Беседы о вирусах

Именно поэтому фирма Ледерле пригласила его в 1942 году на работу и считала большой честью, когда Кокс дал согласие. В последующие годы он приобрел международную известность благодаря блестящей раз­работке новых вакцин против бешенства, против холеры свиней, чумы собак, гепатита собак и чумы кур. В тече­ние десяти лет он создал группу высококвалифициро­ванных исследователей.

X. Копровский был на десять лет моложе Кокса. Не­задолго до начала второй мировой войны он окончил медицинский институт в Варшаве и одновременно с ним консерваторию. Вынужденный эмигрировать после окку­пации Польши фашистами, он работал в различных странах, в частности в одном из крупнейших микробио­логических центров мира — в Листеровском институте в Лондоне, а затем в Южной Америке, в Бразилии, стал известным специалистом по вирусу желтой лихо­радки.

Во время своих путешествий Копровский изучил не­сколько языков и свободно говорил не только по-англий­ски, но и по-испански и по-португальски. Он был очень начитан и информирован практически по всем вопросам. Ученому исполнилось 28 лет, когда в 1944 году Кокс пригласил его стать своим заместителем в отделе виру­сологии.

Если Г. Кокс был застенчивым человеком, то X. Ко­провский прекрасно выступал перед любой аудиторией. Кокс был богатым человеком и имел огромное ранчо в горах. У Копровского, напротив, был скромный бревен­чатый домик старомодного стиля, где стояло огромное количество книг на различных языках, которые он лю­бил читать и о которых любил разговаривать. Он ездил в подержанной машине и относился с полным безразли­чием к обычаям и требованиям буржуазного общества. Вечерами он любил играть на рояле для своих гостей.

Исследователи начали свою работу над живой вак­циной против полиомиелита еще в 1946 году, за несколь­ко лет до публикаций Эндерса о возможности получать однослойные тканевые культуры и выращивать в них вирусы полиомиелита. Хотя Кокс и был директором отде­ла вирусов и наиболее активным создателем проекта, вся основная работа легла на Копровского, который взялся за нее с огромной энергией. Самым трудным бы­ло, конечно, получение достаточно аттенуированных (то есть ослабленных) живых штаммов вируса полиомие­лита.

К сожалению, в биологии и, в частности, в медицине весьма трудно определить границы безвредности, в пре­делах которых можно использовать многочисленные лекарственные препараты. Лекарство может оказывать влияние на болезнь, но в то же время вызывать вредные побочные эффекты. Когда исследователь пытается ослабить препарат и сделать его абсолютно безвредным, то рискует лишить его активности. Лекарство не будет давать побочных эффектов, но не сможет и лечить че­ловека.

В отношении живой вакцины также существует риск чрезмерного ослабления уличного возбудителя, над ко­торым работает исследователь, снижая его болезнетвор­ные свойства. Сохранив способность размножаться в человеческом организме, вирус потеряет способность стимулировать образование антител, вырабатывать им­мунитет. Если из такого штамма приготовить вакцину, она будет совершенно безвредна, но одновременно и со­вершенно бесполезна.

Существование трех типов вируса полиомиелита, для каждого из которых следовало добиться гарантирован­ного ослабления болезнетворных качеств, делало проб­лему конструирования живой вакцины в три раза более трудной. Фактически нужно было создать вакцины как бы против трех различных заболеваний.

Риск был огромен, а труд несравним с трудом при создании любых инактивированных вакцинных препара­тов. Достаточно взять необходимую концентрацию фор­малина, чтобы обезвредить друг за другом все три типа вируса. После этого вакцина практически готова: нуж­но лишь убрать из нее формалин, что является чисто техническим вопросом, не представляющим большого труда.

Иное дело добиться ослабления уличного вируса. Выступая в Ленинграде во время одного из своих при­ездов в Советский Союз, Копровский привел такое срав­нение: «Труд по созданию убитой вакцины нельзя со­поставить с трудом, затрачиваемым на ослабление живого вируса и превращение его в вакцинный штамм, так же как нельзя сопоставить труд, который требуется, чтобы убить корову на бойне или же вырастить из ново­рожденного теленка взрослое животное». Ведь каждый тип вируса и даже каждый штамм внутри каждого типа ведут себя совершенно различно в искусственных усло­виях, когда исследователь пытается их выращивать в организме животного или на культурах ткани.

Самым ответственным разделом этой работы была правильная оценка допустимого ослабления создаваемо­го вакцинного вируса. Единственной пробой, которая существовала в то время, была так называемая проба на нейровирулентность вируса для обезьян макака-ре­зус. Для этого вирус вводили шприцем непосредствен­но в ткань спинного мозга обезьяны.

Через несколько дней, когда вирус размножится, обезьяну умертвляли, делали тонкие срезы тканей спин­ного мозга, красили их и рассматривали под микроско­пом. Если вирус вызывал поражение нервных клеток, он был непригоден для вакцины, поскольку возникала опасность развития сходных изменений и у прививаемых людей. Если же вирус утрачивал способность поражать клетки спинного мозга обезьяны, это позволяло предпо­ложить, что он будет безвредным и для человека: ведь все предыдущие наблюдения свидетельствовали, что че­ловек менее восприимчив к вирусу полиомиелита, чем обезьяна.

Если бы такие же контрольные пробы предложили ставить физикам и химикам, они бы посмеялись и соч­ли предложение шуткой, учитывая абсолютную неточ­ность, ненадежность биологической пробы, основанной •на целом ряде весьма сомнительных заключений.

Действительно, где гарантия, что обезьяны реагиру­ют на вирус полиомиелита обязательно таким же обра­зом, как и человек. Кроме того, людям вирус вводят не путем инъекции непосредственно в мозг, а через рот. Если такой вирус и попадает в мозг, то лишь после дол­гого пути через клетки кишечника, лимфатические же­лезы и кровь. За это время вирус может повести себя совершенно по-иному, чем вирус, поступивший непосред­ственно в мозг. Кроме того, материал, вводимый обезья­нам, был в значительной мере загрязнен тканями, на которых выращивали вирус, и культуральной средой, в которой его растворяли. Но более точной пробы не су­ществовало, и биологи вынуждены были пользоваться этим методом.

Копровский начал свои исследования с вируса по­лиомиелита второго типа, который чаще всего вызывал заболевания у американских детей. Сначала вирус адап­тировали к организму обезьян. Затем, чтобы ослабить, стали пересевать через мозг хлопковых крыс, перевивая его от одного животного к другому. Эта работа продол­жалась несколько лет, пока в 1950 году вирусы не стали абсолютно безвредными для обезьян при непосредствен­ном введении в мозг. В то же время при вве­дении через рот вирус сохранил способность вызывать образование антител. Именно на этом этапе Копров­ский дал вирус шимпанзе и обнаружил прекрасный при­рост антител.

Когда вакцинные штаммы были готовы, встал вопрос об испытании. Животные не являются моделью, в доста­точной мере сходной с человеком. А макаки вообще не­восприимчивы к вирусу полиомиелита, если его вводят через рот. Таким образом, оставался единственный путь: испытать аттенуированную вакцину на людях.

Обычно в лабораториях первыми принимают создан­ную вакцину сами экспериментаторы — такой путь вы­зывает уважение у всех. Если требуется большее число людей, автор вакцины уговаривает принять участие в опыте своих коллег по лаборатории: ведь эти люди пол­ностью сознают риск, на который идут.

Копровский принял вакцину сам и дал ее несколь­ким сотрудникам, включая Кокса. У них не развилось никаких побочных эффектов, а антитела к вирусу по­лиомиелита второго типа вырабатывались в достаточно высокой концентрации.

Этот опыт был поистине историческим. После откры­тия страшного вируса полиомиелита прошло 40 лет. И вот в январе 1950 года первые люди добровольно со­гласились проглотить живой вирус, чтобы выработать у себя иммунитет, рискуя при этом заболеть.

После удачного завершения испытаний Копровский окончательно уверовал в возможность создания живой ослабленной вакцины. Он знал, что теперь это лишь вопрос времени.