Берсерки. Воины-медведи Древнего Севера

На одной из этих каменных стел — Упландской, датируемой серединой V в., — изображен древнегерманский скандинавский воин, сидящий верхом на боевом коне. Очень важно понять, относятся ли эти изображения к пантеону богов, сонму обожествленных героев, к героизированным предкам, или же мы имеем дело с отображением воинских обычаев того времени. Трудно ответить определенно. Вспомним, что на каменных стелах с острова Готланд (предполагаемой прародине готов), относящихся даже к VIII в., изображения всадников, вооруженных копьями, сосуществуют с изображениями пеших воинов, главное оружие которых — не копье, а меч. В самом деле, викинги еще очень долго предпочитали вести бой не конными, а пешими (что, впрочем, представляется вполне логичным, учитывая их морские странствия). Правда, при необходимости викинги путешествовали и верхом, а их вожди особенно любили покрасоваться на коне. Наверное, в свое время викинги пытались перевозить боевых коней кораблями. Но это предприятие было весьма сложно осуществимым. Пожалуй, только осевшим во Франции норманнам — нормандцам удалось блестяще осуществить операцию по перевозке боевых коней морем при завоевании герцогом Нормандии Вильгельмом Незаконнорожденным (Завоевателем) Англии в 1066 г. Впоследствии, в эпоху Крестовых походов, нормандцы построили даже специальные транспортные суда для перевозки лошадей. Однако лошадиные скелеты, которые находят в погребальных ладьях эпохи викингов, как представляется, всего лишь элемент древнего погребального обряда, связанного с культом Одина.

Итак, воин Северной Европы обычно не воевал верхом. Лошадь была не боевым, а транспортным и парадным животным. Много позже в Дании вождям все-таки пришлось обзавестись необходимым снаряжением и сесть на коня. Но по-настоящему популярным конь так и не стал. Слишком дорого стоило конское снаряжение. Викинги, вероятно, тоже придерживались традиционного обычая саксов и прочих германцев: к месту сражения они прибывали верхом на коне, затем спешивались и сражались в пешем строю (выступая в качестве своеобразной «ездящей пехоты»).

Религиозное почитание коня северными германцами было сохранено и после принятия христианства. Особенно сильное выражение оно получило в «Эдде», где сочетается с религиозным почитанием священного оружия. На наш взгляд, подобный параллелизм — постоянное явление. Недаром и викинг бросает клятвопреступнику тройное проклятие: «Чтоб корабль твой стал недвижим даже при попутном ветре! Чтоб конь твой не пошел галопом, даже если ты будешь бежать от противника! Чтоб твое оружие не поразило никого, кроме тебя самого!» Коль скоро оружие, конь и корабль упоминаются вместе при произнесении проклятия, значит, для этого была основательная причина. Клятву приносят именно на оружии, коне и корабле: «Клянусь палубой корабля, ободом щита, крупом коня, лезвием меча моего…» Столь значительна была их сакральность, что они образовывали магический ряд, свойственный обычно только человеку. Выделяя их из всего остального мира вещей, оружию (в первую очередь — мечу, а также и копью), коню и кораблю даже имя собственное (в отношении коня и корабля этот древний сакральный обычай сохранился по сей день).

Накануне наступления эпохи европейского Средневековья германцам, последовавшим примеру степных народов и их обычаям, удалось разработать целую религиозно-магическую систему, в центре которой стояло единство «конь-всадник». От Галлии до Испании, повсюду в Средиземноморье это единство было принято и христианским миром. Этот христианский мир оказался готовым включить это единство в свою культуру, сделать собственным достоянием. Значение данного факта не следует игнорировать. Благодаря ему можно глубже уяснить феномен европейской воинской, рыцарской цивилизации уже в самый момент ее зарождения.

Неприязненное перо древнеримского историка Аммиана Марцеллина [35] рисует нам конного варвара в ужасном облике кентавра [36] . При этом Аммиан, просвещенный эллин на римской службе, похоже, даже не подозревал, насколько его наблюдения соответствовали той первобытно-магической картине мира, в которой действительно существовали описанные им «человекокони». Варвары привыкли жить вместе с конем, величать его по имени, беседовать с ним. Они нисколько не удивились бы, ответь им конь вдруг человеческим голосом (как не удивились бы этому и древние, «непросвещенные» греки — ахейцы и данайцы из поэм Гомера — «Илиады» или «Одиссеи»). Столь глубоко укоренилась в жизни варваров традиция считать коня мудрым, почти божественным, священным существом, обладающим даром речи и прорицания. Они были готовы рисковать жизнью ради своего коня. Они были уверены, что в трудный час конь тоже придет им на помощь и выручит их из беды. Они восхищались, как дети, его великолепием, заботятся о его здоровье. Они были уверены, что верный конь не оставит их и после смерти. Одним словом, они действительно были кентаврами — мужами, слившимися со своими конями в единое, неразрывное целое.

35

Ammiani Marcellini Res gestae, XXXI, 2,20.

36

Кентавр (у римлян — центавр), уже упоминавшийся выше, — демон-полузверь древнегреческой мифологии (конь с человеческим торсом). Иногда кентавры приходили в буйную ярость-бешенство («менос») и начинали представлять опасность для окружающих. Именно таких пришедших в ярость, обезумевших кентавров перебил герой Геракл.

Подтверждением этой мысли служат слова, запечатленные в «Аламаннской правде», хотя, надо сказать, аламанны (или алеманны — один из германских племенных союзов, ставший наследником маркоманнов и прародителем современных баварцев и швейцарцев) и не прославились (в отличие от готов), как самые выдающиеся конные воины среди германцев: «Оскорбить коня — это то же, что оскорбить всадника».

Рассмотрим теперь связь, существующую между образами Прометея, Гефеста и шамана… На византийских, русских, сербских, болгарских иконах, где изображена борьба Святого Великомученика и Победоносца Георгия с драконом, мы видим красного коня. Из ноздрей его вылетают сноп огненных искр, клубы дыма. Это огнедышащий конь. Лучше не скажешь о его природе, связанной со стихией огня. Однако некоторые все же считали этого коня порождением воды или подземного царства. Но смеем утверждать, что боевой друг Святого Георгия Победоносца [37] — конь солярный, уранический, борьба его с водными и подземными чудовищами имеет символическое значение. Это схватка животворных сил неба с безликими, слепыми силами хаоса, которые гнездятся под землей. В индоевропейской (как, впрочем, и в тюркомонгольской) мифологии, ассоциация «конь — огонь» предполагает также и другую ассоциацию: «металл — огонь». Подобно славному коню, металлы, в особенности железо, имеют двойное происхождение: небесное, метеоритное, или подземное, хтоническое. Железо падает раскаленной звездой с неба или извлекается из мрачных недр и выплавляется с помощью огня.

37

Крайне любопытным с точки зрения занимающей нас темы «воинов-зверей» представляется стойкое ассоциирование (а в частности, в русском народном фольклоре) победоносного Святого воина Георгия (Егория Храброго) с… волком. Георгий Победоносец считается покровителем не только рыцарей, конных воинов и воинов вообще, но и волков. Существует даже русская народная пословица: что у волка в зубах, то ему Егорий (Георгий Победоносец) дал, а также многочисленные неканонические иконы, на которых Святой Георгий изображается с волчьей головой (как, впрочем, и иконы другого святого — Христофора — с собачьей головой). Таким образом, конный святой воин, покровитель воинского сословия, подобно Вотану-Одину, выступает в сопровождении коня и волков!

Нам известно, что лошадь играла важную роль в период перехода от Античности к Средневековью, занимая место как бы в центре тогдашней нехристианской религиозно-мистической вселенной. Географический центр «культа лошади» — евразийские степи, Кавказ, Закавказье, Иранское нагорье. Отсюда кавалерия в латах и культ лошади устремились на Запад. Изучая «предысторию» средневекового рыцаря, нам следует принять во внимание, что он не только конный воин, но и воин тяжеловооруженный, обладающий оружием, для того времени чрезвычайно эффективным. Металлы, их обработка, превращение железа в наступательное и оборонительное оружие высшего качества — это существенные знаки столетий, в течение которых совершается переход от Античности к Средневековью. Металлы, как и лошадь, все более интенсивно используются, подвергаются более тщательному отбору. Они также составляют основу широкого и многообразного религиозно-мистического комплекса. Одновременно учитывать два этих фактора (технический и религиозно-мистический) — значит глубже понять, каким образом всадник, закованный в латы, сумел сосредоточить в себе в канун Средневековья определенную сумму знаковых символов и ценностей, благодаря которым он представал перед современниками в ореоле непобедимости и превосходства.

Регион древнейшей металлургии предположительно находился в северо-восточной части Ирана. Отсюда искусство выплавки и обработки металлов распространилось на Центральную и Восточную Азию, Индию, Кавказ и Таврию. Через Анатолию оно пришло и в Европу (Балканы и Норик), активно выплавка железа стала распространяться где-то около XII в. до н. э. Исконные центры естественной добычи и обработки металлов совпадают по времени: крупные рудники и производственные центры были на Кавказе, в Таврии, Норике, Галлии, Иберии, Британии. Халибы (калибы), «народ ковачей (кузнецов)», населявший юго-восточные районы Причерноморья, сделали открытие: железо, длительное время входившее в соприкосновение с древесным углем, становится особо прочным. В XTV–XII вв. до Р.Х. искусство металлургии оставалось безраздельной монополией индоевропейского народа хеттов — мастеров конного боя (правда, в основном — колесничного, а не верхового).

Затем (XII–X вв. до Р.Х.), по мере распространения искусства металлообработки на все новые области и регионы, им овладевают, более или менее одновременно, Кавказ, Кипр (Кафтор), Крит (Кефтиу). В Европе, быть может, первыми, кто овладел искусством производства железа, были умбры, одно из племен древних италиков, населявших Апеннинский полуостров (именуемый древними греками Авхонией). В то же время через Грецию и Балканы это искусство достигло района Восточных Альп. Норик пользовался большой славой как железоделательный центр.

Производившийся здесь металл содержал незначительную примесь серы и фосфора и много марганца, что улучшало его ковкость. К VII–VI вв. до Р.Х. искусство это распространилось на Север Европы и Галлию.

Металлургия непосредственно связана с землей и ее недрами. Но не может не удивлять постоянная соотнесенность металлургии с небом. Астрология, искусство, казалось бы по самой своей природе призванное вопрошать небеса, с самого момента своего зарождения тесно связана с искусством превращения (трансмутации) металлов. Древневавилонские жрецы-халдеи связывали каждую из планет с особым металлом. Подобные ассоциации встречаются и в индийской, и в китайской культурах. Шумерское слово для обозначения железа означает буквально — «небесный металл», египетское — «черная медь неба». Греческий термин, обозначавший «железо», и латинское название небесных светил родственны. Истоки мифологии железа у индоевропейцев (ариев) постоянно указывают на его метеоритное происхождение, подчеркивая связь «небесного бога» с «небесным кузнецом», молнией, оружием уранических небесных божеств (Фармаконом главного бога олимпийского пантеона древних греков Зевса, Ваджрой ведического Индры, Мьелльниром германского Донара-Донера-Тунара-Тора) и оружием, выкованным божественным образом, чаще всего обретающим символический образ топора или молота. Несомненно, здесь заметна роль «симпатии», существующей между железом и молнией. Ведь железо, как известно, наилучшим образом притягивает молнию. Родственная связь железа с небом отчасти объяснима тем обстоятельством, что металл метеоритного происхождения стал известен обитателям Земли раньше металла, извлекаемого из ее недр. Впрочем, это псевдорациональное объяснение. Оно, в сущности, опошляет существо вопроса, навязывая лишь кажущееся объяснение его сути.

Уровень взаимозависимости выясняется при помощи мифа.

Великий цикл мифов о Прометее, мученике-благодетеле, связан со скалами и утесами горной «Скифии», — таинственной северной страны, расположенной где-то на «краю света». Может быть, это и не Кавказ, хотя именно к горам Кавказа Зевс, согласно трагедии Эсхила «Прикованный Прометей», повелел своему сыну, богу-кузнецу Гефесту (у римлян — Вулкану, чье имя напоминает имя ветхозаветного «первого ковача» — Тувалкаина), Сиде и Власти приковать несокрушимыми железными цепями непокорного Титана (а, скажем, Урал, Эльбурс, Тибет или Гиндукуш), но, во всяком случае, очень его напоминает. Страна эта названа: «родина-мать железа». Беглый взгляд на «Прометея» Эсхила подтверждает, сколь тесная связь существует между огнем и ураническими (небесными) богами (Зевс мстит похитителю огня Прометею), обработкой металла (божественный кузнец Гефест приковывает титана железными цепями к скале, пригвоздив его напоследок к этой же скале несокрушимым железным острием!) и, наконец, загробным миром (проводник душ умерших в подземное царство — психопомп — Гермес приносит осужденному грозным главой олимпийского пантеона на вечные муки Прометею послание от Зевса). Прометей, герой-цивилизатор, обучающий человека пользоваться огнем (который похитил с неба, заключив его в сердцевину тростника), сам обладает некоторыми чертами «божественного кузнеца». Так, Прометей владеет таинственной способностью прорицать будущее, что вызывает зависть самого Зевса; во многих традиционных культурах именно кузнец-«вещун» (ведун) одарен этой сверхъестественной способностью. Свой кузнечный труд ковач сопровождает исполнением carmina, то есть песнопений и волшебных заклинаний. Кузнец — поэт, музыкант, кудесник.