Бешеная стая

– Вы построили гараж на месте старого? – спросил я, когда тропинка вывела нас к гаражу.

Новый, модерновый – он мне понравился. Из силикатного кирпича, он был облагорожен облицовочным. Над его черепичной крышей высилась труба вытяжки. Его высокие и узкие окна светились изнутри современным голубоватым светом. Его вытяжные ворота могли приманить машину самого желанного класса.

– Я хотел снести даже фундамент, но прораб отговорил меня. Так что новые стены покоятся на старой основе.

– В строительстве гаража была какая-то необходимость?

– Была, – отрезал генерал. – Следуя твоей логике, мне следовало оставить на месте головешки?

– Я этого не говорил.

– Ты плохо слушаешь. Я говорил о твоей чертовой логике, а не о том, как открывается и закрывается твой рот!

Приказчиков чуть поостыл и продолжил:

– Ты просмотрел все кассеты?

– Осталась одна.

Мне не были интересны подробности второго, третьего ограблений бандой «Бешеные псы», меня притягивали размышления Блондина. И я вдруг понял, что на всех кассетах одно и то же – покаяние. Родион исповедовался совершенно незнакомому человеку, как если бы знал, что получит отпущение грехов. Но еще не родился тот священник, который снял бы груз с его души. Чем больше я смотрел на глумливые откровения генеральского сына, тем больше пропитывалось мое сердце ненавистью к нему и тем отморозкам, которые называли себя «бешеными псами». Они тоже поверили в безнаказанность как в бессмертие. Эта вера придавала им сил и толкала на новые, более жестокие преступления. И дело не в том, были ли бандиты мотивированы, дело заключалось в их боевом потенциале. И я все больше проникался трогательными чувствами к генералу: эти ублюдки не заслуживали нашего гуманного суда. Они заслуживали только одного – смерти. Генерал считал себя ответственным за тех, кто стали жертвами «Бешеных псов». На эти мучения его обрек тот, кого он на протяжении четверти века называл сыном.

Розовый не хотел терять лидерства. Только мне было непонятно – он что, забыл о нашей договоренности: если мы не будем держаться вместе, парой, мы не удержим организацию? Он ждал подвоха с моей стороны, и по той причине, что он засомневался во мне, как в надежном партнере, мне следовало предпринять какие-то шаги. Но если я свалю Розового, организация развалится: в одиночку я не смогу удержать бескомпромиссных и дерзких ее членов. Это значило, что Розовый выше, авторитетнее меня, и это он радел за сохранение банды и ради этого был готов пожертвовать даже мной. Сомнения и подозрительность овладели им – я это видел. Я был опаснее любого, того же Синего или Оранжевого. Они порвут меня, если мы с Розовым покажем друг на друга и одновременно выкрикнем: «Взять его!» Откровенный разговор вскрывал назревавший конфликт, даже если бы я развел руки в стороны и признал: «Ты важнее». Причем – с поддельными чувствами. Значит, дело во мне. Я не часто вспоминал подарок Розового – официантку из «13 стульев». В то время он ценил нашу дружбу, и в его искренности я усомниться не мог: только искренний человек мог пойти на жертву. За два года наша дружба поистаскалась, поистерлась. Наше братство расширилось, и чувства наши разбежались к периферии, как круги на воде от брошенного камешка…»

Я дважды пересмотрел этот фрагмент и засомневался в искренности Блондина: уж как-то путано, неубедительно говорил он. Скорее его монолог доказывал обратное: он хотел подмять банду под себя, убрав Розового. Он вошел в замкнутый круг. Пожалуй, правда заключалась в его одной-единственной фразе: «Если мы с Розовым покажем друг на друга и одновременно выкрикнем: «Взять его!» – они порвут меня». Это его опасение можно было принять как истину, уже больно сильно она прозвучала.

Глава 7 «Клуб 27»

Я разогрел подготовленную мною ситуацию до необходимой температуры и не стал терять времени. Мой ход был прост: я не мог сколько-нибудь эффективно и с пользой для дела завести разговор о пропавшей официантке с завсегдатаями «13 стульев». А вот когда труп Ольги Губайдуллиной был обнаружен, то тема ее исчезновения стала такой же актуальной и острой, как и тема ее обнаружения, а все это вместе переименовано в убийство с особой жестокостью. Сейчас в «13 стульях» все разговоры на эту тему. Кто-то наверняка вспомнит какие-то детали, которым раньше не придал значения. И мне нужно было слушать и слушать, задавать вопросы, уточнять детали. Лучшего времени и условий для этого нет и не будет. Я был автором этих обстоятельств, что не могло не радовать меня.

Все стулья (на самом деле их было на порядок больше) в баре были заняты. Я едва нашел местечко за пошарканной стойкой и заказал водки. Я был абсолютно трезв, чтобы с первого глотка определить, что водка, которую мне подал официант, хорошего качества. Возможно, когда я захмелею, он подсунет мне паленки. Я не сразу обратил внимание на портрет симпатичной, лет двадцати семи, женщины; в траурной рамке, он затерялся среди винных бутылок. Привлекая внимание соседа, я поднял рюмку и, глядя на портрет, только что не пустил слезу…

Сосед присоединился к моему тосту, перехватив мой взгляд, хлебнул пива из своего стакана.

– Душевный был человек, – сказал я. – Одна беда: курить в баре не разрешала. Только щелкнешь зажигалкой, она сразу в крик: «Курить выходим на улицу!»

– Надо же! – сосед удивленно уставился на меня. – Я и забыл про это. Сейчас-то видишь, курить можно, – он кивнул головой в никуда, – вентиляцию поставили. Да, гоняла она нас будь здоров. Вижу, ты частенько тут приземлялся.

– А то! У меня количество взлетов и приземлений совпадают.

Я положил перед ним фотографию Блондина.

– Видел этого человека раньше?

Он помотал головой, даже не посмотрев на снимок.

– Я же не просто так спрашиваю. Ответь, если можешь. Нет – дело твое. Ей от этого хуже не станет, понимаешь?

– А мне? – он покачал головой. – Пойду-ка я лучше отсюда.

– Что, не взглянешь?

– Нет.

Я не стал показывать снимок Блондина официанту: если стаж его работы в баре больше двух лет, в ту смену он не работал: два официанта в крошечном баре для хозяина – непозволительная роскошь. Мне важно было найти свидетеля, который опознал бы Блондина, а потом и Розового, и только потом переключаться на день похищения Ольги Губайдуллиной, когда Розовый действовал в одиночку.

Я отдавал себе отчет в том, что половина завсегдатаев этого бара откажется взглянуть на снимок Блондина из-за боязни, вызванной жуткими подробностями убийства официантки. Другая половина так или иначе не останется безучастной. А что такое пятьдесят процентов в сыскной деятельности, и ежу понятно. Порой один шанс из тысячи оказывается победным.

Лет двадцати с небольшим парень, стриженный наголо, услышал наш разговор и подсел ко мне.

– Дай-ка взглянуть, брат.

– Смотри.

Он долго всматривался в снимок, потом покачал головой:

– Нет, ни разу не видел его здесь. Он не местный, это точно. Он, что, причастен к убийству Ольги?

– Он – единственная зацепка, – ответил я честно.

– Дай мне фото. Я покажу его знакомым во-он за тем столиком, – показал он рукой.

Он вернулся через пару минут: никто из его знакомых Блондина здесь не видел.

Я поблагодарил его кивком головы.

Мне пришлось сунуть прутик в осиное гнездо… Кто знает, может быть, среди трех десятков посетителей есть один, которого я ищу. А почему бы сюда не прийти… нет, не Розовому, который нарисовался здесь дважды и его могли опознать, а кому-нибудь из банды, прослышавшей, что кто-то копает под них из этого места? «Пес» коротает время за кружкой пива и прислушивается к разговорам в баре. И буквально в эту минуту меня осенило: а ведь убийство Губайдуллиной могло остаться тайной двоих. Действительно, зачем Розовому и Блондину трубить о своем первом преступлении, ведь каждое преступление – нить, ведущая к банде. За одним признанием потянутся вопросы: что еще вы утаили от нас, какие еще сюрпризы нам ожидать? Не здесь ли кроются корни конфликта между Розовым и Блондином? Эта мысль не была лишена оснований, и мне стоило над ней подумать.

Мой телефон пискнул принятым сообщением. Проныра сообщал мне, что где-то на западе Москвы произошло вооруженное ограбление двух подростков, грабители забрали у них сотовые телефоны, мелочь… Я хмыкнул. Проныра в одностороннем порядке расширил мой список интересов, и его сообщения стали попросту спамом. Надо бы отписаться от рассылки, подумал я, иначе он наберет обороты и завалит меня криминальной хроникой. Не пройдет и часа, как Проныра сбросит сообщение о том, что на детской площадке голодный бомж отобрал у ребенка бутерброд.