Беседы о Сталине
Шрифт:
Когда он переехал в Петроград, работал в «Ленэнерго» и когда начался саботаж работников «Ленэнерго», то он определённое время сам возглавлял эту структуру. То есть руководил всей энергетикой и энергетическим обеспечением города.
Надо отметить, что среди коммунистов, настоящих большевиков, было немало очень высоких профессионалов в своем деле, и этот высочайший профессионализм им помогал в работе, а иногда прикрывал их революционную деятельность за счет очень высоких знаний, умений наладить или, наоборот, когда нужно -что-то разрушить.
На даче была повариха, ее подбирал на работу Власик, что входило в его обязанности начальника службы охраны.
Не сказать о Власике нельзя. Это был подвижник, который
Что у Власика вообще была за работа? Это была работа день и ночь, не было 6-8-часового рабочего дня. У него вся жизнь была работа, и он жил около Сталина. Рядом с комнатой Сталина была комната Власика.
Был у него редкий выходной. Знаете, после такой нагрузки, такого напряжения нужна разрядка. Хорошо знают это медики, психологи, которые работают с моряками, с людьми, работающими в области космоса. Груз ответственности и обстановки на человека давят. Он не полностью восстанавливается, и в конце концов может быть психологический перегруз, когда психика не выдерживает, и человек идет вразнос.
В чём обвинили Власика? Для того, чтобы оторвать его от Сталина, враги Сталина и, стало быть, враги государства говорили, что якобы когда-то Власик взял с собой какие-то продукты. Но у него не было времени стоять в магазинах по очередям. Может, и взял что-то с собой из дома Сталина. Да время Власика во сто крат дороже стоило, чтобы его терять по магазинам. Его жизнь, его деятельность обеспечивали государству огромные возможности, которые трудно оценить в масштабах денежных знаков.
Он понимал, что живет для Сталина, чтобы обеспечить работу Сталина, а значит, и советского государства. Власик и Поскрёбышев были как две подпорки для той колоссальной деятельности, не оценённой ещё до конца, которую вел Сталин, а они остались в тени. И с Поскрёбышевым поступили плохо, ещё хуже с Власиком.
Уважали они Сталина без-гра-нич-но! Они понимали как, может, немногие, всю значимость Сталина для существования великого государства – Советского Союза. И жизнь показала, что они были правы. И если при Сталине, сколько бы ни был он у власти, государство возвышалось, то со смертью Сталина оно в конце концов дошло до того положения, в котором ныне: на наше государство плюют и могут не считаться, приклеивать ярлыки, обвинять в отсутствии демократии. А кто скажет, что это такое? Формулировок много. Народовластие? Но где вы видели настоящую демократию? Где вообще и кто её видел? Американская демократия особенно проявилась в Югославии и Ираке. Вот, оказывается, какова она, хвалёная демократия.
Власика арестовали, потом сослали. Я его видел последний раз в конце 1963 года. В том же году я видел последний раз Поскрёбышева. С Власиком мы виделись в последний раз в Москве, с Поскрёбышевым здесь, в Жуковке. Тогда же я виделся с Матиасом Ракоши, руководителем Венгрии.
Корр.: Сталин плавал на море?
А.С.: Нет. Сталин – горец, а горцы, как правило, не плавают. А Киров любил плавать, хорошо плавал так называемыми саженками. Киров почти каждый день ходил к морю, Сталин его сопровождал, сидел на берегу и ждал, пока Киров искупается.
Корр.: Вы сами там плавали?
А.С.:
Конечно, плавали. Моя мать ещё году в 1925-26 поехала с нами в Крым, учила там плавать таких карапузов маленьких. Мы пузыри пускали и всё такое. Мать учила и в какой-то мере выучила. Причём с нами был тогда ещё один мальчик, Женя Курский, так он, если его оттаскивали от берега, визжал и греб к берегу, а нас с Василием надо было ловить, потому что мы пытались плыть от берега, на глубину. В этом в какой-то мере и характер проявляется, конечно.Корр.: На юге Сталин тоже ходил в сапогах?
А.С.: Да, как правило. Сапоги были мягкие, шевровые, не широкие. Надо сказать, всё, во что Сталин был одет, было красиво. Сапоги были красивы. Мне одни пришлось донашивать. А когда началась война, я отправился на войну в яловых сапогах, они были там самой удобной обувью. А сталинские сапоги отдал уборщице с фабрики, где директором была моя мать. Считал, что мне они на войне не нужны, а людям пригодятся в сложное военное время. Конечно, сейчас я бы сохранил их – это же реликвия. Но вещи для нас мало значили. Не было в нас мещанства, да и сознания того, что на твоих глазах происходит история, не было. Были у меня и его носки. Тоже не сохранились. Тогда вещи играли только практическую роль. А как реликвии мы их не воспринимали. На даче он ходил обычно в светлом полотняном костюме из «коломенки». Это материал такой, самое простое полотно, пересечение самое простое, один из способов выделки материала.
Корр.: Одежду сам он себе подбирал, покупал в магазине?
А.С.: Сапоги не знаю, где он заказывал или покупал, а костюмы ему шил Абрам Исаевич Легнер. Женщин из Политбюро обшивала в мастерской Легнера Нина Павловна Гупало. Это мать Аджубея. И Аджубей, собственно, стал Аджубеем как сын Нины Павловны Гупало. Через неё он познакомился с семьей Хрущёва и другими. Нина Павловна была мастером высочайшего класса, поэтому Легнер, сам великий мастер, держал её у себя как дамскую закройщицу, и когда Нина Павловна болела или была в отпуске, Легнер не принимал дамские заказы. Легнер был очень уважаемым человеком, хотя сам кроил, то есть был портным, пусть и имел звание полковника НКВД, был начальником мастерской, его туда привело его высочайшее мастерство.
Кстати, у Сталина была такая особенность. Были вопросы, в которых он считал себя достаточно компетентным и решал. Но откуда Сталин всё знает, Сталин всё может сделать лучше всех? А он всегда с помощью своих помощников, своим чутьём находил великих мастеров, которые являлись его советниками, хотя официально не было такой должности. Так, по вопросам пошива и портновского дела его консультировал Абрам Исаевич Легнер. По вопросам архитектуры, к примеру, – знаменитый архитектор Желтовский. В военном деле для него авторитетом был Борис Михайлович Шапошников, маршал впоследствии. Кстати, Сталин к людям обращался обычно по фамилии. А если очень уважал, – по имени отчеству. К Шапошникову – Борис Михайлович, к Легнеру – Абрам Исаевич.
Корр.: А к своему близкому другу Кирову?
А.С.: «Дорогой товарищ Киров».
Корр.: А Киров к нему?
А.С.: «Великий вождь». Конечно, это ирония была, ну, а на официальном уровне – товарищ Сталин, товарищ Киров. Киров понимал свою роль, свою близость душевную, и в личных отношениях у них не было никакой официальности. Только протокольная была официальность, там, конечно, не допускалось никакого панибратства. А в жизни, в личном общении, можно было что угодно рассказывать, как угодно подтрунивать над некоторыми качествами, все это было именно чисто дружеское.