возбудила, чем ослабила Полидора. Он так насел на своего низкорослого противника, что несколько мгновений казалось: Полидор берет верх. Но потом он недостаточно четко провел глубокий выпад и остановился, глядя на собственную кисть, валяющуюся на земле. Лицо Полидора исказилось. Он успел еще плюнуть в сторону Сосиаса, прежде чем скимитар вернулся и забрал его жизнь.

На ринг снова вышел одетый в белое жрец. Похоже, наступил очередной перерыв между боями. Впрочем, Суоми это не волновало. Он отвернулся — на этот раз намеренно. Суоми выяснил, что способен смотреть на увечья, которые могут воспоследовать в ходе турнира, — да, способен, но по-прежнему предпочитает на такое не смотреть.

Суоми подвинулся поближе к Шонбергу и Афине, как-то ухитрился посмотреть в глаза Оскару, избегая при этом смотреть на девушку, и сказал:

— Я возвращаюсь на корабль.

Он взглянул на Челесту, но та лишь скользнула по Карлосу скучающим взором и переместилась поближе к Шонбергу.

Суоми отвернулся от них и поплелся обратно к лесу. Хорошо было на некоторое время снова оказаться в одиночестве, но здесь, в этом чужом лесу, для него не было подходящего места, чтобы остановиться и подумать.

Добравшись до подножия скалы, Суоми обнаружил, что веревка исчезла. У Карлоса не было ни малейшего желания пытаться подняться без страховки, и он громко крикнул:

— Эй, наверху!

Через несколько секунд над краем площадки показалась голова и голые плечи де ла Торре.

— Что там такое? — спросил он.

— С меня хватит. Сбрось веревку.

— Ладно.

Через мгновение сверху полетел моток веревки.

Когда Суоми взобрался на вершину, он увидел, что Барбара лежит обнаженной на матрасике, и матрасик расположен настолько близко к краю, что де ла Торре может сидеть рядом с девушкой и в то же время выполнять обязанности часового. Суоми заметил также, что рядом с матрасиком установлен бинокль на подставке, как раз на такой высоте, чтобы лежащий мужчина — вполне возможно, лежащий на женщине, — мог непрерывно наблюдать за событиями на ринге.

Очевидно, де ла Торре закончил все свои дела с биноклем, матрасом и девушкой. Он уже натянул шорты и продолжал одеваться дальше.

— Тогда я возвращаю ружье тебе, Карлос, — лениво произнес де ла Торре, — а сам спущусь обратно.

Прежде чем Суоми пристроил на плече ремень ружья — он так и не смог к нему привыкнуть, — де ла Торре уже двинулся прочь. Суоми следил за ним, пока тот не исчез из виду, потом обратился к Барбаре, устало свернувшейся на матрасе:

— Как у тебя дела?

Барбара шевельнулась и негромко произнесла:

— Возможно, буду жить.

Суоми никогда прежде не видел Барбару в такой депрессии. Пару раз за время долгого путешествия Карлос делил с ней постель, и пару раз — с Челестой. А с Афиной — ни разу. Он не мог относиться к ней как к очередной случайной связи. Возможно, теперь сможет.

Барбара была единственной из всего экипажа, кто вообще отказался смотреть на турнир. И, конечно же, этот садист де ла Торре выбрал для своей цели именно ее... Суоми захотелось сказать девушке что-нибудь хорошее, но ему ничего не шло на ум. Возможно, в другое время нагота Барбары тоже вызвала бы у него вожделение, но сейчас она лишь заставляла лежащую ничком девушку выглядеть еще более беззащитной и несчастной. Ну что ж, Барбара хотела отправиться в роскошное космическое путешествие с баснословно богатым человеком, и ее желание исполнилось. А сейчас она платила за проезд.

Расхаживать по площадке, охраняя корабль, не было никакого смысла; существовал лишь один маршрут, по которому можно было подняться наверх. Стоя на вершине, Суоми даже без бинокля отчетливо видел, как де ла Торре подошел к рингу. Очевидно, следующий поединок все еще не начался. Если Суоми с этого расстояния правильно разобрался в расположении фигур, еще четверо воинов ожидали боя. Бинокль валялся под рукой, но Суоми не имел ни малейшего желания им пользоваться. Возможно, ему просто не хотелось выяснять нынешнее положение вещей.